Неправильный Дойл

Фини и бармен переглянулись.

– И как же ты собираешься доставить сюда этого ублюдка? – спросил Фини.

– Вежливо попрошу.

4

Темнокожий дежурный у бархатного каната, сверяющий имена со списком, был настоящим верзилой – выше шести с половиной футов и примерно такой же ширины, причем это был не жир, а одни мускулы. Наверху этой груды, словно грейпфрут на метеозонде, пристроилась маленькая голова.

– Дай-ка догадаюсь, – сказал Дойл. – У тебя, наверное, кличка – Крошка.

Здоровяк шутку проигнорировал.

– Ваше имя.

– Дойл.

Здоровяк пробежал глазами список на планшете с зажимом, который держал в руке.

– Вы уже один раз проходили, мистер Дойл, – сказал он. – Я поставил крестик возле вашей фамилии.

– Так я снова захожу, – сказал Дойл.

Здоровяк попросил удостоверение, и Дойл достал просроченные испанские водительские права, где значился его адрес: Калле Меркадо, Малага. Здоровяк просмотрел каждую буковку.

– Вы мексиканец или вроде того? – спросил он, возвращая права.

– Вроде того.

– Должен предупредить вас, что там большинство за Флеминга. Маркус – наш парень. Постарайтесь не нарваться на неприятности.

– Понятно, – сказал Дойл, – спасибо за совет.

Он обогнул здоровяка, прошел за бархатный канат и заглянул в ложу для особо важных персон. Это оказалась большая комната, в которой одна стена была стеклянной и выходила на стадион. Ринг был далеко внизу, маленький, величиной с почтовую марку. Комната была заполнена зрителями, в основном темнокожими, но, несмотря на то что сказал бармен, Дойл увидел и несколько белых, и ни один из них не был явным ирландцем. Большинство зрителей прижались к стеклу, вперившись в один из экранов, подвешенных под куполом в центре стадиона и образующих куб размером с дом.

Прозвучал гонг, и начался третий раунд разогревающего поединка. Участники – гладкий темнокожий человек по имени Шабаз и бледно-розовый увалень Уилланд – совершенно не соответствовали друг другу. Дойл не особенно разбирался в боях, но мог сказать, что Уилланд, шатающийся, с опухшим лицом, был явно слабее. Шабаз танцевал вокруг него, нанося быстрые удары, управляя схваткой, выжидая, когда тот откроется, и бой будет выигран. Дойл постепенно пробрался в угол у окна, откуда мог лучше разглядеть толпу. Как ему найти Дойла в этом бардаке?

– Единственное, что удается белому, – не упасть, – говорил один из зрителей.

– Смотри, что делает Шаб, – сказал другой.

– Дерьмо, я бы сам мог уделать этого розового сукина сына, – ругнулся третий.

– Твоя мама могла бы уделать этого розового сукина сына, – вставил первый. – Причем держа руки за спиной.

– Посмотрел бы я на это, – сказал кто-то еще, смеясь. Невысокая, привлекательная негритянка в коротком узком платье из переливающейся ткани повернулась к Дойлу. Ростом она едва доходила ему до подбородка, и Дойл поймал себя на том, что смотрит в вырез ее платья, и ему нравится то, что он там видит. У нее была темная гладкая кожа и большие черные глаза лани.

– Что не так с вашими белыми парнями? – жеманно спросила она. – Не могут даже драться прилично.

– Ответ прост, – сказал Дойл. – Мы сдались.

– Рада слышать, что хоть один из вас это признал, – усмехнувшись, сказала шоколадка.

– Как вас зовут? – спросил Дойл.

Но в этот момент из толпы донесся крик, Дойл посмотрел вниз и увидел, что розовый муравей упал. Негритянка пронзительно завизжала и подпрыгнула на фут от земли. Тут же замедленный повтор на экранах показал роковой удар: поперечный, прямо в челюсть. Мышцы Шабаза блестят, изо рта Уилланда вместе с брызгами слюны летит загубник, и вот он падает взмыленной грудой.

– Семь! Восемь! Девять! – Голос рефери рокотал в динамиках. – Десять! – И «Арена солнечного побережья» взорвалась ревом, прокатившимся по всем окрестностям Билокси.

– Индоника Пинкни, – сказала женщина, когда рев затих. – Так меня зовут.

– Индоника, тебе знаком человек по имени Дойл? – спросил Дойл.

