Шпионская сага. История семнадцатая. «Звезда сезона» (СИ)

- Дом и все, что есть на территории, в вашем полном распоряжении, господа, - повернувшись к Леону и Максу, Кристиан едва заметно улыбнулся уголками губ. – Слугам отдано распоряжение выполнять любое ваше пожелание, любой каприз. Вашу дорожную одежду приведут в порядок и вернут вам.

- Вернуть бы ясность ума… - пробормотал Макс, смотря Кристиану прямо в глаза.

- Надеюсь, местный климат не будет долго вас испытывать, - прочитав между строк, что хотел сказать этими словами Макс, Кристиан надеялся, что и его он поймет, - и мы сможем после ужина поговорить о далекой французской земле, которую нам когда-то пришлось покинуть.

- Вечера не хватит все рассказать…

Макс сглотнул комок в горле. Конечно, он все понимал. Ведь он не хуже Саши читал и чувствовал Кристиана. Не проходило и дня за прошедший год, чтобы он не думал о нем, не разговаривал с ним, зарывшись руками в волосы, не опускал лицо в колени, гася вырывающийся из самого сердца крик: «Какого черта ты умер!?». И сейчас, глядя на него, ему больше всего хотелось вскочить, схватить его за плечи и закричать: «Какого черта ты не взял меня с собой!?».

- Уверен, мы найдем достаточно времени. – Кристиан тоже не смог сдержать комок в горле, державшая его руку Джоанна еле заметно сжала его ладонь. Погасив на корню предательскую влагу в глазах, Кристиан сдержанно улыбнулся. – А сейчас прошу простить меня. Хорошего дня, господа.

Едва за ним закрылась дверь, как Джоанна повернулась к гостям:

- Будут ли какие-нибудь пожелания?

- С вашего позволения, Джамиля-ханум, - Леон улыбнулся уголками глаз, подойдя к ней, - я все же окунусь в объятия мягкой кровати, чтобы к ужину быть в более лучшей форме. Было бы некрасиво с моей стороны зевать во время разговора. А рассказать нам, как сказал мой друг, - Леон обернулся на все еще сидящего за столом Макса, - есть о чем.

- Конечно, господин Маск, - склонив голову, улыбнулась Джоанна, тонкий шелк абайи не смог скрыть ее улыбку от стоящего рядом Леона. – Вы можете отдать распоряжение слугам разбудить вас в желаемое время.

- А вы, юноша? – склонившись над Роном, Леон обнял его за плечи.

- Если госпожа не против, я бы окунулся в бассейне. - Подняв глаза на Джоанну, тихо сказал Рон.

- Конечно, мой юный господин. - Улыбнулась она в ответ. И даже это традиционное восточное обращение женщины к молодому мужчине в ее устах прозвучало сейчас с особым смыслом. – И, если юный господин пожелает, я могла бы показать ему весь наш сад. Там много затерянных уголков, где растут цветы не менее прекрасные, чем восхитившая его орхидея.

- С радостью. – Как можно сдержаннее произнес Рон, хотя внутри у него все кричало и ликовало. Пока отец в отъезде, он сможет вдоволь наобниматься и наговориться с мамой. Первый шок, когда он увидел ее в саду и долго не мог успокоить затрясшиеся руки, а она все гладила и гладила его лицо, прошел, истосковавшиеся по материнской любви душа и сердце изнывали в ожидании.

- Макс? – Леон поднял глаза на друга.

- Я… - Макс бросил на белоснежную скатерть смятую салфетку, - я, пожалуй, прокатился бы верхом…

Закипающий от событий мозг требовал сквозняка. Лучше всего в таких случаях Максу помогала двухчасовая, как минимум, скачка до полного изнеможения себя и лошади. Выбивание дури из головы – так он сам называл это.

- Конюшни в вашем распоряжении, господин Броншайн. – Джоанна обернулась, жестом подзывая слугу, тот молниеносно оказался рядом с ней. – Проводите господина, он может выбрать любую лошадь.

Слуга почтительно склонился в поклоне перед госпожой и поднял голову на Макса.

- Благодарю… Джамиля-ханум… - произнес Макс, когда, обойдя стол, остановился около Джоанны.

Она улыбнулась ему, пытаясь успокоить, подбодрить, вернуть пошатнувшуюся под ногами почву и надеясь, что он заметил это и все понял. Она, как и Кристиан, видела и чувствовала замешательство и метания Макса, но признавала за мужем право все объяснить ему. Рассеянно кивнув головой, Макс вышел следом за слугой.

