Пшеничное зерно. Распятый дьявол

— А что, если они все-таки существуют? Что, если это не просто сказочки, которые рассказывают малышам перед сном? Что тогда? Вдруг сатана в самом деле пожаловал в Кению и готовит смотр своим ученикам и прислужникам? Что вы станете делать?

— Кто, я? — Мваура даже подпрыгнул, испугавшись, что вопрос адресован ему. — Я, что ли? — переспросил он, чтобы знать наверняка. Но, не дождавшись ответа, затараторил: — Послушайте, я много видел на своем веку. Однажды какие-то негодяи напали на меня прямо в этом матату. То ли налетчики, то ли шутники в клоунских нарядах. Я посадил их на перекрестке в Лимуру, дело было вечером, только что стемнело. Ехать мне велели в Кикуйю-таун. Взглянув на них, я решил, что мне крупно подфартило, и заломил тройную цену. Но когда доехали до Мутараквы, я смекнул, что к чему, и душа от страха ушла в пятки. Один из них достал пистолет, приставил мне к затылку: "Не хочешь пулю в башку, кати быстрее в лес Кинеени и не смей оборачиваться". Там у меня отняли всю выручку, раздели догола — остался в чем мать родила. Спасибо, машину не угнали.

В другой раз нанял меня американский турист. Старый и немощный, лицо в морщинах, кожа дряблая. А с ним африканская девчонка: совсем кроха, еще школьница. Они сели на заднее сиденье. Целый час или того больше катал я их по Найроби. Они почти не разговаривали друг с другом, только он всю дорогу к ней жался, щипал ее, а она гладила его отвисшие щеки, и ее пальчики застревали в складках кожи. Иногда она притворно вскрикивала, вроде как он делает ей больно, и тогда в глазах американца вспыхивала радость, на губах выступала пена, он постанывал, как будто у них и впрямь что-то было. Я довез их до отеля "Нью-Стенли", американец вынул сто шиллингов одной бумажкой, дал девчонке, и та ушла. А старик принялся нахваливать мне Кению, будто она моя собственность: "Замечательная страна… зверье потрясающее… грандиозные женщины, такие красивые… даже мне, старику, нет отказа… Приеду снова и друзей привезу — пусть полюбуются на животных и женщин… В самом деле, прекрасная страна… стабильность… прогресс…" Заплатил мне по-царски и потрусил в отель.

Так что в нашем мире много всяких странностей. Тот, кто нигде не бывал, думает, что одна его мать умеет варить дикие овощи… Пошел бы я на бал Сатаны, если бы меня позвали? Конечно, пошел бы, лучше самому увидеть, чем сто раз услышать. Пока не увижу, не пощупаю — не поверю! Я как Фома неверующий. Много чего повидал, много чего перепробовал. А теперь оставь меня в покое, женщина! Закат не похож на восход… — заключил Мваура многозначительно.

— А вы? — повернулась Вариинга к Мутури. — Как бы вы поступили?

— Не так легко на это ответить, — отозвался Мутури. — Гикуйю сказал: "Не гляди свысока и на каплю дождя". И еще: "Мужчине все нипочем". У нас, рабочих, нет ни дома, ни родной деревни, нет даже своей страны. Вся земля — наш дом, везде найдутся покупатели на наш труд, мы всегда сможем заработать горстку мелочи на миску муки и пучок овощей. Люди труда отстроили эту землю. Так можем ли мы отдать ее дьяволу, злым духам и прочему отребью, чтобы они творили на ней свои безобразия? Вот загадаю я вам новую загадку…

— Думаете, я знаю, какие загадки новые, а какие старые? — перебила Вариинга.

— "Хожу-брожу туда-сюда!"

— Так рыщут по лесу охотники, — ответила за Вариингу Вангари.

— А вот и нет!

— С меня причитается.

— Это ходят по земле строители. Загадать еще одну?

— Загадывай!

— "Хожу-брожу туда-сюда!"

— Это ходят по земле строители.

— А вот и нет, снова я выиграл.

— Сдаюсь.

— Так ходят по земле рабочие. Загадать еще одну?

— Загадывай.

— "Все мои дороги ведут к революции"…

— Это про рабочих?

— И да и нет. С тебя причитается, но я ничего не возьму: твой ответ наполовину верен.

— И на том спасибо.

