Полная безнаказанность

Укладываясь спать, я воображал себе мощенный булыжником двор: раздался стук копыт, загрохотали колеса карет, суетятся конюшие и слуги — Октав Трамбле де ла Дигьер принимает восхищенных гостей.

Но кто же архитектор? Кто, черт бы его побрал?!

Я решил, что обязательно справлюсь по книгам и отыщу его имя, но, конечно, забыл это сделать. Увы, такое со мной случается…

Я приоткрыл балконную дверь, лег и решил вернуться к купленному накануне фальшивому «Счастью в преступлении». Это оказалось попыткой с негодными средствами: несмотря на проявленную мной добрую волю и вполне приличный стиль автора, в ушах у меня звучал неистовый ритм романов Барбе д’Оревильи. Дальше второй страницы я не продвинулся, вспомнил о книгах, которые помогал перетаскивать, и, преодолев сопротивление собственных артрозных коленей, присел на корточки, чтобы взглянуть на названия. Клянусь честью, литературные вкусы госпожи ла Дигьер были выше всех похвал. Мне показалось, я увидел томик «Орландо», подумал, что редко читаю Вирджинию Вулф, и взял его. О ужас! Это оказалась «Орланда», причем все того же бессовестного автора, у которого явно не хватало вдохновения на собственные названия, раз он все время пользовался чужими! В конце концов мне повезло, я нашел «Дьяволиц» — подлинных! — и наслаждался чтением полчаса (без этого мне трудно заснуть).

Утром меня разбудило не солнце, а кошачье мурлыканье: белый кот обнюхивал мое ухо, черный легонько покусывал за плечо. Я наслаждался общением, надеясь, что моя серая любимица не узнает об этой измене. Всем известно, что некоторые кошки наделены телепатическими способностями.

В кухне пахло свежим хлебом и кофе, приняли меня радушно. Мне кажется, что в своих записях я часто использую глагол «принимать», но, если мужчина живет один, он не может не наслаждаться накрытым к завтраку столом, за которым его ждут пять милых женщин — причем четыре из них молодые и красивые и принимают его как старого друга. Не прошло и сорока восьми часов, а я уже чувствовал себя своим в этом доме. Я человек общительный, но дело было не во мне, а в их невероятной естественности: они просто не считали нужным притворяться или что-либо скрывать.

После завтрака все разъехались по делам: Сара — в своем стареньком грузовичке, который долго чихал, прежде чем завестись, Шарлотта и девочки — в «Клио», ржавой на вид, но, судя по звуку, с уверенно работающим движком. Мадлен убрала с маленького столика телефон, я подключил свой ноутбук, связался с конторой и меньше чем за час разобрался с адресованными мне рабочими вопросами.

— Вопреки вчерашним прогнозам, — сказала Мадлен, — погода сегодня не слишком хорошая. Если хотите, я расскажу, где можно прогуляться, только придется надеть плащ — обещали дождь.

— Но у меня нет плаща.

Гулять мне совсем не хотелось.

— О, я могу одолжить вам дождевик, у нас их полно, любого размера и на любой вкус. — Она издала короткий смешок: — И любой эпохи, мы ведь никогда ничего не выбрасываем. Есть даже подлинный Макферлейн.

Она позвала меня к шкафу в глубине вестибюля, открыла дверцы и продемонстрировала невероятную коллекцию пропахшей нафталином одежды. Я уже готов был поддаться искушению, но Мадлен спасла меня:

— Честно говоря, прогулки по нашим окрестностям увлекательными не назовешь: идешь себе и идешь по дороге вдоль ограды частных владений. Разве что для джоггинга хорошо.

— В моем возрасте бег трусцой противопоказан. Если не возражаете, я, пожалуй, почитаю в своей комнате.

— Сейчас мне нужно заняться хозяйством, но к одиннадцати я вернусь на кухню. Захотите составить мне компанию — милости прошу, мы сможем поболтать, как вчера.

Такая перспектива привлекала меня неизмеримо больше занятий спортом.

Как только я остался один, меня стал искушать демон любопытства: в последнее время он так часто брал надо мной верх, что я даже не пытаюсь сопротивляться. Накануне Сара сложила на полу папки, там оказались бухгалтерские документы. Выписки из банковских счетов и накладные подтверждали мою догадку: ситуация была катастрофической и мои семьсот евро станут каплей в море. Несколько платьев в шкафах, немного белья на полках: необходимая одежда, а не наряды. Деликатность не позволила мне открыть обувные коробки с письмами и фотографиями, далось мне это непросто, так что я заслуживаю восхищения.