Едва войдя в комнату, Леон первым делом связался с Парижем. Слушая в трубке глухой голос Саши, он с трудом сдерживался, чтобы не закричать: «Они живы! Живы! И скоро вернутся!». Но помня реакцию Кристиана на его первый порыв еще в кальянной, Леон чувствовал, что у того есть весомые причины пока продолжать хранить молчание. И как бы его сердце сейчас не горело желанием погасить боль Сашиного сердца, он уважал решение Кристиана. А потому, ограничившись рассказом о щедром восточном гостеприимстве, попрощался с женой, пообещав звонить каждый день. Упав на кровать, он еще какое-то время изучал замысловатую лепнину на потолке, пока сон не сморил его. Последняя мысль, что посетила его, прежде чем веки сомкнулись, и с улыбкой от которой он уснул, была его стопроцентная уверенность в том, кто тот гость, которого Кристиан ждет на ужин.

Макс же, проследовав за слугой, не смог сдержать восхищения, войдя в конюшни. Великолепные жеребцы и лошади арабской, английской, ахалтекинской пород неторопливо били копытами, поднимая на него свои умные глаза и фырча в протянутую ладонь. Обойдя почти все конюшни, Макс замер перед шикарным жеребцом, черная атласная гладь кожи которого отливала в свете проникающего в щели между балками солнца. Тронув морду скакуна, Макс замер. Но в отличие от своих соседей, тот не спешил доверчиво тыкаться в коснувшуюся носа руку.

- Париж. Четыре года. – Раздался у него за спиной голос, обернувшись на который, Макс увидел средних лет мужчину с тронутыми сединой висками. Подойдя ближе, он протянул жеребцу несколько небольших морковок, которыми тот тут же благодарно захрустел. Мужчина же повернулся к Максу, протягивая другую руку. – Хоакин Балраст, конюх. Понравился? – кивнул на жеребца.

- Красавец… - кивнул восхищенно Макс.

- Хозяйский… - обронил конюх, внимательно следя за реакцией гостя. Рука Макса замерла на морде скакуна. Он смотрел на него и видел Кристиана, мчащегося вдоль линии залива на этом черном великолепии. – Оседлать?

Макс молча кивнул, вспомнив слова Кристиана о том, что все в доме к их услугам, и в этом на первый взгляд незначительном жесте увидел одну из его попыток окончательно растопить напряженность между ними.

Париж покорно принял его, словно чувствовал, что ему, как и хозяину, можно доверять. Каблуки ботинок коснулись лощеных вороных боков, Париж дернул головой, проверяя, хорошо ли седок контролирует поводья и, разрезав передними копытами знойный воздух, не размениваясь на шаг, сразу сорвался в галоп.

Волнистая прибрежная линия уходила далеко вперед, куда видели глаза, своей бесконечностью унося вдаль все тревоги и печали. Летящие из-под копыт освежающие соленые брызги то и дело долетали до головы Макса, не только принося облегчение разгоряченной голове, но и приводя в порядок роящиеся в ней мысли.

Когда взмокшие они оба – и он, и Париж – вернулись к вилле, внизу ведущего к воротам серпантина показалась уже знакомая ему машина. Придержав поводья, немалыми усилиями сдерживая разгоряченного скакуна, Макс наблюдал, как машина медленно вплыла в ворота, снова, словно он ожидал за дверью, Мусаид показался на верхней ступеньке. Выйдя из машины, Кристиан задержался, о чем-то спрашивая его, тот отрицательно покачал головой. Кивнув, Кристиан скрылся в доме.

- Почему тогда он не взял меня с собой? – нагнувшись, Макс погладил холку коня, вздохнул, правда, уже не так колюче, как до этого в кальянной, да и за обедом. Париж в ответ фыркнул пару раз, все так же нетерпеливо перебирая копытами. – Да, понимаю я все на самом деле…

Бросив взгляд на медленно клонящееся к горизонту солнце, Макс развернул скакуна и, дернув поводья, направил его в сторону виллы. Выходя из конюшен, вдалеке увидел идущих к дому Джоанну и Рона. Сам он оказался у дверей в тот момент, когда ворота виллы снова открылись, пропуская белоснежный Кадиллак. Прекрасно зная, кто сидит в нем, Макс тем не менее предпочел все же оттянуть момент встречи и, стремительно взбежав по ступенькам, скрылся в доме.