Моя Шамбала (СИ)

- Погоди, Кум, - Орех обнял Кума за плечи и с силой подтолкнул к двери.

- Надо б выпить! - сказал Кум уже на улице, возбуж-денный.

- Говорил, давай возьмем по сто пятьдесят, - напомнил Орех.

- Можно бутылку взять. Магазин напротив сквера Ге-роев. Все равно в ту сторону идем, - посоветовал Мирон. - А выпить в сквере можно.

- В сквере нельзя, лягавые ходят. В вытрезвитель по-падем. Выпьем во дворе пятиэтажки, - сказал осторожный Орех.

Пили из горла, закусывали огурцом, который им вы-ловили из бочки в магазине. Мирон сильно захмелел и все порывался идти к Верке, официантке привокзальной сто-ловой, на другой конец города.

- Все, Кум, допиваем и пойдем, - сказал Орех. - Мирона надо до дома проводить.

Орех тоже захмелел и говорил медленнее обычного, тщательно подбирая слова, но на ногах держался твердо. Кума, казалось, водка не брала, но он был не в духе, - гово-рил мало и больше слушал, но Орех этого не заметил.

- Я матери хотел пряников купить, - сказал Кум. - Вы идите, я догоню.

- Да ладно, сам доведу, не суетись. Все равно по домам расходимся. Мы сейчас по Дзержинской, там рядом. Ты да-вай через дворы, - решил Орех.

- Ну, гут! Тогда до завтра! Они обнялись и разошлись...

Удар был страшным. Кум, как оглушенный на бойне бык, упал на колени и сделал попытку подняться, но тело не подчинилось, будто многопудовая плита придавила его и гнула к земле, а земля уходила из-под ног и вдруг стала с бешеной скоростью вращаться, меняясь местом с небом, по-том все слилось в один сплошной круг, который стал быст-ро уменьшаться, превращаясь в черную точку. Сознание померкло, и он распластался на снегу темного полупроход-ного двора, рассыпая розовые пряники и окрашивая снег кровью, не дойдя двух шагов до невысокого кирпичного за-бора, через который он собирался перемахнуть легким ко-шачьим касанием, чтобы через минуту быть дома.

- Готов! - сказал мужик в фуфайке, склонившись над Кумом.

- Ну вот, а говорили, здоровый! - другой, в полупальто с кроличьим воротником, сплюнул сквозь зубы:

- Мотаем отсюда.

И они растворились во тьме двора.

Когда его нашли утром в луже крови, он еще был жив и что-то пытался сказать, но только пошевелил губами. Врач, осмотрев рану на голове пострадавшего, безнадежно махнул рукой. Рану, как могли, обработали, перевязали, и Кума отвезли в палату. К вечеру Кум впал в кому, а ночью умер, не приходя в сознание...

- Да ничего подобного, - кричал Семен Письман. - Их было человек десять. И они ничего не могли с ним сделать. Если бы сзади не стукнули ломом по голове, он бы их по-убивал там.

- Откуда лом-то? - усмехнулся Мухомеджан. - Кто с собой лом на такое дело берет? Там невдалеке обрезок тру-бы нашли.

- Не, огольцы, - сказал Пахом, - не так все было. В кафе на них задрались курские. Курских было человек шесть. Орех, Кум и Мирон отметелили их, дай боже. Тогда курские послали кого-то выследить Кума. Наши, ничего не подозре-вая, шли себе своей дорогой и не видели, что за ними кто-то следит. Тот, кто следил, дождался, когда Кум останется один, и сзади ударил по голове.

- Откуда же курские знали, что Кум останется один? - заметил Самуил. - Они же втроем шли. А Орех с Кумом и живут рядом.

- А они и не знали, - вмешался Мухомеджан. - Кто ос-тался, того и грохнули.

- Как же теперь Орех с Мироном против шпаны? - ска-зал, ни к кому не обращаясь, Пахом.

- Орех летом вообще один останется, - заметил Мотя-старший. - Мирон, вроде, в мореходку собирается.

- Если доживет до лета, - мрачно буркнул Пахом.

- Вчера мне Мишка Горлин, сосед Ореха, сказал, что они вместе решили в мореходку ехать. А если кто не посту-пит, вместе в Армию пойдут, - сообщил новость Мухомед-жан.

- Ореха в армию не возьмут, у него бронь, он же на оборонном заводе работает.

