Ведьмин подарок. Лилит (сборник)

Для нас с Лейлой навсегда закрыты двери рая. Наши фантомы, будто отбившиеся от стаи птицы, год за годом уныло бороздят просторы дней и ночей.

Но зато сейчас наши души снова могут быть вместе. И на сочных травах у реки, и на скользкой тине на дне…

Призрак замолчал и тяжело и печально опустил голову.

А я уже знала, как расскажу о них тебе, читатель…

Домик на дереве. Пашка-философ

Он прибился к нашей бродяжьей стайке в конце октября, когда зима постепенно вступала в свои владения миром. Уже ночами мороз сковывал землю, сжимал её в своих ледяных объятьях, покрывая лужицы первым, хрупким ледком. Тонкие плёночки льда на тропинках по утрам озорные мальчишки истово колотили – кто палками, а кто прямо ногами в тяжёлых тёплых ботинках. Для этих домашних юнцов – розовых, выросших в тепле и уюте – подпрыгивание на нежной ледяной корочке было одной из любимых забав. Нас же, оборванных и голодных бродяг, первый лёд совсем не радовал – он был предвестником наступления нелёгких времён. Мы знали, что именно в эти ближайшие пять месяцев кто-то из нас непременно умрёт, судорожно и некрасиво скорчившись от холода на улице или в каком-то заброшенном городском подвале…

Он же, Пашка-философ, родился в обеспеченной семье, жил в большом, щедро натопленном в холодное время года доме, со своей матерью, любящей изящные платья и перчатки, а также братом – полным дурачком от рождения. Жил сыто и неплохо, за исключением тех моментов, когда мать ненадолго оставляла его присматривать за младшеньким. Кроме того, что существенно отстающему в развитии Гришке было без разницы, что в рот класть – будь то кашка, а будь со двора какашка – он ещё и отличался бесовским озорством: портил в доме всё, что поизящнее и поценнее с неописуемым диким блеском в пустых серых глазах.

Было в ту пору у Паши и одно самое излюбленное занятие – сидеть дни напролёт в деревянном, полностью обустроенном домике, который конюх Ерофей соорудил для него на высоченном дубе позади их богатых владений. Мать найти его там не могла – она бы ни в жизнь не попыталась, подобрав свои пышные юбки, взобраться столь высоко. Прислуга была слишком малочисленна и потому очень занята, чтобы лазать по деревьям за лихим мальцом. А Гришка… О нём и говорить нечего.

О дубе том и домике на нём сказ завёл я отнюдь не для красного словца – появление их в жизни паренька-философа носило явно судьбоносный характер…

В очередной такой день или вечер, просидев на дубе более восьми часов кряду, мальчик заснул. И привиделся тогда ему старичок в потрёпанном одеянии. Тот странник (по словам Пашки) и пояснил ему во сне всю суть мироздания: человек за все свои прегрешения в прежних рождениях – в последующих соответствующие наказания несёт. Мол, брат его, Григорий, от науки и образования нос воротил, да ещё и палки в колёса умным людям вставлял – вот и уродился ныне недееспособным. Притом, видно, и всеядным был – гнался с равной охотой и за златом, и за серебром. Вот и обезумел от жадности к нынешнему-то перерождению. Мать в прежние свои реинкарнации всё за удовольствиями гонялась да про детей забывала – посему сейчас одна свои дни коротает, муж сбежал, а другим мужчинам она с больным сыном без надобности. И, мол, пока не очнётся душа от гонки за благами материальными да страстями порочными – так и будет маяться, с каждым новым рождением всё суровее.

– Я тогда, – рассказывал нам Павел, в задумчивости ковыряя грязным ногтем выловленную в золе печёную картофелину, – вопрос старичку задал: как быстро распутать этот клубок грехов своих и душ родственных? На что, стрельнув мне в самое сердце своими умными, чёрными очами, он произнёс: “А нельзя, сынок, быстро такое дело распутать. На всё срок да раздумья нужны. Хотя… Вот ежели сыщется в таком роду грешном душа одна чистая да пресильная, откажется от всех благ земных да изопьёт из чаши бродяжьей муки невыносимой, холода и голода, такая душа существенно дела грешного своего рода поправит…” Вот я и сиганул в тот же миг из укрытия моего прочь, куда глаза глядят. И тут вы меня, замёрзшего, подобрали да у костра в этом полуразрушенном подвале обогрели и накормили…

