Беглец (СИ)

Аэропорт. Джин в пятидесятиграммовых бутылочках. Ликер. Пиво. А для самолета – запечатанный пакет из дьюти-фри.

Заселение в номер прошло незаметно после бессонной ночи и немалых доз алкоголя.

Послеобеденный короткий сон и плавание в холодном бассейне не спасли от головной боли. После ужина Она сидела в открытой беседке на мягком диване и, меняя бокалы с коктейлями, ждала вечернего аниматорского шоу. Головная боль понемногу отпускала, и, наконец, позволила с интересом оглядеться по сторонам.

Нечеткие очертания лиц мужчин, заинтересованные взгляды, улыбки. Официант, подносивший наполненные бокалы.

Мужчина в углу. Белоснежная дишдаша с воротничком-стойкой и запонками на манжетах. Белая ниспадающая гутра, придерживаемая черным жгутом.

«Араб», – Она недоуменно посмотрела на его темные очки, стекла которых явно были направлены на Нее. Мужчина приподнял бокал в знак приветствия. Она сделала то же самое и улыбнулась.

Полуголый парень, выдувающий огонь. Смех, крики, веселье, вино. Доносящаяся из клуба танцевальная музыка. Ночная дискотека. Коктейль. Сигаретный дым. Лучи цветомузыки, падающие на араба, который держит Ее за талию в медленном танце. Вино. Тянущая Ее за руку подруга.

Предрассветная прохлада. Потерявшаяся карточка от номера. Мягкое ковровое покрытие, неудержимый хохот, закрытая дверь, недовольный администратор. Широкая постель с воздушной подушкой…

Пустота.

Утро, разламывающее голову. Холодильник. Дрожащие руки. Виски. Виски. Виски.

Она сдернула с Лены одеяло:

– Пошли в хамам!

– Отстань…

Смеясь, Она столкнула ее на пол вместе с подушкой, в которую судорожно вцепилась Лена, оказавшись без одеяла. За что Она получила удар подушкой по мягкому месту и, не удержавшись на ногах, повалилась рядом.

– Что этот араб пристал к тебе? Он разговаривает по-русски?

– Не знаю, – Она принесла бокал виски и протянула Лене. – Не помню.

– Вы весь вечер не расставались. О чем вы так долго разговаривали?

– Я не помню.

– Как обычно, – махнула Лена рукой. – Сок дай! Я не могу, как ты. Сколько время? Надо поесть. Встречу с гидом, как всегда, пропустили?

– Естественно.

– Всю жизнь меня какие-то алкаши окружают, – посетовала Лена, с трудом глотая крепкий напиток. – То отец, то ты.

– Карма, – Она заботливо присела рядом со стаканом сока в руках. – А у меня веские причины.

– Ну?

– Меня Семеныч не любит.

– Кто это?

– Сама не знаю.

– Ясно.

– Но я его люблю.

– Вчера вечером на дискотеке это было сильно заметно, – кивнула Лена. – Сначала на завтрак пойдем.

– Потом в хамам.

– Нельзя пьяными в баню. Это вредно. Фу, с утра уже пьем.

– Сытыми тоже вредно. Минус на минус плюс дает.

– Встать сил нет!

– Еще виски?

– Глоточек, – согласилась Лена. – Надо своим отписаться, пока мы еще в состоянии буквы различать.

– А где мой телефон? – Она оглянулась на поверхности тумбочек и столика.

– Не знаю. Ты его в потолок швыряла, потому что тебе кто-то ничего не написал.

– А потом? – растерянно спросила Она и полезла под кровать.

– Так он на тебя падал, и ты его опять кидала вверх. Я очень боялась, что он упадет на меня и уснула от страха.

– Лен, – выползла Она из-под кровати. – Я жить дальше не могу.

– Что?!

– Не могу. Мне скучно. Так скучно, что выть охота. Вот все живут для чего-то: детей вырастить, в отпуск поехать, домой пойти с работы, мебель купить новую. А я не могу так. Мне претит любое действие. Мне тошно. И смертельно скучно. Как будто во мне не я живу, а кто-то другой. И ему так одиноко. Как будто этот другой один-единственный на свете. Причем, на чужом свете. И при всем, при этом, я хочу остаться совсем одна. Меня раздражают люди, действия. Все.

– Ты уже напилась, – Лена поднялась с пола. – Одевайся и пошли завтракать.

– Помоги мне тумбочку отодвинуть, может, телефон туда упал?

