Воспитание жестокости у женщин и собак. Сборник

Его поддержала только самая пожилая. Остальные женщины молчали, прекратив работу. Людмила собрала бумаги и перенесла на пустующий стол заведующей сектором. Начальник потоптался, не смог придумать, что бы еще сказать, и вышел.

Вера встала и кивнула, проходя мимо стола Нади. Та поднялась.

— Пошли покурим, — сказала Вера Анне. — И ты тоже, — почти приказала она самой пожилой.

— У меня много работы, — сказала пожилая.

Три женщины стояли в коридоре.

— Она ничего не понимает. — Вера закурила. — Под ее руководством мы совсем зашьемся. Наш рулевой — полная дубина, теперь она. Два дурака на шесть человек — это уж слишком.

— Конечно, должны были назначить Анну, — сказала Нади. — Она среди нас самая опытная.

— Назначают тех, у кого другой опыт, — со злостью сказала Вера.

— Ничего, девочки, — утешила их Анна. — Может быть, она и освоится.

Но Людмила зашивалась. Стол ее был завален сводками. Женщины посмеивались. Анна встала, подошла к столу Людмилы и начала ей объяснять. Людмила кивала, но не понимала. Тогда Анна сама села за ее компьютер.

Вечером Анна осталась в комнате одна. Она доделывала свою работу, которую не успела сделать днем. В комнату заглянул начальник.

— Извини, — сказал он. — Конечно, должны были назначить тебя, но ты же знаешь, Люде покровительствует Игорь Иванович.

— Вы хотите сказать, что он с ней спит? — усмехнулась Анна.

— Это, в конце концов, их личное дело, — сказал начальник.

— Конечно, — согласилась Анна. — Но я не могу делать и свою, и ее, и, простите, частично и вашу работу.

— Анюта, придется с этим пока смириться.

— Надоело мне смиряться, Владимир Петрович, — сказала Анна.

— Какой выход? — спросил начальник.

— Скажите Игорю Ивановичу, чтобы он ей нашел место в отделе снабжения. Принести, отнести.

— Понятно, — сказал начальник. — Но пока решаем мы, кому и где работать.

— Решаете вы, — ответила Анна. — Но работаем-то мы. — Анна отключила компьютер.

В воскресенье Борис подъехал на своем «Запорожце» к подъезду ее дома. Она его уже ждала. Он вышел, распахнул дверцу машины, она улыбнулась ему, села, он захлопнул дверцу.

В центре Москвы шел митинг, — дорогу перекрыли. Скапливались машины. И вдруг мотор «Запорожца» заглох. Борис поднял капот и начал копаться в моторе.

— Я могу чем-нибудь помочь? — спросила она.

— А чем тут можно помочь? — Борис вздохнул и начал продувать бензопровод. — Эту мыльницу купил еще мой отец. Человек, имеющий старый автомобиль, не имеет времени ходить вот на такие митинги, каждую свободную минуту ему надо что-то подкручивать, подверчивать, доставать, обменивать. Тут уж не до политики…

— Но сегодня все занимаются политикой, все митингуют, — заметила она.

— Да, — согласился он. — Это верно… Правда, непонятно, что из этого всего получится.

Борис включил зажигание, мотор завелся. Демонстранты прошли дальше, и машина тронулась.

— Я тут недавно купил монархическую газетку, — продолжил Борис, выезжая на набережную. — Они доказывают, что монархия — лучшая форма правления. У нас в больнице заместитель главного врача по хозяйственной части Гидеминов, говорят, из Рюриковичей. Так он рентгеновской пленки, ночных горшков достать не может и матерится, как сантехник. И вот поставят такого идиота на царство. Вроде бы имеет право. Его роду почти тыща лет!..

— А вы же уедете, — сказала она. — И ничего этого не увидите.

— Да уж, — сказал Борис. — Пусть этот фильм ужасов досматривают без меня.

Она и Борис были на Птичьем рынке, прошли по ряду, где продавались щенки. Ризеншнауцеров не было. Она остановилась возле суки ротвейлера. Остался один щенок. Хозяин, заметив ее колебания, сказал:

— Отдам за четыреста. Последний. Последний всегда приносит счастье.

Она поспешно отошла. Борис догнал ее уже в птичьем ряду.

— Что случилось? — спросил он.

— Я чуть ее не предала, — сказала она. — Еще немного, и я купила бы этого щенка.

