Великая игра. Птицы. Ледяной замок. Рассказы

Маттис не мог смириться с этим, на него вдруг нахлынул ужас: теперь Хеге потеряна навсегда.

— Когда же вы полюбили друг друга?. — бессильно, но в то же время настойчиво спросил он.

— Когда ты был на перевозе.

Маттис видел, что Хеге блаженствует в объятиях Ёргена. Ее лицо было неузнаваемо — ни усталости, ни раздражения, ни угрюмости. Случившееся ошеломило Маттиса, сперва он даже обрадовался, но потом сообразил: Хеге потеряна для него.

Нет, нет!

Ты же сам видишь. Она потеряна.

— Хеге, почему же ты ничего не сказала мне раньше? — спросил он наконец.

— Мне нужно было убедиться в этом, — ответила Хеге. — А тем временем ты сам обо всем догадался, потому что ты умный.

Он растерялся, услыхав похвалу, которой она хотела его задобрить. Его передернуло, он спросил, словно речь шла о жизни в смерти:

— Ты хочешь уехать отсюда?

— С чего ты взял?

— Ну, раз ты боялась сказать мне об этом!

— Нет! — сказала она очень решительно. — Мы никуда не уедем. У нас хватит места и для Ёргена. Все будет по-прежнему.

Маттис не решался поверить ей: они столько скрывали от него.

— И зачем только я стал перевозчиком, — откровенно пожалел он.

— Ну почему же? — возразила Хеге. — Разве плохо целый день плавать по озеру?

— Я никого не перевез, кроме Ёргена. Лучше бы мне и не браться за это!

Наконец в разговор вмешался и молчаливый Ёрген.

— Может, ты еще кого-нибудь перевезешь, — сказал он.

Маттис помотал головой.

Кто знает, на озере все может быть, — продолжал Ёрген.

Маттис считал, что у него есть все основания быть твердым и непреклонным:

— Лучше бы мне и не браться…

Он не успел закончить, Хеге вмешалась, испугавшись, что он что-то испортит. Она подошла к нему и сделала то, чего не делала никогда на его памяти: она крепко обняла его, и он почувствовал на себе ее руки. Лицо у нее было странное.

— Благослови тебя бог, Маттис, за то, что ты стал перевозчиком, — сказала Хеге.

Она тут же стыдливо отпустила его и отошла к Ёргену.

Маттис спросил себя: почему же она тогда так сердилась на меня, если они с Ёргеном полюбили друг друга? Спросить у нее об этом? Нет.

— Все влюбленные разные, — сказал он вместо этого, все-таки коснувшись опасной темы.

Они насторожились. Неужели то, что он сказал на этот раз, слишком умно для них? — подумал Маттис.

— Что ты имеешь в виду? — спросила Хеге.

— То, что я уже видел влюбленных, — ответил он. — Только и всего. Летом я полол турнепс вместе с влюбленными, так они все время щипали друг друга за икры.

Хеге и Ёрген развеселились. Настороженность растаяла.

— Они были молоденькие, — сказала Хеге. — Только молодые влюбленные щиплют друг друга.

Ёрген молчал.

— Но они были добрые, все время, — сказал Маттис.

— Так и должно быть, — ответила Хеге.

— А почему же тогда ты на меня сердилась?

Это вырвалось у него невольно, в ответ на то, что сказала Хеге. Вернуть назад свои слова он уже не мог. Впрочем, хорошо, что он их сказал.

Хеге смущенно заморгала.

— Я? Сердилась? Ничего подобного, — неловко попыталась оправдаться она.

Это было глупо, Маттис видел, что припер ее к стенке. И пока сила была на его стороне, он сказал:

— Пойду к лодке. Мне надо поразмыслить.

— Хорошо, — сказала Хеге.

Он сразу же ушел.

На берегу он остановился, подумал и стал было подниматься обратно к дому, но потом снова спустился вниз. Вальдшнеп, птица моя, сказал он про себя.

Он не столкнул лодку в воду, а уселся на берегу рядом с ней, вдыхая добрый смоляной запах. Но смотрел он на нее с неприязнью: кто больше виноват в истории с Ёргеном, он сам или лодка? По отдельности ни он, ни лодка не могли бы перевезти Ёргена через озеро.

33

Теперь Хеге стала открыто уходить к Ёргену, когда он отдыхал по вечерам после работы, и это была первая перемена, которая произошла в доме после того важного объяснения. Маттис видел, какая она веселая и счастливая. Он понимал, что тоже должен быть веселым и счастливым, но не мог, ему было страшно. Однажды он осмелел и спросил:

— Что же теперь будет? Вы останетесь здесь?