— Правильный ответ: дороги сопротивления. Но прокладывают их действительно рабочие. К чему я это говорю? К тому, что женщина задала мне трудный вопрос. Впрочем, он в то же время и легкий… иногда что-то кажется трудным лишь на первый взгляд. По мне, последний мой хозяин — вот сущий дьявол! Я плотник, каменщик, водопроводчик, маляр — всякую работу знаю. Он меня сделал десятником на стройке. Хозяин получает миллионные контракты на строительстве разных зданий. Один советник в комитете, где распределяют наряды, им подкуплен. Босс прикарманивает десятки миллионов, а тем, кто фактически их зарабатывает, платит жалкие гроши. Так, несколько сот шиллингов — двести, триста, от силы пятьсот, а цены, как известно, все время растут. Неприятности начались, когда мы попросили накинуть нам по полсотни и чтобы впредь зарплата повышалась по мере роста стоимости жизни. Ведь если зарплата остается на прежнем уровне, это равнозначно ее понижению. Доходы предпринимателей растут теми же темпами, что и дороговизна, а то и обгоняют рост цен. Так что хозяева богатеют, а трудящимся становится все хуже. Когда мы решили бастовать, хозяин, задыхаясь, прибежал на площадку, начал заискивать перед рабочими, обещал рассмотреть все наши требования и жалобы и через неделю доложить о результатах — только чтоб работа не останавливалась. Когда пришел назначенный день, он явился с полицейскими, вооруженными карабинами, дубинками и стальными щитами. Теперь он сменил тон, кричал на нас так, будто с женой бранился. Стачки, мол, запрещены президентским указом. А если кому работать надоело, может идти на все четыре стороны — от безработных, согласных на любые условия, отбоя нет. Зачинщиков забастовки он уволил. "Думаете, нам деньги с неба сыплются? Они на деревьях не растут. А ты, Мутури, нос не задирай! На тебя имеется пухлая папка в Особом отделе полиции. Мы знаем всех твоих сообщников". Ничего не оставалось, как разойтись. Против ружей с голыми руками не пойдешь. Оттого я и слоняюсь теперь туда-сюда в поисках работы. И лишь потому, что отказался от рабской, кабальной подачки. Попробуй проживи на три сотни в месяц в Найроби!

— А как называлась фирма, где вы служили? — спросила Вариинга.

— Строительная компания "Чемпион".

— "Чемпион"? — переспросила Вариинга. — Управляющий там босс Кихара?

— Он самый. А что тут такого? Чему вы удивляетесь?

— Потому что я тоже в этой фирме работала.

— В конторе?

— Да, секретаршей у Кихары. Такого начальника никому не пожелаю. Вот и я теперь хожу повсюду в поисках места.

— А вас за что уволили? — спросил Гатуирия.

— Отказалась стать хозяйской наложницей.

— Тоже своего рода забастовка, — воскликнула Вангари, — против хозяйской похоти!

— Теперь-то вам понятно? — подхватил Мутури. — Вот почему я просто не имею права отдавать нашу землю дьяволу, чтобы он чинил на ней произвол. Бал Сатаны? Я бы пошел туда, чтобы помешать им.

— А вы? — Вариинга обратилась к Гатуирии. — Что вы скажете? Вы верите, что вся эта затея с балом всерьез?

— Я туда именно и еду, — ответил Гатуирия задумчиво. — Бал Сатаны назначен на завтра.

— Завтра же воскресенье, — напомнила Вангари.

— Именно в воскресенье, в десять часов утра.

— И вам не страшно? — спросила Вариинга.

— Чего мне бояться?

— Дьявола. Говорят, он рогатый.

— Да ведь здесь и кроется корень моих бед: существует ли черт на самом деле? Хочу пойти туда и положить конец сомнениям, мешающим воплотить мой замысел. Не могу я сочинять, когда на сердце давит. Композитор прежде всего нуждается в душевном покое!

— О да, он нам всем необходим, — отозвалась Вангари.

— Ну, а с вами как? — обратилась к ней Вариинга.

— Что же, — пожала плечами Вангари, — пригласят меня или нет, я все равно туда отправлюсь, чтобы проучить постылого дьявола — хватит ему мучить бедных тружеников. Только что ты всех пытаешь по очереди? У тебя-то что за камень на сердце?

Вариинга явно вызывала общий интерес. Когда выехали из Найроби, она долго молчала, потом внезапно с ней случился обморок. А придя в себя, начала свои расспросы.