Таинства любви (новеллы и беседы о любви)

«По-твоему, Алкей - Эрот, Сапфо? Эрота ты учила целоваться?» - смеются девушки лукаво-звонко в полупрозрачных туниках, слегка спадающих с нежнейших юных плеч.

«Эротом прилетал к тебе Алкей, а ныне явится, смотри, поэтом, единственным соперником твоим, достойным в состязание вступить», - сказала юная жена буквально, уж выданная замуж, ей на горе, за старого купца, с расчетом вскоре ей овдоветь, с приличным состояньем, чтоб молодость в веселье провести.

«Он приглашен на репетиций Хора не мной, а стороною жениха, как будто я для мальчиков не пела, как я пою для девочек сама. И здесь не состязание, а дело, приятное с полезным сочетанье».

Алкей в дверь постучал не без волненья, в ответ лишь тишина и пересвист с подлетом ласточек к гнезду под крышей. Стук повторил, впадая в нетерпенье, и дверь ему кормилица открыла:

«Ну-ну, не опоздал, пришел ты рано, в послеобеденное время сна. Здесь выйди в двор и в сад пройди, в беседку; там отдохни, а можешь и вздремнуть, как в детстве на лугу, где сад разбит, какого ты не видел в Митилене».

Алкей проходит через двор с бассейном и там, где прежде луг с кустами цвел, с лазурью моря и небес вдали, он входит в сад, диковинно чудесный, с деревьями, лианами увитых, что крыша, вся цветущая весной.

Алкей вошел в беседку из колонн под сенью дуба, с вазами цветов, благоуханных, в сон клонящих в зной. Он в дрему погрузился; вдруг вошла с воздушною стопой фигурка нимфы.

«Сапфо! Иль это снится мне из детства Пленительная нимфа, первообраз всех юных женщин, мне запавших в душу, с тем я и рос, влюбленный в красоту».

«Алкей! Ты спишь и бредишь? Или это

Стихи для Хора мальчиков?» - Сапфо взглянула на него, как проглотила змея птенца, с умешкой и с любовью, с любовью, да, иначе не умела, вся нежность к жизни, женственность сама, хотя и смуглая, и даже очень, с глазами - ярче ночи со звездами, невелика и ростом, вся движенье, как в танце, с грацией любви и неги.

«Стихи для Хора? Нет!» - Алкей взволнован, как никогда, ему почти что дурно, бросает в пот, в висках стучится дятел, сбежать бы без оглядки, а куда?

И он из свитка к нимфам произносит:

Сапфо, застыв на миг в раздумьях скорых, с опущенной головкой удалилась. На репетиции держалась скромно, с Алкеем говорила, как со всеми, и он притих, с надеждой на удачу со временем, и так ведь поспешил.

И вдруг, как гром средь неба ясного, услышал с уст других, ответ стоустный, стихи Сапфо с его признаньем вкупе.

Алкей, снедаем грустью и тоскою, бродил в горах, охотой увлечен, и рад бы был сразиться с кабаном и пасть, растерзан зверем, как Адонис.

Друзья, предвидя помыслы такие или опасность, бросились искать поэта юного с чудесным даром, под стать Сапфо, прекрасной митиленки, чья слава пронеслась по всей Элладе, Гомером пробужденной к новой жизни, с явлением богов Олимпа в небе, с рожденьем Афродиты и Эрота, когда любовь - стремленье к красоте, не Эрос буйный, как у кабана.

Алкей, снедаем грустью и тоскою, с вершин предгорья видит Митилену, любимый город, с гаванью тишайшей и в бурю в море с волнами до неба.

В саду укромном видит он Сапфо, среди цветов, с венком на голове, всю розовую, в белоснежном платье, - ее любить, с волненьем до озноба, как сметь признаться в том в ее глазах, чарующих, пленительных до счастья любви и неги, страсти и соблазна, с предчувствием сплетенья юных тел в невинности желаний - до стыда перед запретным, как «святым и правым».

В чем тут вина его? Эрот измучил, но о «постыдном» он не помышлял.

Остались бы одни, с сплетеньем тел, - ведь в том уже для юности - все счастье, - в невинности объятий и лобзаний.

Алкея обвинить в постыдных мыслях, да в песне, что запели в Митилене, смеясь лукаво над самой Сапфо, да это же огреть его, как плетью, с Эротом всемогущим заодно.

Ведь стрел его не избежать Сапфо, тогда-то запоет и о «постыдном» с мольбою обращаясь к Афродите, слагая гимны ей, каких не пели еще нигде, ликуя и скорбя.

Весна живит Алкея, он слагает стихи как песни, песни как стихи, впервые, с голосом своим, без рифмы, с мелодией стиха, как в песне стройной, с созданьем лирики, с Сафо в союзе и в спорах, в перекличках двух поэтов, как птиц пернатых по весне...

4

Стрела Эрота и Сапфо настигла. Какие песни, прав Алкей, запела во славу Афродиты, с ней дружна; на зов Сапфо богиня к ней сходила с Олимпа, чтоб любимице помочь в делах любовных, к сердцу близких ей.

Алкей меж тем политикой занялся, поскольку государство в распрях гибло, а остров Лесбос, хоть большой, - корабль в бушующих волнах войны гражданской.

Сапфо в изгнании, как и Алкей, в разлуке, на чужбине жизнь проходит, а вести - песнопения поэтов, прославленных теперь по всей Элладе.

Алкей смеется, слыша, как Сапфо с мольбою к Афродите шлет стенанья, узнавши муки безответной страсти, приворожить ей юношу, о, просит.

И тут же с гневом укоряет брата, которого сама растила с детства, за мать с отцом, осиротевши рано, в беспутстве - за любовь к гетере верной.

В изгнаньи вышла замуж за купца, к ревнивой зависти Алкея, словно по-прежнему любил ее и любит, но песнь ее о дочери поет: «Родной и золотой», - вся жизнь, как песня, звенящая с небес по всей Элладе.

И как привет из юности далекой: