Беседы с собой

Забудешь ключ повернуть в замке, сидишь, стучишь на машинке, вдруг открывается дверь без стука и вваливается эта автобусная шалава.

— Писатель, дай электрическую бритву! — не просит, а требует она.

— Для чего?

— Побрить под мышками, — она поднимает руку и демонстрирует запущенные черные заросли.

— Не дам, — говорю я в раздражении, — и вообще в дверь стучать положено прежде, чем войти,

— Подумаешь, какой культурный! — девица хлопает дверью и исчезает.

— Чтоб тебя черти взяли! — думаю я и час лежу, не могу собраться с мыслями. И так ежедневно.

Наконец рукопись готова, и я, набравшись мужества, подхожу после ужина к незнакомке и, протягивая свернутые в трубочку рассказы, говорю: “Это вам вместо цветов. Не сочтите за труд, прочитайте”.

— Спасибо, — говорит она очень доброжелательно и мило улыбается зелено-карими глазами. И главное — ни капли удивления, как будто все так и должно быть и нет здесь никакой странности.

Ночь я не сплю и вижу себя со стороны: подходит к незнакомой женщине какой-то идиот и вручает ей даже не стихи, что было бы еще простительно, а шизофреническую прозу.

Так стыдно, что и перенести нельзя; и я решаюсь уезжать домой, черт с ней, с путевкой! Утром позавтракаю и на автобус.

Бочком, стараясь раствориться среди остальных, с утра тащусь в столовую на поролоновых ногах и вижу с ужасом, что, отделившись от стены, она делает мне шаг навстречу.

— Теперь я знаю ваше имя, — весело говорит она и протягивает мне горячую ладошку, — хотя вы могли бы это сделать гораздо раньше. А меня зовут Лида. Ваши рассказы мне очень понравились, и я оставляю их себе.

Так мы познакомились, и мир сразу изменился.

По всем законам жанра из-за облака выскочило и засияло солнышко, и мы с ней гуляли по хрустящему мартовскому насту. За день мы узнали друг о друге все, это был какой-то водопад откровенности. У нее благополучная, обеспеченная жизнь, прекрасная семья, дочь вот-вот престижно выйдет замуж, муж — крупный исполкомовский работник, а сама она трудится из любви к своей профессии врача.

Неделю мы с ней общались на прогулках, и ни одной минуты нам не было скучно. Мне было так тепло, спокойно и уютно рядом, что я однажды у нее спросил:

— Доктор, у вас шприц с собой?

— Да, конечно, в сумочке.

— А адреналин?

— Вы что, Вольф, умирать собрались?

— От счастья, доктор.

— Тогда я пальцем не пошевельну, — засмеялась Лида, — это самая лучшая смерть.

До конца смены мы так и не перешли на “ты”. Я уезжаю первым, и она провожает меня до автобуса. — Давайте, Вольф, я вас вылечу, — предлагает она на прощание, — у вас острый хандроз. Приезжайте ко мне в больницу в любое время без направления, когда захотите.

Автобус показывается из-за поворота, и она уходит. Я оглядываюсь и вижу, что она смотрит мне вслед. Лица уже не видно, одно белое пятно.

У меня опять был выбор, но я не поехал…

Спасибо вам, доктор Лида!

После той встречи, которую подарила мне благодетельница-судьба, я написал две повести и твердо встал на ноги. Когда-то мне очень хотелось опубликовать эти наивные записки, но теперь я смотрю на них с нескрываемой иронией, хотя в них, может быть, и была Божья искра. Но дело не в этом.

Мой талант, как семечко, занесенное ветром между шпал железной дороги, оно зацепилось между камнями за крохи земли, и вырос кустик: маленький, запыленный, чумазый от мазута, но живой.

У него нет никаких перспектив, никогда он не вырастет в дерево, сколько бы он ни старался, он так и будет чахнуть, и поезда, которые беспрерывно над ним грохочут, оборвут ему листья и веточки, обольют кислотой и бензином, и ничего здесь не поделаешь, просто так получилось, никто не виноват.

