Неправильный Дойл

Дойл знал где, но промолчал.

– В бетонном бункере, в подвале своего долбаного замка в Делавэре. Другими словами, прямо в собственном чертовом доме. В прежние деньки, когда я был там на подхвате, я часто говорил ему: «Ты должен найти другое место для своего ядовитого газа», но он только смеялся. «Кто посмеет тронуть короля?» – говорил мне заносчивый ублюдок.

Дойл серьезно кивнул.

– Спасибо за информацию.

– Ладно, – сказал Дойл, и они пожали друг другу руки.

С шипением открылись двери, они услышали треск громкоговорителей, из которых неслись срочные, неразборчивые объявления о первых утренних вылетах. В последнюю секунду Дойл остановился и обернулся.

– Кстати, как тебя зовут, братишка? – спросил он. Дойл усмехнулся.

– Дойл, – сказал он. – Тим Дойл.

У ирландца от удивления отвалилась челюсть.

– Что, серьезно?

– Ага, – ответил Дойл.

Дойл иронично хмыкнул:

– Тогда удачи, братишка Дойл.

Потом он повернулся и исчез в ярком свете терминала.

10

Дойл проехал полконтинента, охваченный бешеной яростью, прокручивая в голове все возможности. Он пересекал широкие реки и мелкие ручейки, через которые тем не менее были проложены мосты; краски вокруг становились то бурыми, то зелеными, мелькали города и пригороды, остатки ферм, брошенных частниками, и прекрасно обработанные поля крупных компаний. Он промчался на пределе скорости через три-четыре штата, пока «Блаупункт» терпеливо искал радиостанции, на которых не было бы деревенских трелей или сообщений с ферм. Все на этой дороге было одинаковым: пятна фар и рев проносящихся мимо грузовиков, и внедорожники, и легковушки, и заправки. И однообразные забегаловки из яркого пластика, где продавалась жирная еда, которую американцы предпочитают в дороге.

К девяти утра Дойл устал, ему захотелось почувствовать во рту сладкий вкус бурбона. Позже, проезжая по Теннесси – последнему штату перед домом, – он снова подумал о выпивке, на этот раз с веточкой мяты и льдом, и ощутил смертельную, тупую слабость во всем теле. Последний раз он спал тридцать шесть часов назад на пляже между дюнами и мотелем. Но каким-то образом ему удалось справиться с усталостью, его мысли полетели впереди «мерседеса», и, когда с гор, словно занавес, спустились сумерки, он уже был в Виргинии. Машина ринулась вверх через холмы, потом снова в низину, затем по огромному мосту на полуостров и, наконец, по шоссе 13, неузнанная, мимо старых забытых могил окнонтококов, птицеферм и помидорных полей в округ Вассатиг. Он слышал, как стучит сердце, ощущал прилив крови во всем теле, до самых кончиков пальцев, – начиналась самая трудная в его жизни игра.

11

«Вождь Похатан» крепко стоял на якоре, как баржа в безветренную ночь. Дойл прошел по причалу к желтой хижине, покачивающейся над темными водами бухты. За темной ширмой раздался знакомый щелчок, у двери появился напряженный старик, посмотрел на Доила, отставил ружье и отодвинул щеколду. Дойл зашел на крыльцо.

– Раз ты пришел в такой поздний час, значит, у тебя неприятности, – сказал капитан Пит.

– Точно, – сказал Дойл.

Капитан Пит поднял руку и дотронулся до сувенирных медалей на фуражке.

– Ладно, выкладывай.

Дойл вкратце рассказал. Старик махнул рукой, приглашая его в свой по-военному опрятный домик, и подвел к стальной двери, на которой висел внушительных размеров замок с секретом. Он медленно набрал нужную комбинацию цифр, замок упал, он потянул дверь, включил свет, и они вошли в комнату без окон, стены которой были увешаны старинным огнестрельным оружием. Тут были сотни экспонатов – в девятнадцатом веке этого было бы достаточно, чтобы вооружить небольшую армию. Они стояли на стеллажах, висели на деревянных гвоздях, лежали рядами на узких, покрытых войлоком полках. В комнате пахло свежим маслом и старым лаком, со зловещей, почти дьявольской примесью серы. На полу стоял влагопоглотитель, который щелкал, как счетчик Гейгера.

Дойл присвистнул.

– Ничего себе арсенал.