- Бронь на мирное время не распространяется. Все равно в армию идти, позже - хуже. А Орех уже давно дол-жен был служить, - объяснил Самуил. - У Ореха мать одна останется, он единственный кормилец.

- Кум тоже единственным кормильцем был, - поста-вил точку в этом невеселом разговоре Самуил, и мы разо-шлись, похоронив самую яркую легенду наших дворов и нашей юности.

Глава 23

Запах весны. Подарок к 8 Марта. Индивидуалист Себеляев. Ворованные деньги. Позор.

В последний день зимы погода стояла весенняя. Люди, отвыкшие за зиму от солнца, жмурились от нестерпимо яр-кого света и улыбались. Хотелось снять шапку и варежки. Но солнце еще только примерялось, и его холодные лучи не грели, хотя мягкий, податливый снег уже не скрипел под ногами, а с крыш капали капели, и с грохотом рушились со-сульки. На ум ничего не шло. Хотелось на улицу, и ученики все чаще смотрели не на доску, а на окна, за которыми, не торопясь, шли люди в пальто нараспашку и вдыхали через форточку сводящий с ума запах весны, по лошадиному раз-дувая ноздри.

- Пацаны! Зою будем с Восьмым Марта поздравлять? - спросил староста Женька Богданов.

- Будем, - вяло вразнобой ответили пацаны.

- Хер ей! - сказал зло Себеляев. - Она мне двойку хо-чет в четверти поставить.

- Она ничего не хочет, Себеляй. Это ты хочешь, чтобы она тебе эту двойку поставила, если тебе лень три парагра-фа вызубрить, - возмутился Богдан.

- Мне что? Я как все, - буркнул обиженный Себеляев.

- По сколько? - спросил Валька Климов.

- Ну, кто сколько может. А вообще, нужно бы рублей пятьдесят набрать.

На следующий день почти все принесли деньги. Пяти-десяти рублей не набралось. Но тут Себеляев вынул из кар-мана своих заляпанных чернилами штанов три скомканные тридцатки и положил одну в общую кучу.

- А это я отдельно подарок куплю, - сказал важный как индюк Себеляев, запихивая остальные деньги назад в кар-ман. Мы обалдело смотрели на Себеляя.

- Ни хрена себе! - присвистнул Пахом. - Откуда у тебя столько?

- Нашел, - усмехнулся Себеляев.

Никто, конечно, не поверил, но голову ломать, откуда у Себеляя деньги, не стали.

После уроков ватагой пошли покупать подарок. До хрипоты спорили, вызывая улыбки покупателей и раздра-жение продавцов. А кончилось тем, что купили большую подарочную коробку печенья. Женька Богданов расстроил-ся и мрачно сказал:

- Придурки. На женский день дарить жратву! Давайте тогда еще хоть цветы купим.

С этим все согласились. Деньги еще оставались, и их отдали Женьке, чтобы он потом купил цветы.

Поздравляли учителей торжественно. Валька Нефедов написал на большом листе поздравление и нарисовал ми-мозы. Настроены все были настолько празднично, что на первом же уроке поздравили с Восьмым Марта вернувшего-ся в школу Филина, на что Филин сказал, безнадежно мах-нув рукой:

- Сядь Нефедов и придумай что-нибудь поумней... Иди-ка лучше к доске и напиши решение домашней задачи.

А потом Филин старался сделать все, чтобы сбить нашу праздничную дурь, и гонял нас к доске, заставляя решать идиотские примеры. Двойки, правда, ни одной не поставил.

Перед уроком литературы мы положили на учитель-ский стол коробку печенья, перевязанную ленточкой, и нарциссы, за которыми Женька Богданов ходил на базар.

Себеляев принес шикарный флакон духов. На матовой ледяной глыбе из стекла стоял белый медведь, выполняю-щий роль пробки.

- Себеляй, - оказал Пахом, - клади на стол вместе со всеми.

- Не, я отдельно, - упрямо мотнул головой Себеляев. - Я от себя.

- Думаешь, двойку не поставит? - ехидно засмеялся Аникеев. - Поставит, еще как.

- Жаль, что ты не комсомолец, - вяло подал голос Третьяков.

Себеляй промолчал. Вошла улыбающаяся Зоя. Она подошла к столу и всплеснула руками:

- Это мне? Ой, зачем?

Она как девочка зарделась. Богданов встал и выучено поздравил Зою от класса:

- Дорогая, Зоя Николаевна, поздравляем Вас с жен-ским днем Восьмое Марта, желаем успехов в труде и сча-стья в личной жизни.