Воспитание жестокости у женщин и собак. Сборник

Когда у него в доме ломался телевизор, из мастерской всегда приходили такие же молодые, вынимали какие-то приборы, что-то заменяли, и телевизор начинал работать.

— Ладно, — сказал Никита. — Есть идея. Последняя. Только слушайте очень внимательно и рассказывайте подробно. Вы вошли в свой номер. Что вы сделали?

— Попробовал открыть окно — не получилось. Потом хотел включить кондиционер — не получилось.

Он не стал рассказывать, как хотел принять душ и едва не ошпарился, зачем уж так позориться-то.

— Потом вы сели за стол, — напомнил Никита. — На столе лежала папка. В ней открытки и шариковая ручка. Дайте ручку!

— Ручка без колпачка, в карман не положишь. Я не взял.

— В пепельнице лежали спички, — продолжал Никита. — Вы же взяли их?

— Вообще-то я пользуюсь зажигалкой, но спички взял. Как сувенир.

— Дайте мне спички.

Бурцев достал спички и протянул их Никите, тот, глянув на них, протянул Кириллу.

— Как ты догадался? — удивился Кирилл.

— Да они все семьдесят лет подворовывали. Не мог не прихватить.

«Значит, мы подворовывали, — обиделся Бурцев. — А вы совсем другие, что ли?» Он почему-то вспомнил, что, выезжая в командировки от ЦК читать лекции, он всегда говорил, что у нас нет конфликта поколений. Конфликта, может быть, и нет, они нас просто вытесняют.

— Ваш отель называется «Айбис». Район Рапонги.

— А как вы узнали? — поразился Бурцев.

— Так на них же написано. — Кирилл протянул Бурцеву спички. — И станция метро указана. Но айбис действительно птица, это как фламинго, только поменьше. Но как вы это прочитали — вы же не знаете английского?

Бурцев взял коробок со спичками.

— Я прочел как ибис, а ибис напоминает чибис, а чибис и есть пиздрик.

— Да, — сказал Кирилл, — с такими русскими ассоциациями ни один современный компьютер не справится. Спускайтесь в метро.

— А где метро?

— А вон. — И Кирилл ткнул в сторону подземного перехода, над которым светилась латинская буква «М», как в Москве.

И ребята, помахав ему, растворились в японской толпе. «Даже не довели до метро, — обиделся Бурцев, — и не спросили, где я работаю. Ведь им после окончания университета придется устраиваться на работу, и я мог бы позвонить. А звонить-то некому, — тут же подумал он. Те, что все решали, уже ничего не решают. — И чего им помогать? Со знанием английского и японского и после стажировки в Японии не они будут искать место, а их будут искать места».

И весь его опыт и знания номенклатуры уже невозможно использовать. И от этого Бурцеву стало совсем грустно, успокаивало единственное: теперь он знал, где метро.

Бурцев спустился вниз. На платформе спросил у пожилой японки, ткнув в приближающийся поезд:

— Рапонга?

Японка заулыбалась и согласно закивала. Бурцев вышел на третьей остановке. Слева был табачный киоск. Это он помнил. Он повернул налево, посмотрел наверх. Ярко светилась неоном вывеска «Айбис». На лифте он поднялся на пятый этаж. Написал на бумажке номер своей комнаты и получил ключ. Еще не очень веря, он открыл дверь — в комнате стоял его чемодан.

Бурцев разделся и лег в постель. «Никуда больше по заграницам не поеду, — решил он. — И вообще уеду домой, в деревню. Поговорю в райкоме, подберут ведь какую-нибудь работу». Но тут он вспомнил, что райкомов больше нет. С его-то опытом он, конечно, мог бы стать председателем колхоза, но отец писал, что колхоз в их деревне вроде бы собираются ликвидировать. В конце концов, он может и просто пахать, косить, скирдовать, силы еще есть. С этими мыслями он и уснул. И снилось ему, что лежит он на прохладной траве и смотрит в не очень голубое, но все-таки голубое небо, и там, в вышине, вьется пиздрик, то спускаясь, то взмывая вверх, и кричит, кричит: «Пиз, пиз». И ему стало хорошо и спокойно впервые за многие, многие годы…