Воспитание жестокости у женщин и собак. Сборник

— Что ты делаешь! Что ты делаешь! — спросил он с ужасом, прикрывая ее, чтобы не заметили мужчины.

— Что! Что! — передразнила она. — Помог бы женщине. — Второй баллон она никак не могла проткнуть.

Он взял у нее шило, мгновенно проткнул.

— Боже, — сказал он, — что я делаю!

Она взяла у него шило и подошла к третьему баллону. На третий баллон сил у нее уже не было. Он выхватил у нее шило, проткнул оставшиеся два баллона, схватил ее за руку.

— Все! Все! Мы отомстили. Уезжаем!

— Подожди. — Она достала из сумки бутылку с мутноватой жидкостью и вылила часть этой жидкости на капот. Краска вдруг пожухла и начала трескаться. Оставшуюся часть жидкости она вылила на багажник и пошла к «Запорожцу».

Он сел за руль и не мог вставить ключ в замок зажигания.

— Успокойся, — сказала она.

Наконец он вставил ключ.

— Посиди немного, — попросила она. — Тебе надо успокоиться.

Но он уже рванул с места.

…Он гнал машину по Кольцевой дороге. Она молча сидела рядом. Наконец он не выдержал и сказал:

— Ты бандитка.

— Нет, — возразила она. — Я добрая, замечательная женщина. Но меня довели.

— Ты же испортила машину. Чем ты ее полила?

— Я не знаю, — ответила она. — У меня есть подруга-химик. Я попросила ее приготовить такую смесь, чтобы прожигала двухмиллиметровое железо.

— Зачем? — спросил он. — В конце концов, четыре старых баллона моего «Запорожца» — неравноценная плата за испорченную новую «Волгу».

— А как оценить унижение! — выкрикнула она. — А меня унизили, меня оскорбили и тебя, кстати, тоже, — добавила она уже спокойнее.

— Не гневи Бога, — попросил он. — Нюрка нашлась, и будь благодарна. Они тебе этого не простят. Они или убьют Нюрку, или ее отравят.

— Значит, я тоже или убью их, или отравлю.

Он внимательно посмотрел на нее.

— Успокойся, — сказала она. — Я думаю, до убийства не дойдет. Но они за все ответят… Я это сделаю… Я придумаю как… Успокойся, ты в этом не будешь участвовать… Я справлюсь сама. Я же понимаю, тебе перед отъездом совсем ни к чему влипать в какие-то истории.

— При чем здесь мой отъезд? — рассердился Борис. — Они же с тобой расправятся!

— Наверняка, — согласилась она. — Если я не буду сопротивляться.

Она вышла из магазина, подошла к подъезду своего дома. Возле подъезда ее поджидал бывший уже теперь хозяин ее Нюрки и владелец испорченной «Волги». Он двинулся за нею.

— Спирин, если вы попытаетесь войти в мою квартиру, я вызову милицию, — предупредила она.

— Побеседуем здесь. — Он кивнул на скамейки во дворе между двумя домами.

Но скамейки были заняты. На одной сидели старухи, на другой целовалась юная пара. Спирин подошел к молодым.

— Ребята, мне надо поговорить с этой женщиной. — Он показал на Анну. — Я хочу сделать ей предложение.

— Ну если предложение. — Девушка встала. — Пойдем, — сказала она парню. — Когда ты соберешься сделать предложение мне, нам тоже, может быть, уступят место.

Они сели на скамью и со стороны, наверное, смотрелись как счастливая пара. К тому же Спирин, спрашивая, улыбался. Она, отвечая, тоже улыбалась.

— За что вы покалечили мою машину? — спросил Спирин.

— Какое совпадение! — ответила она. — Нашу тоже покалечили.

— Да весь ваш «ушастый» не стоит ремонта, который мне обойдется не меньше чем в две тысячи.

— А вы считали, что вам все сойдет с рук?..

— Что — все? — спросил Спирин.

— Воровство.

— Я купил эту собаку, — сказал Спирин.

— У кого? Где? — спросила она. — Назовите этого человека!

— На Птичьем рынке, — ответил Спирин. — У прохожего.

— Неправда, — сказала она. — Я была на рынке все двадцать четыре воскресенья с момента, когда ее украли. Во что вы превратили собаку? В механизм по производству денег?! Вы же видели, что она еще щенок! Ей еще год надо было расти. Это все равно что заставлять рожать тринадцатилетнюю девочку. К сожалению, в Уголовном кодексе нет наказания за это преступление против животных. Ладно, Бог вас накажет. Я не хотела этой войны, вы мне объявили ее сами, вы ее захотели, вы ее получите.

