Монументальная пропаганда

9

Во дворе стояли наготове четыре больших автобуса «Икарус» венгерского производства с ярославскими номерами, но пассажиры легко разместились в одном. Аглая и Федор Федорович оказались на первом сиденье. Он сидел, привычно зажав между коленями знамя, и рассказывал, что тогда в Сочи ухаживал за ней с исключительно серьезной целью, поскольку был вдовцом и нуждался в боевой подруге. И поскольку с Аглаей тогда у него неожиданно роман прекратился, он вынужден был искать другую кандидатуру. А тут как раз умер его фронтовой товарищ генерал Вася Серов. Вот на вдове этого генерала и женился Федор Федорович.

На Сущевском валу попали в безнадежную пробку, и Федор Федорович объяснил Аглае, что такие пробки возникают после того, как по Москве проедет президент.

– Значит, он здесь где-то проехал? – предположила Аглая.

– Не факт, – возразил Федор Федорович. – Где бы он ни проехал, пробки по всей Москве. Он по этой улице едет, перекрывают все соседние. Эти улицы закрыты, на других пробки, от этих заторов возникают другие, и вся Москва парализована. Это как тромбоз.

– Такой у нас народный президент, – прокомментировал сидевший за ними казак с крестами. – Я в охране Брежнева служил, мы тоже перекрывали движение. Но только по мере следования, а не заранее.

– Ну а как же не перекрывать, – сказал Федор Федорович. – Он же не один едет. Впереди машина проводки, потом охрана, потом он сам, потом машины сопровождения, потом реанимация. Человек-то ведь престарелый, – рассуждал генерал, забывши, что «престарелый» моложе его лет на двадцать с лишним.

Автобус остановился у левого крыла кинотеатра «Россия». Двери открылись, и пассажиры стали выпрыгивать наружу, одновременно раскрывая зонтики, и тем самым все вместе были похожи на парашютный десант. Дождь продолжал сыпаться холодный и липкий, а у Аглаи зонтика не было.

Распорядитель в набухшем суконном пальто, с мокрой до блеска лысиной и носом, таким же красным, как его нарукавная повязка, предложил приехавшим подойти к памятнику Пушкину.

У памятника оказалось две толпы: участники митинга и милиционеры. Последние в мешковатых мокрых шинелях стояли на углу ближе к зданию газеты «Известия», курили и поглядывали на собиравшихся без особого любопытства. Как будто пришли сюда просто так, постоять под дождем.

Аглая с любопытством смотрела по сторонам. Хотя последнее время в Москве она часто бывала, а все удивлялась. Везде были признаки не нашей жизни. Ресторан «Макдоналдс», реклама автомобилей фирмы «Рено», реклама газеты «Московские новости», реклама заграничного фильма, обозначенного как эротическая комедия, и портрет печальной старушки с просьбой: «Пожалуйста, заплатите налоги». Косой дождь заливал плакат, и по лицу старушки слезы текли живым настоящим ручьем.

Митинг долго не начинали, ожидали Глухова. Распорядитель звонил по сотовому телефону, закрывая его сверху ладонью, ему что-то отвечали, он сообщил, что товарищ Глухов застрял в пробке, но приближается. Наконец вождь появился в «Мерседесе» с синей мигалкой и четырьмя телохранителями. Один из телохранителей уже на ходу выскочил и открыл заднюю дверцу, как будто товарищ Глухов был инвалид или женщина. Из двух «Волг», шедших за «Мерседесом», вылезли еще несколько членов руководящего ядра, и тоже с телохранителями, за счет чего толпа заметно увеличилась. Глухов в сопровождении человека, державшего над ним зонт с рекламой «Кока-колы», втиснулся в середину толпы, но митинг опять не начинали. Через некоторое время подъехал микроавтобус «Мицубиси», из него с красными знаменами высыпали наружу нигде не работающие члены движения «Рабочий заслон». Их коренастый лидер Сиропов с рваной губой пробился к Глухову, пытался с ним заговорить и хватал за локоть, что-то страстно доказывая. Глухов отворачивался и вырывал руку, пока его телохранители не оттеснили Сиропова в сторону.

