Трапеция (ЛП)

сердцах. Оба с почти детским идеализмом страдали от необходимости вечно

выискивать лазейки. Несколько минут, постоянно начеку, в грузовике со

«случайно» запертой дверью – вот чем им обычно приходилось

довольствоваться. Они как-то умудрились еще раз проехаться между городами, но Марио заявил, что делать это слишком часто опасно. Еще одной рискованной

альтернативой был трейлер Сантелли в промежуток между дневным и вечерним

шоу: Папаша Тони и Анжело порой уезжали в город на пару часов – поиграть в

пинбол или дартс. А так как Марио никогда не высказывал желания к ним

присоединиться, то очередной отказ не привлекал лишнего внимания.

И все же обычно их отговорки бывали неуклюжи, а счастливые минуты –

секретны. Оба это ненавидели, но ни один не мог противостоять искушению.

Однажды, когда Марио и Томми целую неделю вращались среди других, не в

силах даже поболтать с глазу на глаз, они нашли маленький грязный бар в

городке в южном Арканзасе. Направившись в заднюю комнату, они хотели лишь

поговорить, но владелец, нахмурившись, поинтересовался:

- Сколько лет мальчику?

- Пятнадцать, – так же резко ответил Марио. – В чем дело? Я что, не могу купить

братишке газировки, пока пью пиво? Или мне бросить его шататься на улице?

- Не надо было его сюда приводить, – сказал мужчина.

Без дальнейших пререканий он принес Марио пиво, а Томми – бутылку шипучки.

Но Марио шепнул: «Пошли отсюда», и они сбежали, оставив напитки едва

ополовиненными.

- Да что с тобой такое, Марио?

- Он нас заподозрил.

- Ладно тебе. Просто в некоторых штатах запрещено приводить детей в бар.

Когда я был совсем маленьким, то в одних штатах родители могли взять меня с

собой, а в других – не пускали.

- Есть и другие законы, – пробормотал Марио. – Думаешь, я не видел, как он на

нас смотрел?

- Господи! Ты совсем чокнулся! Считаешь, кто-то может глянуть на тебя и все

понять? Ты не женоподобный, ничего… Никто не узнает. Просто тебе нравится

думать, что ты другой, какой-то особенный, будто люди по одному твоему виду

могут сказать…

- Лезь в машину и не болтай глупости!

Приоткрыв дверцу, Марио резко ее захлопнул. Изо всей силы. Прямо Томми по

пальцам. Вскрикнув, мальчик согнулся, держась за руку.

- О Боже, – прошептал Марио, едва не плача. – Господи, Везунчик, я не… – и

вдруг взорвался в приступе мучительного гнева: – Ты что, не мог шевелиться

побыстрее?!

Откинувшись на спинку сиденья, Томми сжимал запястье пострадавшей руки

пальцами здоровой, будто пытался помешать жуткой сокрушительной боли

взбираться вверх. Все время, пока Марио ехал к маленькой больнице, он мучился

тошнотой и отчаянно сдерживал рвотные позывы. В приемном отделении

медсестра усадила Томми на высокий стол, а Марио встал позади, положив руку

ему на плечо. Почувствовав очередной приступ дурноты, Томми облокотился

было на Марио, но стоило войти доктору, как парень резко его оттолкнул.

Каким-то образом Томми умудрился не закричать, когда доктор двигал руку, сгибая каждый палец. Кости оказались целы, однако ноготь на среднем пальце

висел на ниточке, а костяшка была стесана до кости – под тонким слоем плоти

белел хрящ.

- Должно быть, у тебя сильные руки, сынок. Повезло, что этот палец не сломался

в дюжине мест. А этим шевелить можешь? Хммм, хорошо.

Доктор наложил плотную повязку и маленькую шину.

- Дверца машины, да? Частенько случается, – он сделал Томми

противостолбнячный укол. – Вы из цирка? Эй, я видел вас вчера вечером.

Воздушные гимнасты, да? Это же вы качались на одной трапеции? О трюках

придется на пару недель забыть, сынок. Кстати, вы действительно братья?

Совсем не похожи.