— Чего ты добиваешься? — спросил Спирин.

— Я добиваюсь, чтобы тебя судили. И я добьюсь, чтобы все узнали, что ты вор. Общественность, я думаю, поинтересуется к тому же, на какие доходы купил инженер Спирин на черном рынке машину, которая стоит не меньше сорока тысяч. А инженер Спирин получает триста двадцать рублей.

Спирин внимательно посмотрел на нее. Она не отвела взгляда.

— Тогда так, — сказал Спирин, вставая. — Если ты не отлипнешь от меня, на тебя случайно наедет машина или однажды тебя найдут в Москва-реке вместе с твоей собакой. Жизнь человека сегодня недорого стоит. А я денег не пожалею. — И Спирин носком ботинка почти незаметно ударил ее по ноге, ударил по голени, по самому болезненному месту, но он не ожидал ее реакции. Она поднялась и ударила его коленкой между ног, удар был мгновенный. Спирин согнулся от боли. Она прошла мимо старух, улыбнулась им. Никто во дворе и не заметил, что произошло.

Она открыла свою квартиру. Ей навстречу бросилась Нюрка. Она присела на пол у двери. Нюрка лизнула ее в лицо, почувствовала знакомый ей вкус слез, застыла в недоумении, потом присела рядом с нею и завыла…

Вечером они с Борисом обсуждали случившееся. Борис прошелся по комнате и сказал:

— Я думаю, на этом все и закончится. Я помню, как мы дрались в детстве. Дерешься, дерешься, видишь, что противник не сдается, и все заканчивается. Каждый продемонстрировал силу, никто не поддался, и наступает мир.

— А я мира не хочу, — сказала она. — Я хочу войны…

— Не надо, — сказал Борис. — Они отравят Нюрку. Она же добрая собака.

— Значит, перестанет быть доброй, — сказала она. — И ты займешься ее дрессировкой. Она должна быть злой, недоверчивой, агрессивной. Если в квартиру входит человек, она должна бросаться мгновенно. Если ко мне подходит на улице человек, она должна быть так же мгновенно рядом со мною. И если рядом стоящий со мною человек только поднимет руку, она должна даже без команды защищать меня.

— Послушай. — Борис сел рядом с нею. — Если воспитать собаку такой, как ты хочешь, то это значит жить в постоянном страхе. Подойдет к тебе на улице подруга, случайно поднимет руку, чтобы, ну скажем, поправить прическу, и собака может броситься. В квартиру войдет почтальон, врач — и нет никакой гарантии, что у нее не сработает рефлекс нападения. Я не хочу превращать нормальную собаку в зверя.

— Значит, ты хочешь, чтобы завтра выдавили дверь и расправились со мною и с нею? — спросила она.

— Успокойся, — попросил Борис. — Не надо преувеличивать опасность.

Вечером она гуляла с Нюркой. Нюрка бегала по пустырю.

Она услышала, как из кустарника крикнули:

— Дэзи!

И Нюрка помчалась на зов.

— Нюра, ко мне! — крикнула она, но Нюрка ее то ли не услышала, то ли не послушалась. Она бросилась за нею. Увидела, как быстро удаляется мужчина.

Нюрка, удобно устроившись, с аппетитом поедала большой кусок колбасы.

— Фу! — крикнула она, стегнула Нюрку поводком, но собака уже расправилась с колбасой.

Они возвращались домой. И вдруг Нюрка легла на землю. Она приказала ей встать. В подъезде Нюрку стало тошнить.

В квартире она с трудом заползла под стол. Дыхание становилось частым и прерывистым.

Она набрала номер телефона и сказала:

— Боря, кажется, ее отравили… да, понятно, понятно. Я тебя умоляю…

…Она набирала воду в большую спринцовку, раскрывала Нюркину пасть и закачивала в нее воду.

…Борис вбежал в комнату, разломал ампулу с лекарством, набрал в шприц, вколол, на руках отнес Нюрку в ванную и, перевалив через колено, начал выдавливать содержимое желудка.

Они сидели рядом с едва дышащей Нюркой. Борис послушал сердце. Уколол иголкой, рефлексы были.

— Не хотел я этого, — сказал Борис. — Но придется…