– А что тебе бы хотелось делать? – Лена попыталась сдвинуть тумбочку с места.

– Делать. Что-нибудь делать. Забор красить, ковер ткать или язык учить. Только без перерыва.

– И кто мешает?

– Время, – вздохнула Она. – И ненужность. У меня нет забора, и ковер никому не будет нужен.

– Понятно. Нет здесь твоего телефона. В себя вкладывать хочешь, а в других – нет. Ты живи для других: детей, мужа, работы, друзей.

– Здесь любви нет, – развела Она руками. – Любви ко всему! К людям, к детям, к мужчине, к делу, к предмету, к окружающему, к себе, к природе…

– Люби, – Лена, прикурив сигарету, вышла на балкон. – Кто не дает-то?

– У меня не получается, – Она подняла подушку и одеяло с пола, бормоча про себя. – Ну совсем не получается! Нет единения с миром, нет понимания ни мира, ни себя. Что-то гложет внутри, а что, я никак не пойму. Куда-то иду, и, вроде, не туда. Медленно все здесь. Дико медленно…

Море набегало пенными волнами на каменистый берег, стекая обратно взмыленными пузырями. Солнце почти не просвечивало сквозь плотную облачность, пытаясь незаметно сесть за горизонт. Сложенными горками белели пластмассовые лежаки и гремели от порывов свистящего ветра. Безлюдный пляж казался брошенным.

Она в одиночестве сидела на земле и, подбирая мелкие камешки, швыряла их в бурлящую водную поверхность. Несколько промчавшихся дней напоминали Ей азбуку морзе: точка, тире, безудержное опьянение, болезненное похмелье, тире, точка, веселье, грусть…

В наушниках одну за другой сменяли мелодии без слов, и низкие басы мягко стучали в унисон бьющемуся сердцу и волнующемуся морю. Пустота в Ее душе казалось бескрайней и успокаивающей. Но Она понимала, что данное состояние является лишь предвестником неясной тревоги, призрачного страха.

Ветер трепал Ее волосы и бросал в лицо соленые капли морской воды, высушивая Ее редкие слезы, которые собирались в уголках глаз.

– Привет! Могу я чем-нибудь помочь?

– Нет, – Она поправила разметавшиеся волосы, вытащила наушники и взглянула на подошедшего мужчину: загорелое обветренное лицо, белозубая улыбка, доброжелательный взгляд. Не вспомнив, как произносится слово «бог» по-английски, запнулась: – Как ты можешь мне помочь? Ты же не… Не…

– Кому я, в таком случае, могу выразить благодарность за слезы на прекрасных глазах?

– Любви, наверное, – Она с трудом выуживала из памяти лексический запас английских слов. – Как она посмела прийти об руку с обстоятельствами, делающими ее невозможной?!

– Ей нужны только два сердца, – мужчина опустился рядом. – Все, что кроме нее, ее не интересует.

– Жаль, что она так глупа, – Она вновь бросила камешек в море. – Я так радовалась ему. Я так люблю его, что у меня сердце выпрыгивает. Когда он рядом, я купаюсь в океане наслаждения. Мне уютно и тепло. Как в раю. А он не верит. Обвиняет. Подозревает и уезжает! Уходит! Каждое утро уходит, каждый вечер. И я опять жду. Жду чуда. И он… Он возвращается, чтобы снова уйти… И мне становится страшно…

Глядя на горизонт, Она сбивчиво подбирала слова, которыми хотела выразить свою боль. Мужчина молчал, слушая Ее и усиливающийся ветер…

– Что ты думаешь о море? Нравится оно тебе? – спросил он, когда пауза слишком затянулась.

– Море и море. Как и жизнь. В целом, ничего. Местами красиво, местами грязно. Но слишком бесполезно.

– Так уж ли бесполезна твоя жизнь?

– Думаю, да. Ничтожна в размерах вселенной, противна в размерах души. Может быть, желанна в размерах семьи, и невозможна в размерах моего «я». Я не очень понимаю, зачем я здесь, и что мне тут делать. Как скоро конец, и с чем я должна к нему прийти. Беспокойное, в общем, море. Вон, – кивнула Она на крайнюю белоснежную двухпалубную яхту. – На яхте бы покататься.

– Хочешь выйти в море? – поинтересовался мужчина.

– Хочу, – пожала Она плечами.

– Пойдем, – он встал. – Пойдем?

Она недоуменно посмотрела на него снизу вверх. Мужчина поправил бейсболку, засунул руки в карманы широких шорт.