Привычка выживать (СИ)

- Что тут вообще творится?! – рычит на ухо Пита, которого выволок на балкон прямо из студии, вместе с баночкой краски в одной руке и кистью – в другой. – Что ты творишь?! – сбавляет тон, натыкаясь на невинный взгляд творческого человека.

Он и прежде был против уроков рисования, бесед с Каролиной Сноу, проведения нового шоу, общения с министром связи, у которого от встречи к встрече глаза делаются все более хитрыми. Он был заранее против всего, чтобы тут, в конечном счете, не происходило. Пит не может ответить ни на один его вопрос, а только хлопает глазами и рассматривает свою кисть. Эбернети покидает его с громогласной фразой о том, что всех их здесь казнят, расстреляют, расчленят и заклеймят позором в произвольной последовательности, как сумасшедших и политических преступников, которые даже не прячутся.

В таком настроении он сталкивается с Китнисс, изрядно похорошевшей после сеанса массажа и некоторых косметических процедур.

- Ты, - тыкает пальцем в девушку, будто не злится на нее за их последний разговор, в котором был справедливо обвинен во всех смертных грехах, - ты, - повторяет еще более грозно и выдыхает. – Уверен, что ты обо всем этом знаешь даже меньше меня, - добавляет с абсурдным удовлетворением и выглядит как человек, с плеч которого только что упал Эверест.

Китнисс тоже невинно хлопает глазами и хочет сказать какую-нибудь жестокую гадость, но не успевает. Разогретый успехом и парами не выветрившегося коньяка, Хеймитч вприпрыжку бежит к лифту, чтобы начать план по осаде Бити, который знает гораздо больше всех остальных и может что-либо прояснить в происходящем. План ему не то, чтобы удается, но с Бити они и раньше находили общий язык. Особенно, с помощью коньяка. Китнисс морщится и продолжает свой прерванный путь, думая о том, что их всех здесь расстреляют, казнят, заклеймят позором в произвольной последовательности, потому что так жить нельзя, так вести себя нельзя, и во всем этом абсурде лучше не участвовать.

Она просит у тренера новый уровень нагрузок, хотя все тело ломит и с трудом приноравливается к нагрузкам изначального уровня. Она добивается своего, и стоит ей только появиться в секции с холодным оружием, как рядом оказывается Энорабия.

- А как же это твое «я никогда больше не возьму в руки лук»? – спрашивает язвительно, выбирая себе меч потяжелее.

- У меня память хуже, чем у тебя, - огрызается Китнисс и узнает, что прежние правила в новом центре не действуют.

Им всем можно тренироваться друг с другом, будь то метание ножей или спарринг. В соседней секции, к примеру, Джоанна пытается положить на лопатки Хеймитча, но Хеймитч крепко стоит на ногах, и, кажется, прикупил себе неплохие бируши, чтобы не обращать внимания на словесные атаки Мейсон.

- Не испугаешься, Сойка, старой соперницы? – интересуется Энорабия с явным вызовом.

И Китнисс этот вызов принимает.

Ей сложно держать в руках меч, но ей известны почти все движения. Тренер, зорко наблюдающий за тем, чтобы случайно не совершилось смертоубийство, показывает основные приемы, и Энорабия игнорирует его объяснения с презрительным видом, все больше вертя головой по сторонам в поисках Каролины, которая оказывается возле Пита. Профессионалка поджимает губы, и позволяет Китнисс первой нанести удар, который с легкостью отбивает. Меч бутафорский, не столь тяжелый и сделан из неизвестного Китнисс металла, но лязг получается отменным. Хотя само сражение оказывается весьма скучным – клинки скрещиваются с неприятным звуком, каждая из дерущихся кое-как выворачивается, вновь наносит удар. Ничего смертельного, даже со стороны Энорабии, которая вообще, кажется, больше погружена в свои мысли, и Китнисс развлекает себя отрывистыми мыслями вроде «а сейчас я попробую отрубить ей лодыжку». Краем уха она слышит смех Каролины, оступается, и, разумеется, проигрывает. Подобных ошибок Энорабия не прощает, и в назидание, с адским огоньком в глазах, почти касается острием своего меча беззащитной шеи Сойки.

- Ты же в курсе, кто она такая? – спрашивает тихо, и наклоняется, чтобы поднять меч Китнисс. – Она – внучка того человека, который убил все, что тебе дорого. Кровь гуще воды, Китнисс, не забывай этого.