В нашей компании Пашка прижился быстро, если не сказать мгновенно. Очаровал он всех и философией своей необычной для людей нашего положения, и работоспособностью, идущей явно вразрез с благородным его происхождением. Мальчик завсегда превосходил всех членов нашей группы в добыче невырытых своевременно из земли одиночных картофелин. Ловко охотился на любимую бродяжками дичь – крыс и голубей. А вечерами у костра учил нас жить праведно…

– Вот вы нагрешили, видно, сурово в предыдущих-то своих рождениях, оттого и маетесь ныне, от холода и голода мрёте. А многие из вас и по сей день воровством промышляют – ничему жизнь не учит. Страшно подумать, куда дальше падать придётся. А я искуплю своей жертвой грехи мамки и братка чудаковатого, вот тогда и заживём мы… Батя уже не сбежит. Полон дом будет. Но без баловства и лишнего, без тряпок этих мамкиных многочисленных. В труде заживём, праведно… – Любил говаривать мальчик со взрослыми, умными глазами, привалившись затылком к обветшалой кирпичной стене. – Все, будто, ослеплены сущностью материальной. А нет его, блеска, у монеты – это мираж. Блестит лишь душа чистая, свет из неё льётся яркий и горячий. Не счета нужно в банках множить. Душа – твой бриллиант. О ней думать надо – огранку придать, да оправку подобрать…

Умер Паша-философ, защищая 12-летнюю Клавку-бродяжку от растления пьяным солдатом. Был заколот штыком. Только рёбра да ткани хрустнули. Клавка не пострадала – убежала, спряталась неподалёку за углом и беззвучно рыдала, затыкая себе рот грязным кулачком…

Солдат, говорят, после того случая с ума сошёл, своей тени боялся – призрак Паши ему мерещился повсюду…

А наш философ-смельчак умер быстро, с блаженной улыбкой на покрытых кровавой пеной, потрескавшихся губах… Отмучился. А мы все, будто, чувствовали – искупил он немало грехов и своих (если они могут быть у такой души), и мамки, и братка чудаковатого…

Время Центавра

Я – обычная молодая женщина. Живу, пишу книги, о чём-то ежедневно рассказываю миру. В моей судьбе нет ничего особенно выдающегося, если не считать того факта, что моя мама трижды была замужем, но не смогла сохранить ни один из этих браков. Теперь похожие события происходят и в моей судьбе – на данный момент я состою во втором браке, отношения в котором, благодаря моей нетерпимости, трещат по швам.

Говорят, в мире нет никаких загадок, нужно просто научиться видеть и слышать Вселенную. Мне долгое время не удавалось её услышать. Но всё в моей жизни расставил на свои места один необычный и весьма яркий сон.

Мне снилось, что я нахожусь на другой планете. Здесь совершенно иные пейзажи, больше лиловых и серых цветов, совершенно иначе пахнет воздух… Странные, угловатые, излишне замысловатые постройки – прибежище человеческих душ. Эти постройки удивительно умные, сами знают, кого можно, а кого опасно пускать внутрь.

Неожиданно на улице зарядил потрясающе тёплый и весёлый оранжевый дождь. Казалось, он шёл не с небес, а отовсюду, во всех направлениях. Я едва успела укрыться в своём, похожем на толстую сосульку с многочисленными наростами, доме, как электричество замерцало, дверь заухала и загромыхала, будто кто-то пытался выломать её и ворваться внутрь моего убежища.

Так оно и было на самом деле – в тот день на меня совершали покушение. Но, если верить своим ощущениям, кто-то (или что-то) снаружи мешал нападающему. И это не только дверь моего умного и надёжного дома. Снаружи слышались шипение, щелчки и буханье, похожее на то, которое издаёт лопающийся пакет с молоком…

Не выдержав неизвестности, я вынуждена была вырваться из надёжных объятий своего укрытия. Снаружи меня ждало интересное зрелище: будто дьяволица, царапаясь, шипя и извиваясь, полупрозрачная и практически красивая (если не считать изъяном оскаленного алого рта) женщина пыталась добраться до меня. Тут же, на взлёте, её перехватывал и отталкивал назад молодой неизвестный мне парнишка. Чудовище на миг замирало и от взмаха его руки рассыпалось прахом. Но снова возникало из ниоткуда и продолжало свои попытки атаковать меня. Мой защитник явно был на порядок могущественнее нападавшей. И в результате женщина-мегера отступила.