Ветер дул не в ту сторону…

XI

Конец весны и лето я живу в деревне, здесь у меня хибара-развалюха и огород, дом Цветова — напротив моего, и наши общие треть гектара обнесены одним общим забором, который мы собрали из разной рухляди. Очертим круг общения: соседка справа — Файка. Если представить себе босое, непомерно длинное коромысло с красным платком на макушке — то это ее портрет. Одежда — разноцветное тряпье, не хватит красноречия его описывать. Файкин сожитель Леня, пентюх лет под шестьдесят, ее ровесник и бессменный собутыльник, появляется здесь, чтобы пропить зарплату и получить от пассии поленом по уху или просто пару оплеух. Он по профессии печник-неудачник, все сляпанные им печи через три года разваливаются, и опечаленные клиенты стоят у него в очереди по второму и третьему разу. Он обеспечил себя работой на вечную жизнь… Файкина черная коза — профессиональная стерва и разбойница. Когда хозяйка пьяная, а это так же неминуемо, как восход солнца, коза проникает в огород и пожирает все подряд, за исключением того, что она успела растоптать. Растоптанное она не жрет, видимо, из брезгливости. Но начинает она всегда с десерта — обдирает кору с яблонь. Посадишь саженцы по весне, а в следующем году все надо начинать сначала, эта тварь сожрала бы, наверное, и забор, но ей мешают гвозди. От этого жуткого тандема в природе нет лекарства.

Кроме козы, у Файки пятеро овец и поросенок Боря, названный так в честь профессора Цветова, в благодарность за его личные достоинства и крупный вклад в отечественную геофизику.

Чуть дальше — братья Верзины, которые пропили все, кроме пасеки, оставшейся от отца, они уже год без работы, но пьяные каждый день.

Глядишь на них и думаешь, что цивилизация существует на другом конце Вселенной, а не на нашей планете, здесь еще не было ни Гомера, ни Рафаэля, ни Чайковского.

Пьянство — это не только российская беда, это общечеловеческое несчастье, но в России у пьяниц другой статус, чем где бы то ни было; пьяниц в России не любят, но оправдывают и жалеют.

В метро пьяница-бомж лежит на сиденье, растолкав грязными сапогами пассажиров, и спит. Никто его не тронет: священная корова.

Натворит что-нибудь негодяй, и на все упреки, улыбаясь, отвечает: я же пьяный был, вы что, не видели?

Пьяный? Ну, ладно, иди с Богом.

Сами пьяницы поразительно изобретательный народ, они, как правило, артисты и хорошие психологи. Это очень тонко подметил Д.Стейнбек в прекрасной книжке “Квартал Тортилья-Флэт”.

Но я как патриот, причем, центристский, а не правый и не левый, со всей ответственностью заявляю, что наш российский пьяница ничем не уступит своему американскому коллеге. Хотите получить пример из жизни? Пожалуйста…

Казалось бы, из дома уже все вынесено, осталась одна кровать, на которой развалился хромой голодный пес, но нет! Еще не все потеряно, на белом свете еще много неодураченных людей, и наши пьяницы идут на “халтуру” к дачникам и предлагают им построить баню.

Да и материалы у них есть, припасли еще зимой, и трактор — подвести необходимое, и инструменты. Бригада в сборе, вот они умельцы, руки золотые.

О цене с незадачливым хозяином они торгуются недолго, чтобы, не дай Бог, не спугнуть. Внимательно осматривают место, где хозяин задумал строить баню и делают ценные замечания. Потом бьют по рукам, пьют магарыч, обедают (хозяйка бегает вся в мыле), берут аванс и исчезают.

Через неделю у нас в деревне появляется не в шутку растревоженный хозяин: когда начнете строить? в чем задержка?

Трактор поломался, говорят они, показывая на груду металлолома, ржавеющую уже пять лет у церкви, не на чем лес подвезти. У них не только леса, трактора, но даже спичек в доме нет, один пустой стакан стоит на подоконнике.

Человек, попавший к пьяницам в кабалу, дает еще аванс на ремонт трактора и подвоз материалов. И все начинается сначала.

Но есть хозяин ушлый и аванс не даст, пока не привезут стройматериалы. И это не беда, для него есть другой прием, и его, как пить дать, облапошат, поскольку выпить очень хочется.

Когда меня в деревне не было, они украли в моем сарае 60 листов шифера и отвезли его во Фролово. Хозяин понял, что имеет дело с солидной фирмой, дал им деньги за шифер и аванс за работу, которая предстоит.