В одиннадцать я сидел на кухне и слушал Мадлен. Она чистила овощи и рассказывала.

Мадлен появилась на свет не в «Ла Дигьер», хотя это вполне могло произойти именно там. Ее мать, госпожа Жандрон, работала в поместье и, почувствовав приближение родов, едва успела вернуться к себе — в те времена женщин везли в больницу, только если возникали осложнения. Неделю спустя она приступила к работе, взяв с собой малышку. Мадлен училась ходить, а оба Октава следили за ней умиленными взглядами. Оба неожиданно поняли, что просто обожают детей, а значит, с женитьбой тянуть не стоит. Несмотря на красоту и молодость, они не были завидными женихами: состояния не имели, а содержание «Ла Дигьер» требовало огромных средств. Чтобы не влезать в долги, они распродавали вещи — картины, ценную мебель. Невест молодые люди тем не менее нашли, и в январе 1939 года сыграли две свадьбы. К великому сожалению мужей, молодые супруги не сумели быстро забеременеть. Началась война, мужья ушли на фронт, потом вернулись, и в 1943 году на свет наконец появился новый Октав. Его отец, глава младшей ветви семьи, вступил в Сопротивление и погиб при подрыве моста, оставив сына на попечение кузена.

Именно на его попечение, потому что вдова в «Ла Дигьер» не задержалась: однажды зимним вечером она собрала чемодан, села в поезд, и больше о ней никто никогда не слышал.

В 1947 году жена другого Октава родила ему дочь Альбертину. Здоровье у молодой женщины было хрупкое: она так и не оправилась после родов и вскоре умерла. Тринадцатилетняя Мадлен воспитывала малышку как собственного ребенка. Ее мать, госпожа Жандрон, переехала жить в «Ла Дигьер».

— А ваш отец?

— Он погиб на мосту вместе с Октавом.

Оставшийся в живых Октав хорошо зарабатывал, госпожа Жандрон и маленький Октав получали скудные пособия, которое государство выплачивает вдовам и детям павших героев, но содержание «Ла Дигьер» стоило очень дорого, и за учебу нужно было платить, так что снова пришлось продавать вещи. А потом стряслась новая беда: у Октава-старшего обнаружили рак. Рак поджелудочной железы, который всегда диагностируют слишком поздно. Господин ла Дигьер подвел баланс, понял, что семье грозит катастрофа, и мгновенно нашел решение: госпожа Жандрон должна стать его женой, тогда ей будут платить пенсию, как вдове.

— Так мы с Альбертиной стали сводными сестрами.

Служанка выходит замуж за своего хозяина… Случись это в любой другой семье, сплетен было бы море, но тут никто не усомнился в благородстве намерений. Новобрачная не взяла фамилию мужа и не делила с ним постель. После смерти Октава она передала деньги в распоряжение молодых наследников, оставив себе только причитавшееся ей и Мадлен жалованье.

Молодой Октав нашел хорошую работу в муниципалитете. Его брак с Альбертиной удивил окружающих: они росли как брат с сестрой, никто не думал, что они влюблены друг в друга. Мадлен считала, что их соединила страсть к «Ла Дигьер». От семейных традиций супруги отступили всего один раз: решив, что в роду было предостаточно Октавий и Альбертин, они назвали девочек Сарой и Шарлоттой.

— Времена изменились.

Саре было полгода, когда Октав погиб в автокатастрофе, ужасно банальной и глупой: поздно вечером он возвращался домой, навстречу ехали подвыпившие юнцы, они не справились с управлением, их машину занесло, от удара Октава выбросило на дорогу, и он сломал шею. Пока шло разбирательство и решался вопрос о возмещении ущерба, семье в очередной раз пришлось кое-что продать.

— Постепенно исчезло все — кровати, туалетные столики, ковры, картины и даже ванны и краны начала века.

Проблема с деньгами стояла так остро, что Альбертине некогда было горевать: уверенный в будущем Октав ничего не отложил на черный день и даже жизнь свою не застраховал, а каждый день нужно было покупать еду и каждый месяц — платить за электричество. Мадлен пустила в ход свои скудные сбережения, они привели в порядок поросший бурьяном огород, завели кур, собирали в парке хворост. Альбертина попыталась было найти работу, но от этой идеи быстро пришлось отказаться: никакого диплома у нее не было, она могла бы продавать книги или одежду, но продавщицам платили гроши, а пришлось бы ездить в город, и траты на бензин да на ремонт машины съедали бы всю зарплату. В те ужасные годы на счету был каждый франк.