Знаменитость

Я покачал головой.

– Это я сам себя посадил. Такую выбрал судьбу, – усмехнулся я. – А Маша ни в чем передо мной не виновата. Как жаль, если она так считала.

– Так какого черта вы ей на письма никогда не отвечали и от свиданий отказывались?!.. – выпалила девчонка, раскрасневшись от гнева. – Она-то считала, что виновата и извелась совсем!.. Только когда уехала, у нее там немного от души отлегло, я это почувствовала.

– Я был уверен, что сидеть мне придется все девять лет. Не хотел ей жизнь ломать. Думал, так она меня легче забудет, – признался я. – Знал бы, что срок скостят, может быть, поступил бы иначе.

Знала бы эта девочка, как много стоило сделать иначе в моей прошлой жизни! Мне пришлось отказаться от памяти о той прошлой жизни, чтобы выжить в зоне. Измениться, стать другим. Вычеркнуть из памяти те дни, когда вокруг меня были самые дорогие в моей жизни люди и когда были сделаны тяжкие, непоправимые ошибки. И только сейчас я мог позволить себе вспоминать обо всем этом без опаски дать слабину.

Но как было объяснить все это девочке? И я просто смотрел на нее, улавливая в юном лице неуловимые черточки, доставшиеся ей в наследство наполовину от Маши, наполовину – от Алеши. От людей, которых мне больше не суждено видеть.

– Вы любили ее? – спросила Катя, не удержав в голосе легкой хрипотцы.

– Где она сейчас? – ответил я вопросом на вопрос.

– В Швейцарии.

– Решилась лечить голос?! – не поверил я.

– Если бы! Она же моего нового папочку – потускневшую рок-звезду повезла туда лечить от наркомании, – недобро ухмыльнулась Катя. – Рассчитывает спасти этот мешок с дерьмом…

Наступило неловкое молчание. Выручил франтоватый официант. Посверкивая белоснежными манжетами, он очень кстати возник рядом, уже считая меня своей законной добычей. Как же – угрюмого вида тип в ресторане с юной спутницей. Официант рассчитывал на солидный куш и подобострастно склонился над нашим столиком.

– В девятнадцать часов у нас открывается музыкальная программа. Живая музыка… – завлекая, проговорил он.

– А ты почему все еще в Союзе? – поинтересовался я у Кати, спровадив официанта. – Если семья там?

– Мне надо закончить музыкальное образование, – пояснила девушка. – Там на это денег не будет. 

– Если дело в деньгах, могу помочь, – быстро решил я. – Пленка эта очень ценная. Если ее вывезти из страны и продать какой-нибудь крупной фирме грамзаписи, это приличная сумма в долларах. В конце концов, Алеша свой гонорар тогда не получил и Маша в записи участвовала и пленку сумела сохранить. По всем понятиям я ее должник. Отдам тебе. Поедешь к своим?

– Да не хочу я уезжать! – возмутилась девушка. – Мне и здесь хорошо. Такие перспективы открываются. Мне контракт предлагают подписать! Помогут записать дебютный альбом! А это знаете, как важно! Платить, правда, обещают мало, и там в контракте написано, что потом я еще десять альбомов обязана буду записать с этими продюсерами… Они получат права на мое имя и все такое… Так что пока думаю, но наверное соглашусь. Других-то вариантов нет.

– Кто такое предлагает? – спросил я.

Она назвала фамилию. Я скрипнул зубами. А она с ребячливой гордостью продолжала рассказывать – как это важно для начинающего артиста – сразу контракт с известным продюсерским центром. Тем более, когда им руководит такой человек, которого все называют воротилой молодого российского шоу-бизнеса. Они уже встречались, и он очень хвалил ее голос. Правда кое-кто предупреждает, что он всех молоденьких певиц тащит в постель, прежде чем «пустить в тираж», но пусть только попробует! Хотя я не должен думать, что она такая уж ханжа. Ничего подобного. Когда она сама решила расстаться с невинностью после выпускного вечера в школе – так и сделала. И вообще, она сама в жизни все решает и давно уже не ребенок…

– Не вздумай! – прервал я поток сбивчивых слов.

Катя умолкла, растерянно хлопая ресницами.