– Да уж, в самом деле, – гордо сказал капитан Пит. – Это самая полная коллекция подобного рода в штате Виргиния, если не считать музей Национальной стрелковой ассоциации в округе Фэрфакс. Здесь есть все: от самых истоков, – он показал на роскошный, инкрустированный слоновой костью аркебуз с колесцовым замком, [159] около тысяча шестьсот двадцатого года, – до эпохи патронов, начало которой, для краткости, обозначим тысяча восемьсот пятидесятым годом. По моим скромным прикидкам, если продать всю коллекцию на аукционе, то она потянет на три сотни тысяч, а может, и больше. По крайней мере, так написано в страховом полисе. Но я никогда не продам. – Он повторил с нажимом: – Я никогда не продам. Теперь ты понимаешь, почему я ночи напролет сижу тут со своим дробовиком. Меня знают коллекционеры по всей стране. А коллекционеры – странные птицы. Стоит кому-нибудь ночью подогнать грузовик к причалу, и мне конец.

– Теперь я все понял, – сказал Дойл.

– Естественно, к некоторым из этих штук я не дам тебе прикоснуться – это уникальное музейное оружие, стрелять из него будет кощунством. Но все равно здесь есть из чего выбрать. Просто обозначь свои предпочтения.

Дойл огляделся в замешательстве. Гравированные барабаны револьверов Кольта и длинные стволы первоклассных кентуккийских ружей тускло отливали вороненой сталью.

– Что-то более или менее современное, – сказал он. – И маленькое.

Капитан Пит кивнул, соображая. Он без особых колебаний остановился на полицейском кольте образца 1861 года, переделанном под современные патроны, – прекрасно сбалансированном оружии, которое, в отличие от «беретты» Фини, сразу легло в руку Дойла.

– Любимец рейнджеров, – сказал капитан Пит. – Легко вынимается и сразу стреляет, хорош для сложных мишеней. – Он протянул коробку с патронами.

Они вышли из домика и двинулись по причалу к дороге.

– Это твоя машина? – спросил капитан Пит, когда увидел черный «мерседес».

– Теперь да, – сказал Дойл, сунув полицейский кольт за пояс.

– Не отстрели достоинство, – встревоженно сказал капитан Пит. – Жаль, что у меня нет для него кобуры. Может, я мог бы приспособить… – высокий скорбный крик гагары где-то на другом берегу сбил его с мысли, – …из чего-то типа…

Дойл жестом оборвал его.

– Я могу еще что-нибудь сделать? – настаивал капитан Пит.

– Нет, – сказал Дойл, поворачиваясь к машине.

– Как насчет молитвы? – Он поднял руку и потрогал фуражку.

Дойл вспомнил, как перед самой смертью Финстер молился, чтобы насилию пришел конец, после того как всю жизнь прибегал к насилию ради собственных целей, и помотал головой.

– Не сейчас, – сказал он. – Может, позже.

12

Когда наконец Дойл добрался до «Пиратского острова», было около трех ночи. На автоответчике за барной стойкой мигал сигнал сообщения. Он прослушал его и набрал продиктованный номер, в трубке послышались гудки, потом он услышал женский голос.

– Что тебе нужно? – напряженно спросил Дойл.

Брекен колебалась.

– Это мой мобильный, – сказала она. – Не могу сейчас разговаривать. Мне нужно добраться до места получше. Перезвони в пять. – И она повесила трубку.

Дойл не собирался перезванивать, но не смог удержаться.

– Как она была? – спросила Брекен, когда сняла трубку.

– Кто?

– Мина, дорогуша, – сказала Брекен. Дойл слышал, как она курит на другом конце провода, делая тихие паузы, чтобы выдохнуть дым. – Я хочу, чтобы ты знал: теперь мы квиты. Я швырнула под тебя эту потаскушку, и вот мы мирно беседуем по телефону.

Дойл ничего не понял и честно в этом признался.

– Я два дня рассыпалась в похвалах, рассказывая этой суке, как шикарно ты трахаешься и все такое. Я знала, что рано или поздно она захочет удостовериться. А еще я знала, что после этого она вытащит тебя из папочкиного дерьмового списка, просто чтобы утереть мне нос, и потому, что она чувствительная маленькая сучка, мягкая, как устрица под твердой раковиной. Я, видишь ли, знаю Мину давно – она всегда хочет иметь то, что есть у меня… – (Дымная пауза.) – Так что надеюсь, ты оценил мою маленькую шалость. Потому что она спасла твою задницу.