— Мы еще не решили, — ответила Хеге. — Пока все будет как есть.

— А когда решите, что тогда?

— Там увидим. Ты только не волнуйся.

Неужели она не понимает, как ему страшно? Что он будет делать, если она уедет и ее уже не будет рядом? Он привык жить рядом с ней, стоит протянуть руку — и вот она, Хеге.

— Та птица, которая была на дороге… — начал он, но продолжать не смог.

— Которую убили? А в чем дело?

— Да ничего, просто в нее попал свинец.

— Маттис, милый, не думай ты больше об этих птицах, бог с ними, — сказала Хеге так беспечно, как будто из нее вот-вот вырвется наружу веселое «тра-ля-ля». Но ее остановили глаза Маттиса.

— Не пойму я тебя, — очень серьезно сказал он.

«Тра-ля-ля» как не бывало.

— Будь же мужчиной, Маттис, — твердо сказала она. — Подумай немного, как мужчина.

— О чем? — напряженно спросил он.

— Подумай немного и о других. Мужчинам приходится думать о других.

— О каких других? — беспомощно спросил он, испугав ее.

Она не ответила.

Он ходил на перевоз. Теперь уже скоро кто-нибудь позовет меня, думал он. Не одно, так другое непременно должно случиться.

Будь мужчиной, сказала Хеге. Раньше она таких слов не говорила.

Он конопатил лодку. Каждое утро он искал тряпки и лоскутки. Новая лодка пребывала в столь отдаленном будущем, что вскоре и вовсе скрылась из виду.

Быть мужчиной?

Маттис растерянно обдумывал это требование.

Хеге от счастья совсем потеряла голову и уже сама не понимает, что говорит, — должно быть, все дело в этом.

Маттис собирался столкнуть лодку в воду, как вдруг услыхал отдаленное погромыхивание.

Гроза.

Темная туча поднялась из-за гор. И тут же где-то загрохотало.

Ну что ж, остается одно, подумал Маттис. В грозу я перевозить не обязан, да, к счастью, не обязан.

Он привязал лодку еще одной веревкой, на случай, если поднимется сильный ветер, спрятал весла и, ни о чем больше не думая, побежал в свое обычное убежище. Словно гроза освобождала его от всех обязанностей. Когда он поднимался к дому, его настигли слова Хеге: будь мужчиной! Он остановился и повторил их несколько раз.

Издали Маттис увидел, что в дом вошел Ёрген. Может, он покалечился в лесу? Нет, не похоже. Он, видно, совсем не ходил в лес, все время был дома вместе с Хеге.

Их не поймешь, думал Маттис. Ёрген не рубит лес, Хеге не вяжет кофт. Скоро у нас только я один и буду работать.

Загрохотало сильнее, и он ускорил шаги. Может, пойти в дом, к Хеге и Ёргену, переждать грозу вместе с ними, показать, что он настоящий мужчина?

Нет, страшно, честно признался Маттис. И пошел прямо в свое испытанное убежище. Сегодня гроза была, может, и слабее, чем в прошлый раз, но Маттиса уже сковал страх. Он вошел в уборную, запер дверь и заткнул уши.

Все-таки гроза была достаточно сильная. За стеной грохотало, вот послышался отвратительный шипящий звук. Маттис весь сжался. Больше он уже не помышлял о том, чтобы быть мужчиной, дело приняло слишком серьезный оборот.

Но на этот раз он не был здесь в безопасности. Ни раскаты грома, ни пальцы, которыми он заткнул уши, не спасли его от голоса Ёртена, проникшего сквозь стену.

— Маттис! Выходи! — скомандовал Ёрген.

Выйти? Он с ума сошел! — подумал Маттис и даже не шелохнулся, лишь посмотрел, заперта ли дверь на крючок.

— Выходи, Маттис! — приказали за дверью.

Маттис мельком подумал, что недавно он сам точно так же велел Ёргену спуститься с чердака.

Ёрген кричал за дверью:

— Хочешь, чтобы я вытащил тебя оттуда? Сказано тебе, выйди!

Что это? Ёргена Маттис не боялся. Но тот сказал: вытащу тебя оттуда — и оставаться в уборной после этих слов было уже невозможно. И хотя снаружи грохотало так, что Маттис побелел от страха и ноги у него сделались как ватные, он заставил себя выйти — иначе он был бы просто тряпкой. Заставил потому, что Ёрген стоял за дверью и звал его.