Китнисс фыркает и неуверенно поднимается на ноги.

- Эй, женишок, - кричит между тем профессионалка, - спорим, я опять тебя сделаю?

Пит морщится и не спорит, но вызов принимает, не обращая внимания на ставки, которые делают между собой Хеймитч и Джоанна. Оба ставят на Энорабию, и спорт касается лишь времени, которое Пит сумеет продержаться. Друзья, называется.

Китнисс не интересен бой, и она по логике занимает место Пита рядом с Каролиной, при взгляде на которую сложно сказать, умеет ли она искренне смеяться. Китнисс смотрит на нее, не думая, как это наблюдение выглядит со стороны, и Каролина не выдерживает первой. Зло интересуется, что не так.

- Волосы, - говорит Китнисс с неуверенной улыбкой. – Они всегда убраны так небрежно.

- Ты видишь, в чем хороша моя нянька? – мрачно спрашивает Каролина. Энорабия в секции похожа на демона, у которого на обед будет разрезанный пополам Пит Мелларк.

- Давай, я заплету, - Китнисс не спрашивает разрешения, и прикасается к волосам девочки с каким-то благоговением. Каролина не напоминает ей Прим; от Каролины даже пахнет иначе, и волосы у нее жестче, хотя их легче убирать в косу. Прядь за прядью, мгновение за мгновением. Настороженность Каролины постепенно сходит на нет, плечи ее расслабляются, она покорно стоит и ожидает уже не окончания незнакомой пытки, а просто ждет, что получится в результате. Китнисс предельно сосредоточена; пальцы слушаются ее не так хорошо, как прежде – она давно не убирала чужие волосы в такие витиеватые изящные косы, но давно мечтала об этом. В ее иллюзорном мире у дочки были длинные волосы, но предпочитала малявка почему-то только высокие хвосты, которые были и неудобны, и непрактичны. А здесь – настоящая аккуратная девчачья прическа.

- Красиво, - одобряет Каролина, рассматривая себя в отражениях панелей.

- Да, тебе очень идет, - говорит Китнисс, и привычным жестом поправляет сбившийся воротник блузы, чтобы убраться из Тренировочного Центра в душ, не оглядываясь на всех, кто ведет себя привычно тихо.

Зазевавшаяся Энорабия оказывается «убита» прямым ударом меча в сердце. Спорщики надуваются друг на друга за свою не прозорливость, но не предъявляют к Питу никаких претензий, и терпеливо ждут, когда Каролина вместе с убитой няней последует за Китнисс. Джоанна подает голос первой.

- И мы опять не будет обсуждать все новые странности Эвердин?! – в голосе ее слышится неподдельное возмущение.

- Нет, - Пит качает головой.

- Нет, - Хеймитч потягивается и зевает. – Я с тобой вообще больше ничего обсуждать не буду. Ты все равно все ему пересказываешь, - заявляет с дикой обидой.

- Ну и черт с вами, - фыркает Джоанна, зло зыкает на одного из оставшихся тренеров. – Когда там из своих лабораторий возвращается Вольт? – спрашивает с независимым видом.

- И не мечтай, - отрезает Хеймитч. – Вольт тоже не станет обсуждать с тобой странности Китнисс Эвердин. У нас у всех негласное правило: не обсуждать Китнисс Эвердин.

- Ты злишься на Вольта за то, что он пьет с тобой, но не обсуждает что-то еще. Что-то, что тебя очень мучает, - Джоанна вздыхает, тоже расслабленно потягивается, и привычно начинает раздеваться, не дожидаясь, когда зайдет в женскую раздевалку. – Разве я не права? Ты его обхаживаешь, как жених невесту до свадьбы, - и скалится.

Хеймитч не возражает. Хотя бы потому, что Хеймитч – истинный джентльмен, и не может возражать полуобнаженной женщине. И потому, что для возражения требуется зрительный контакт, а его не так-то просто установить, когда у тебя перед глазами находится нечто гораздо более интересное.

- Ты что, вообще не ревнуешь? – зло интересуется одураченный Эбернети уже после расставания с прелестями Джоанны.

- Если я начну ее ревновать, она вообще с катушек съедет, - отзывается равнодушно Пит. С этим весомым доводом никто спорить не будет. Но Хеймитч не хочет спорить. У него есть другие поводы для разговора.