Беглец (СИ)

– Это моя яхта. Пошли, – еще раз позвал он.

Она раздумывала лишь секунду: возможность ощутить море притягивала сильнее, чем созерцание водной разбушевавшейся стихии с берега.

– Твоя? – недоверчиво переспросила Она. – Я думала, ты – отдыхающий.

– Нет. Я обосновался в этом курортном городе, – они не спеша пошли вдоль берега по направлению к бухте. – Но, в какой-то степени, я – отдыхающий. Моя жизнь и есть отдых.

– А чем ты занимаешься? Сдаешь яхту? Возишь людей на экскурсии?

– Нет, – покачал он головой. – Я достаточно богат. Мне это не требуется. И знаешь, к чему пришел я? Жизнь надо делать своими руками.

– Я это слышала, не помогает. Всё слова. Дурацкие слова. Не объясняющие, не доказывающие, не опровергающие ничего.

– Не нравятся слова? Не произноси их. Не слушай их. Пока не сможешь понять то, что для тебя окажется правдой. Но учти, что она будет только твоей. И работать, и действовать она будет лишь на тебя. Когда ты попытаешься раскрыть ее еще кому – либо, тебе точно так же скажут с ухмылкой: «Это все слова». Когда я сказал: «своими руками», я сказал это буквально, – улыбнулся он. – Я работаю своими руками, хотя не нуждаюсь в этом. Это мне нравится. Я делаю изделия из кожи: сумки, ремни и прочее. Когда утром я перебираю в мастерской кусочки разноцветной кожи, трогаю их на ощупь, вдыхаю запах, и начинаю видеть будущее изделие – время для меня останавливается на час, на день, на два. Мир перестает существовать до тех пор, пока готовая вещь не оказывается у меня в руках. Немного отдыха: час, день или неделя, и руки вновь требуют этот наркотик создания, процесса, который поглощает всего меня. Дело вовсе не в результате, не в признании. А только в том, что я умираю внешне на период работы и живу внутренне мыслью, руками, глазами, творением. Я научился отключать внешнее, чтобы оно мне не мешало, когда я внутри. И я научился отключать себя, пока я живу во внешнем мире. Поднимайся осторожно, ступеньки скользкие. Хотя, если бы мне пару лет назад сказали, чем я буду заниматься, я бы не поверил.

– С чего же все началось?

– С покупки дома, в подвале которого осталась небольшая кожевенная мастерская.

– Со случайности, значит.

– Можно сказать, с подарка свыше.

Нижняя палуба была мокрой, потому что высокие волны бились о низкие бортики и их восторженные брызги разлетались по всей поверхности покачивающегося на волнах судна.

– В каюту пройдешь? – спросил мужчина, оглядев Ее: с темными волосами играл ветер, а Ее кожа покрылась мурашками. Короткие шорты и майка оттеняли мраморность тела и лишь усиливали ощущение холода.

– Нет. Можно я наверх? – Она показала на лестницу, ведущую на верхнюю палубу.

– Как хочешь, – мужчина скрылся в рубке.

Она поднялась по крутым ступенькам и, пройдя вперед к самому носу судна, уселась на пол, свесила ноги наружу, просунув их под железные ограждения, а руками крепко обняла металлическую трубку бортика.

Яхта завибрировала, послышался лязг металлических цепей, и через некоторое время судно медленно стало набирать ход.

Ей казалось, что Она взлетает на встречные клубящиеся волны и плавно опускается, чтобы вновь подняться. Великолепное ощущение скользящего полета по воде, подхлестываемое порывистым ветром и сумеречным небом, незабываемо передавалось всему телу и отзывалось в сердце восхищением перед безграничным пространством. Яхту раскачивало сильнее, но Она, прижав подбородок к бортику, преспокойно смотрела вдаль и наслаждалась поездкой.

– В каюту не хочешь? – подошел мужчина. – Здесь холодно.

– Здесь здорово, – возразила Она, но взяла предложенную им куртку и тут же просунула руки в рукава. – А кто управляет яхтой?

– Я сейчас спущусь, – улыбнулся он. – Пришел проведать тебя.

Она оглянулась: берег стал еле различимой узкой полоской, стремительно темнело, а море превратилось в кипящую темную поверхность, которой, казалось, присутствие судна совершенно не нравилось: захлебывающиеся волны так и норовили подняться выше, чтобы накрыть яхту.