- Сводные, – у Марио было бледное, искаженное тревогой лицо. – С его рукой все

будет в порядке?

- Думаю, да, если он не будет ее тревожить. Через пару дней отвезете его

сменить повязку.

Доктор вытряс в бутылочку несколько таблеток.

- Через десять-двадцать минут заморозка отойдет, и начнет болеть.

Томми задумался, каким образом может болеть сильнее, чем уже болит, и как

ему умудриться не заскулить, как щенок, если все-таки может. Доктор протянул

бутылочку Марио.

- Дадите ему две, как только доберетесь домой. И потом по одной каждые

четыре часа. Присмотрите за ним?

- Уже присмотрел, – сказал Марио со слезами в голосе.

- Если вы собираетесь сидеть за рулем, молодой человек, – сухо заметил доктор,

– наверное, стоит дать успокоительное и вам.

Томми похлопал Марио по руке здоровой ладонью.

- Марио, не надо. Я же знаю, что ты не специально. Перестань.

Парень отдернул руку и строго нахмурился – такое выражение его лица Томми

уже научился распознавать. Потом достал бумажник.

- Нет, спасибо, доктор, мне нельзя. У меня представление. Сколько с нас?

По пути к машине Томми сделалось так плохо, что он испугался, что сейчас

упадет. Чтобы удержаться на ногах, он взял было Марио за руку, но парень

стряхнул его ладонь.

- Прекрати, – шикнул он, и Томми отпрянул.

Всю обратную дорогу мальчику хотелось сдаться слабости, улечься головой

Марио на колено и позволить боли захлестнуть его. Но вместо этого он сражался

с ней, сидя прямо и холодно.

- Слушай, если ты будешь и дальше так ко мне относиться, люди точно

заподозрят неладное. Мы поссорились, ты прищемил мне руку. Я знаю, что ты не

нарочно, но ты ведешь себя так, будто сделал это именно нарочно. Пожалуйста,

– слабость и боль вдруг нахлынули с такой силой, что Томми начал плакать, – не

злись…

- Да не злюсь я, не злюсь. Но и ты прекрати быть таким ребенком! Нельзя себя

так вести на людях! В приемной ко мне жался, в смотровой об меня терся… Черт

побери, я же говорил…

- Да, говорил, и можешь катиться к черту с этими разговорами!

Томми уставился в окно. Слезы боли и злости струились по лицу.

На стоянке он принял таблетки, ответил на все обеспокоенные вопросы: «Мне

случайно попало дверью по пальцам» и позволил Анжело нарезать для себя

мясо за ужином. В антракте Анжело принес ему ведерко мороженого, и Томми

залез в постель – ждать, пока подействует обезболивающее. Спать он лег, не

глядя на Марио и не ответив на шепот «Спокойной ночи».

Томми не был в номере всего восемь дней, но они тянулись как скучный месяц. С

обездвиженной правой рукой он не мог даже выполнять свои обычные

обязанности в первом отделении, и Анжело с Марио безропотно поделили их

между собой. На третий день Анжело отвез Томми сменить повязку и удалить

почерневший ноготь. После этой процедуры у Томми от боли кружилась голова, а

побелел он так, что перепугал Анжело. Весь обратный путь мужчина нахваливал

Томми за выдержку, остановился, чтобы купить ему коробку конфет, и повторил

свои комплименты за ужином, что смутило Томми даже больше, чем

полуобморочное состояние. С горечью мальчик вспомнил, как Марио отказался

даже поддержать его. А Анжело преспокойно нес его к машине на руках, и

Томми цеплялся ему за шею.

Ночью Марио скользнул ему в постель и постарался развеселить, но Томми

отвернулся к стене и притворился спящим. В конце концов Марио яростным

натянутым шепотом пообещал:

- Ну ладно, маленький паршивец. Что б я еще хоть раз к тебе сунулся.

Даже когда Томми вернулся к работе, рука продолжала отзываться вспышкой

боли, стоило ему схватиться за перекладину. На первом же выступлении он не

смог поймать трапецию, грубо шлепнулся в сетку и заработал ожог на локте, который болел так же сильно, как и рука. «Клоун неуклюжий!» – прошипел