– Ты сама себя загонишь в рабство! Они из тебя все соки выпьют. Выжмут до последней капли. И отшвырнут. Как уже было с твоим отцом, – предупредил я. – Не важно, крупная фирма или нет – важно люди. А этих людей я знаю, им наплевать на талант. Им главное – деньги.

– Странно, и мама то же твердит, – призналась Катя.

Разом выпалив все, что хотела, на одном дыхании, она словно устала, и молча смотрела на меня, подперев щеку ладонью. Точно, как когда-то Старкова у себя на кухне в день нашего знакомства.

– Тебе надо уходить, – попросил я. – Через полчаса сюда явится тот самый человек, о котором ты говорила. У нас будет серьезный разговор. Я не хочу, чтобы вы встретились.

Катя смутилась, покраснела и рассердилась.

– Ну и забирайте свою пленку! – холодно сказала она, протягивая мне коробку. – Скатертью дорога в Америку!

Гордо выпрямив спину, девчонка пошла через зал к выходу. А я еще подумал, что с таким характером она и впрямь способна чего-нибудь добиться. Тем более – голос – еще в детстве Старкова хвасталась, что дочь вундеркинд. Но не успел я это подумать, как Катя вернулась с полдороги.

– Хочу, чтобы вы знали! – заявила она. – Петь я все равно буду! И пусть я буду петь за копейки – это лучше, чем вообще не петь! Для меня петь и дышать – одно и то же!..

– Садись, – вполголоса попросил я.

– Вы же хотели, чтобы я ушла? – опешила девушка.

– Поздно, – объяснил я, и незаметно подтолкнул ее на стул, поближе к окну. Так, чтобы, если придется отбиваться, она оказалась за моей спиной.

Валет явился на встречу раньше, чем договаривались. Судя по тому, как суетились вокруг него гардеробщик и швейцар – он небывало крупная шишка для их заведения – инстинкт никогда не обманывает таких матерых халдеев.

Когда Валет шагнул в зал, мне сразу бросилось в глаза, как он располнел за эти шесть лет. Живот заметно выпирал из дорогого импортного пиджака. На лбу появились залысины. Лицо обмякло и утратило здоровый цвет. Очевидно, мой прежний компаньон по спекуляциям за эти шесть лет немало поработал печенью, «решая вопросы» на пьянках в комсомольских банях и на обкомовских дачах.

Но выдержку он наработал отменную. Даже глазом не моргнул, обнаружив Катю, сидящую рядом со мной.

– Катюша! Какими судьбами! Такой приятный сюрприз! – рассыпался в комплиментах Валет, даже склонившись поцеловать девушке ручку.

– Ну, здорово, Серега! – Улыбнулся он мне. – Рад, что ты в норме, и вообще, молодцом. Это не каждому удается после таких испытаний.

Однако, по еле заметной тени, пробежавшей по его лицу мне стало ясно – он все понял и разозлился. Столько лет он искал пленку последнего концерта Алеши. Он проверил все мои связи. Шантажировал всех, кто мог иметь к этому отношение. А оказалось, что пленка все это время была у Маши Старковой, которую он пытался запугать самой первой, еще тогда в 1982-м. И не мог поверить, что женщина не поддалась.

Я под столом тихонько наступил Кате на ногу, чтобы держала язык за зубами. И девочка понятливо уткнулась в свою чашечку с кофе.

– Зачем искал? – спросил я конкретно, и не здороваясь.

– А может я решил помочь бывшему деловому партнеру? – принялся плести кружева Валет, небрежным жестом заказывая официанту дорогого коньяку. – Хотел посмотреть, как твои дела. И предложить какой-нибудь деловой проект? Наш продюсерский центр выходит на новый уровень. Знаешь, какие теперь у нас обороты? Миллионные! И это только начало. Дело развивается. Людей энергичных не хватает. А я помню, у тебя были к этому когда-то способности. Вот и решил – я тебе помогу для начала, а там, глядишь, и совместный бизнес развернем?

– Не гони фуфло, – оборвал я его словоизлияние.

Во время разговора я не прекращал осторожно поглядывать в окошко. И отметил, как два мента уже второй раз прошли мимо, словно обходили здание «Теремка» по периметру. И еще двое мужчин в штатском подозрительно долго тусовались напротив. И это только те, которых я успел рассмотреть в свое окошко. Дело развивалось по самому худшему сценарию, как я и предполагал.