— Может быть, так было бы лучше, — заметил Борис.

— Для кого? — спросила она.

Борис не ответил.

Они начали просматривать объявления. На этот раз было два объявления о продаже щенков ризеншнауцеров. Борис переписал адреса. Они сели в «Запорожец».

— Сегодня мы ее найдем, — сказал Борис.

— Я уже не верю…

— Сегодня мы ее найдем, — убежденно сказал Борис. — Прошло шесть недель, как она ощенилась. Или сегодня, или никогда…

Один из адресов был на Таганке, недалеко от Птичьего рынка. В загородке из томов старой энциклопедии ползали щенки. Суку хозяйка отвела на кухню и закрыла. Это была не Нюрка. Анна сказала:

— Извините, — и вышла из квартиры. Хозяйка от изумления не произнесла ни слова.

— Надо было хоть для видимости поторговаться, — сказал в лифте Борис.

— Мне надоела видимость, — сказала она. — Я ненавижу видимость.

Борис предпочел промолчать.

Второй адрес был в Строгине. Они нашли дом, позвонили в дверь. Раздался лай.

— Это не Нюрка, — сказала она и повернула к лифту.

Но дверь уже открылась. Женщина удерживала за ошейник мощную овчарку.

— Извините, — сказал Борис. — Мы что-то перепутали. Мы ищем щенков ризеншнауцера.

— Я продаю щенков ризеншнауцера, — сказала женщина. — Вы сейчас все поймете. Щенки не мои. Моя сука их выкармливала. Проходите.

Женщина повела в спальню упирающуюся овчарку.

— Пойдем отсюда, — сказала она.

— Нет, — ответил Борис. — Овчарка не щенная. Хозяйка что-то темнит.

Женщина, закрыв овчарку, вышла к ним. Она показывала щенков, объясняя:

— Сука ризена у моей приятельницы. У суки пропало молоко. Уже не только у женщин, но и у собак пропадает молоко. Моя Лайма выкормила этих прелестных ризенов. Вы не беспокойтесь, что нет родословной. Я знаю и мать, и отца этих щенков. Это породистые ризены. Просто хозяева не выправили родословной.

— Мы хотели бы посмотреть суку, — сказал Борис.

— Это невозможно, — вздохнула женщина. — Ее увезли в Брянскую область. У моей приятельницы там зимняя дача.

Они вышли во двор.

— Прогноз не оправдался, — сказала она. — Мы ее не нашли. Это последний адрес.

Борис молчал, обдумывая ситуацию.

— Щенков уже подкармливают, но их еще все-таки кормит сука. Значит, она где-то рядом. Ее или приведут кормить щенков, или выведут гулять. Надо ждать.

— Сколько? — спросила она.

— Будем ждать, пока ее не увидим…

Они прогуливались вдоль домов. Расходились, сходились. Уже зажглись уличные фонари. Выводили собак, в основном дворняг, декоративно-комнатных.

И тут Борис заметил, как из крайнего подъезда вышел мужчина с черной собакой.

— По-моему, ризен! — сказал Борис.

Они бросились следом. Но мужчина и собака уходили. И тогда она крикнула:

— Нюрка!

Собака остановилась.

— Дэзи, вперед! — скомандовал мужчина.

— Нюрка, ко мне! — крикнула она.

И собака бросилась к ней. Она подпрыгивала, скулила, пыталась облизать ее. Она присела, Нюрка лизнула ее и завыла вдруг, по-волчьи, тоскливо и страшно.

Мужчина подбежал к ним, схватил Нюрку за поводок.

— Это моя собака! — крикнула она.

— Перебьешься, — ответил мужчина и потащил собаку. Нюрка упиралась. — Дэзи, рядом! — скомандовал мужчина, и Нюрка, поджав хвост, подчинилась.

Она бросилась к мужчине:

— Я искала ее полгода. И я не отступлюсь. Вы украли мою собаку.

— Я тренер на площадке Речного вокзала. Я подтверждаю, что это ее собака, — сказал Борис.

— Не подходите! — предупредил мужчина. — Какие полгода? Я ее купил год назад, щенком.

— Не надо врать, — сказала она. — Не надо! Я вам готова заплатить любую сумму, которую вы назовете. Я вас очень прошу, отдайте мою Нюрку. Я ее очень люблю, и она любит меня.