Федор Федорович спросил у распорядителя, чего ждем. Тот объяснил, что ждут журналистов. Два телевизионных канала обещали прислать свои команды для освещения события. Ждали не меньше часу. Из журналистов никто не приехал, кроме Максима Милкина, подкатившего в бронированном джипе с охраной. С тех пор как ему дважды набили морду, Милкин передвигался в броне и в сопровождении телохранителей, как и Глухов. Видя перед собой столь именитого представителя четвертой власти, окружавшие Глухова люди расступились, и Милкин подступил к нему с диктофоном.

– Скажите, господин Глухов, что вы хотите доказать своей сегодняшней акцией?

– Нам, – отвечал Глухов с достоинством, – доказывать ничего не нужно, за нас доказывает сама жизнь. Идеалы революции и коммунизма живы в народных чаяниях, и народ чтит память о своем славном прошлом. Вот видите, несмотря на противодействие антинародной власти, несмотря на плохую погоду, тысячи людей вышли на площадь.

– Ну, я бы сказал, сотни, – цинично поправил Милкин. – Или даже десятки. А скажите, вот я вижу, ваши сторонники стоят с портретами Сталина, вам не кажется, что ваша верность этому палачу отталкивает от вас людей, которые могли бы разделить с вами ваши идеалы?

– Вы знаете, я к личности Сталина отношусь без предвзятости, как историк. Исторически это была крупная личность. В каком-то смысле трагедийная. Под руководством Сталина были совершены великие победы. А ошибки, что ж, ошибки могут быть у каждого, но в процессе истории они, естественно, уже не кажутся такими существенными. Тем более, знаете, вот говорят, Сталин загубил столько-то миллионов. Но ведь мы реалисты. Мы понимаем, что, если бы не он, эти миллионы рано или поздно все равно умерли бы.

– Последний вопрос. Собираетесь ли вы баллотироваться в президенты?

– В нашей партии мы так вопрос не ставим. У нас кандидатов всех уровней, в том числе и президентского, выдвигает партия. Но не буду скромничать, я, и вы это тоже знаете, занимаю в партии видное место, вполне возможно, коммунисты выдвинут меня.

– Но вы сами, – не унимался Милкин, – хотели бы быть президентом?

– Вы ставите ваш вопрос некорректно. Мы, коммунисты, воспринимаем власть не как источник обогащения или удовлетворения личных амбиций, а как историческую обязанность. Некоторые наши политики теряют голову от желания достичь высшей власти, а я смотрю на власть спокойно. Придется стать президентом, буду работать в полную силу, а не между пьянкой, баней и реанимацией, – ввернул он, намекая на нынешнего президента.

Тут стоявшие рядом засмеялись и громко заплескали в ладоши. Милкин, записав ответы, отъехал, толпа поредела.

Опять наступила пауза. Наконец приехала команда из четырех человек: оператор, режиссер, звукорежиссер и продюсер. Они попросили Глухова отойти в сторону для переговоров. Тот подошел к ним, но не один, а с держателем зонтика. Они говорили недолго, но бурно. Аглая всего разговора не слышала, но слышала, как Глухов несколько раз сказал: «Я не понимаю, какой проблем. Я вам повторяю, есть определенная договоренность, а вы ее нарушаете. Я буду говорить с вашим руководством, которое по указке преступного режима пытается лишить народ слова».

Телевизионщики, не дослушав, сели в свой «Рафик» и укатили. Глухов выглядел смущенным и разочарованным. И на вопросительный взгляд Федора Федоровича объяснил, что телевизионщики потребовали за десятиминутный сюжет пятьдесят тысяч долларов, а половинную сумму не стали даже и обсуждать.

– Но ничего, – сказал Глухов, – у нас есть свой оператор. Он снимет на любительскую камеру, а потом перегоним на вэхаэс.

Сказав это, Глухов опять поднялся на ступени у ног Пушкина и обратился к присутствующим с речью о том, что сегодня весь наш народ отмечает праздник, который трудящиеся по-прежнему считают своим главным праздником. Сбитый с толку псевдодемократами, пропившим мозги президентом, его преступной семейкой и олигархами, народ немного отошел от идеалов социализма, но чем дальше отошел, тем охотнее к ним возвращается, о чем и свидетельствует и наше сегодняшнее мероприятие, в котором участвуют широкие массы трудящихся.