Индоника долго и пристально его рассматривала.

– Ты ищешь неприятностей? – наконец спросила она.

– Просто ищу Дойла, – сказал Дойл. – Дело жизни и смерти.

Индоника грустно помотала головой.

– Ты ищешь неприятностей, мистер, это очевидно, – сказал она. – Любой, кто ищет Дойла, ищет неприятностей. Я задам тебе вопрос, и не вздумай лгать мне. Я чувствую, когда люди лгут, у меня дар. Ты хороший или плохой человек? Я не имею в виду «хороший» в смысле «хожу в церковь по воскресеньям», я имею в виду «хороший» в смысле «я не продаю друзей ниггеру за доллар». Понял?

– Я на стороне ангелов, – сказал Дойл со всей искренностью, на какую был способен.

Индоника обдумала это, ее черные глаза сузились. Внизу, на ринге, люди в белых комбинезонах смывали кровь с пола, подготавливая площадку к финальному поединку.

5

VIP-VIP-ложа Грека была маленькой уютной комнатой, смежной с большой, с приглушенным освещением, хорошим кондиционером, стенами, обитыми белой кожей, и мебелью из кожи и хрома. Там тусовалось около пятнадцати человек. Они тихо переговаривались друг с другом, держа в руках коктейли. За стойкой в углу стоял в ожидании сдержанный молодой человек в безупречной рубашке для смокинга. Индоника подошла к бару.

– Дайте мне «Реми Мартен», – сказала она.

На лице молодого человека появилась тусклая улыбка, он налил коньяк со всей серьезностью священника, дающего прихожанам вино во время обедни.

– Он здесь? – прошептал Дойл.

– Тихо! – шикнула на него Индоника.

Она указала в сторону дивана из белой кожи, повернутого к стеклянной стене. Там спиной к бару сидел широкоплечий молодой человек, обнимая двух темнокожих девиц, глядя на отрывки боя Шабаза и Уилланда. Девицы выглядели карикатурно в своих коротких платьях, которые едва держались на их обширной плоти. Дойлу был виден только его затылок. В глубоком кресле рядом с диваном расположился белый мужчина лет шестидесяти. Его седые волосы были стянуты в хвост, обнажая резкие, жесткие, истинно греческие черты лица. Одет он был в шелковую рубашку с ярким рисунком, расстегнутую на увешанной золотыми цепями волосатой груди, – в стиле диско, как двадцать пять лет назад. Очевидно, это и был Грек. Дойл видел таких и раньше – на террасе «Короля Альфонсо», в разгар сезона, с молоденькими девчонками, которые могли сойти за подруг их дочерей. А может, так оно и было. Он был из тех, кого французы называют un numйro, игрок. Они изобилуют на пляжах от Коста-Брава до Лазурного Берега, носят узкие плавки, имеют «феррари» и дорогие сотовые телефоны, обогатившись в сомнительных предприятиях, сумев извлечь выгоду из слабостей одних и пороков других. Но в этом «numйro» было что-то еще, какая-то печаль в глазах, словно он давно понял, что все это – «феррари», быстрые деньги, подружки, едва достигшие половой зрелости, даже эта ложа – ничего не стоит. Зола.

Индоника взяла напиток у бармена.

– Ставрос, – позвала она мужчину в глубоком кресле, – я привела друга.

Ставрос выпрыгнул из кресла, сразу же придя в ярость, и в два длинных прыжка оказался у бара.

– Сколько раз говорить тебе, Индоника, – здесь что-то вроде моего личного кабинета. Общедоступная вечеринка за дверью. Не смей приводить незнакомцев в мой личный кабинет без специального приглашения.

Он грубо схватил Дойла за локоть и подтолкнул к двери:

– Выходи, приятель.

Дойл отдернул локоть.

– Мне нужно поговорить с Дойлом, – сказал он довольно громко, чтобы Дойл услышал.

Грек бросил взгляд на диван. Дойл не пошевелился и не обернулся.

– Он сейчас занят.

– Это очень важ… – начал Дойл, но Грек уперся руками ему в грудь и толкнул. Дойл налетел на стойку бара, стаканы для виски стукнулись друг об друга с хрустальным звоном.

– Эй, Дойл, – позвал Дойл. – Меня прислал О'Мара.

Мужчина на диване заметно напрягся, мышцы на его плечах затвердели. Потом он медленно повернулся.