Пошел дождь. Сначала Она прикрыла голову курткой, но волшебство ощущений быстро таяло под холодными каплями дождя, и Она, вздохнув, поднялась.

– Ох! – Она едва успела схватиться за поручень низкого бортика. Оказалось, что яхту бросает из стороны в сторону так, что стоять на скользкой палубе без поддержки – невозможно. Пока Она сидела, свесив ноги и обняв железные трубки, резкие движения судна, старающегося противостоять разбушевавшейся стихии, были не таким явными.

Она поторопилась спуститься вниз.

– Мы повернули назад?

– Накаталась?

– Темнеет!

– И что? Я веду по приборам.

– Поворачивай назад! Я не хочу утонуть! Погода плохая.

– Она такой и была час назад.

– Я хочу на берег!

– Ты говорила о бесполезности своей жизни, не так ли?

– Ну и что? Я не говорила, что готова отплыть и утонуть.

– Почему?

– Потому! Хватит иронизировать, поворачивай назад! А то твои сумки и ремни останутся без тебя.

– Мне это не важно. Если я научился жить здесь, я найду себя и там. Я ни в коем случае не испытываю страха перед смертью. А вот ты прими к сведению: если тебе плохо тут, то вероятнее всего, и там тебе не станет лучше. Это зависит только от тебя, а не от внешней смены миров или обстоятельств существования.

– Я тебя не слушаю! Я не хочу так умирать. Захлебнувшись.

– А как? – казалось, Она рассмешила владельца яхты.

– Разбиться на самолете, хотя бы!

– Ты это серьезно? – мужчина не мог сдержать улыбку, точно видел перед собою милого, раскапризничавшегося ребенка, который сам не знает, что говорит. Но мимолетная улыбка слетела с его лица, и он прищурившись и внимательно глядя на Нее задал несколько вопросов, которые, казалось, тревожили и его самого. – Ты думаешь, что смерть решит проблемы? А как же семья, близкие? Ты готова их оставить? Тебе не будет перед ними стыдно?

– Тысячи людей гибнут и умирают каждую секунду, и что – то им никто в вину смерть не ставит. Послушай, давай повернем назад. Мне не нравится этот разговор!

– Я повернул. Мы идем обратно. Хочешь, выпей чаю. Я справляюсь, не беспокойся.

– И не думала, – Она отошла к невысокому шкафчику и открыла дверцы. Из носика огромного аппарата, напоминающего термос, капал кипяток. Чуть выше в решетчатых полках были закреплены коробки с чаем и сахаром, капсулы для кофе-машины, бокалы и приборы. Внизу подрагивали бутылки в ячейках. – Можно мне это? Я очень замерзла.

– Все можно, – крикнул мужчина. Он стоял поодаль у штурвала. – Хочешь, возьми себе сумку от меня на память? В левом ящике есть несколько, под сиденьем.

Она открутила крышечку с бутылки. И, открыв полку сиденья, вытащила несколько небольших сумочек. Понюхала, придирчиво потрогала швы, тщательно посмотрела изнанку.

– Нет, спасибо. Кому-нибудь подари, кому больше пригодятся. Мне они не нравятся. Я хочу ремень! – Она достала из секретера карандаш и рекламный буклет. Найдя чистое место внизу листа, послюнявила карандаш и нарисовала фрагмент сплетения четырех полосок кожи. Отхлебнула из горлышка, пририсовала металлические крепления, которые пересекались в равноудаленных точках, где Она схематично изобразила небольшие камни. – Вот такой хочу ремень на джинсы!

Она, подойдя к штурвалу, показала рисунок.

– Интересно. Я тебе его сделаю.

– Кожу бери рыжего цвета спокойного тона. А камень пусть будет красным. Темно-красным, как вишня. Но на солнце пусть нечаянно ослепит яркостью, как огнем? Такая есть огранка?

– Я тебе с рубинами сделаю, – мельком он взглянул на рисунок.

– Это дорого будет? – спохватилась Она.

– Очень. Это будет самый дорогой… – мужчина замолчал на секунду. И негромко прибавил: – Подарок.

– Спасибо, – бесчувственно и небрежно обронила Она, совершенно не рассчитывая ни на какой ремень. Она никогда не ждала от людей подарков и выполнения обещаний, потому что это случалось не так часто. Даже, если обещания и давались в какой-то момент искренне, то время или жизнь, почему-то после отбирали горячее желание сдержать слово, и человек, выполнял обещанное уже без вдохновения…