Аномальная зона

Ягода, только что расставшийся с Чадовым, которого увезло всё то же такси из ОГПУ, опять скептически хмыкнул. Чёрт знает чем приходится заниматься на этой расстрельной должности! Но если хочешь уцелеть, обставить дело так, чтобы расстреляли не тебя, а других, нужно знать больше них, вникать во всё, что казалось невероятным вчера, а сегодня —уже абсолютно достоверный, доказанный наукой и подкреплённый агентурными сведениями, факт…

А потому скрепя сердце дальновидный Генрих Григорьевич санкционировал в своё время даже экспедиции, которые предприняли люди Бокия на Тибет, где искали таинственную Шамбалу, и на Кольский полуостров, на котором, по уверению некоторых учёных, находилась прародина человечества – Гиперборея, или, по-иному, Арктея. Но ничего путного, имеющего научную ценность, так и не нашли. Сталин, узнав об этих изысканиях, учинил Ягоде разнос, однако спасла чекиста от обвинения в бесцельном разбазаривании народных средств вовремя представленная вниманию вождя папочка. Из собранных в ней сообщений наших заграничных резидентов следовало, что фашисты активно ведут поиски в том же направлении и практически в тех же географических точках. Сталин, ознакомившись с донесениями, попыхтел сердито трубкой:

– Савсем эти буржуазные мистики с ума сошли, понимаешь… Харашо. Работайте. Саветская власть должна иметь… приоритетные достижения везде… Даже в разоблачении такой лженаучной хрэнатени…

Так что, попивая чаёк из разгорячённого самовара, соображал Ягода, в шараге Бокия вполне найдётся место и харьковскому профессору. Пусть Глеб, старый чекист, большевик-ленинец, в своей лаборатории лично проконтролирует изыскания Чадова. Ну а если они закончатся пшиком… Что ж, тогда обманувший доверие партии и органов авантюрист Бокия, погрязший в лженаучных экспериментах, ответит перед народом за потраченные впустую финансовые и человеческие ресурсы!

6

Через две недели профессор Чадов переехал в Москву. Ему выделили комнату в старинном купеческом особняке, наспех перепланированном под коммунальные квартиры и населённом плотно, как вокзальный зал ожидания, но жить Степан Кузьмич там не стал. Он лишь повесил на вбитый в белёную стену гвоздик свой парадный костюм-тройку, накинув его на деревянные плечики, и убыл в один из пригородов столицы, где определили место дислокации сразу же засекреченной лаборатории.

Располагалась она в тюрьме. Глухой трехметровый забор из красного прокопчённого кирпича, с рядами колючей проволоки поверху и вышками часовых по углам периметра надёжно укрывал не только унылые бараки, где обитали заключенные, но и цеха промзоны. В одном из производственных корпусов – одноэтажном здании с огромными грязными окнами – и разместилась лаборатория. Её, в свою очередь, отгородили от территории остальной зоны ещё одним деревянным забором, щедро опутанным колючкой и спиралями «егозы», с прочно запертыми воротами и будкой часового – вахтой с ничего не говорящей непосвящённому табличкой при входе: «Локальный участок №5. Вход только по спецпропускам».

Работа под крышей ОГПУ раскрыла перед профессором необычайно широкие возможности. Все поданные им заявки удовлетворялись полностью и в кратчайшие сроки. Вскоре огромное помещение бывшего кузнечного цеха приобрело вполне научный, академический вид. Фанерные и стеклянные перегородки поделили пространство на сектора, лаборатории и кабинеты. Завезли мебель. Стеклянные полки шкафов и металлические, выкрашенные белой эмалью стеллажи заполнились оборудованием – мощными микроскопами, муфельными печами, термостатами, ретортами, банками и пробирками. На столах на огне спиртовок булькали и пузырились в жаропрочных колбах разноцветные жидкости, ядовитый дым от которых улавливала и откачивала вытяжная вентиляция.

В тёмном, хорошо освещённом подвале, переоборудованном под виварий, в просторных клетках сновали беспокойно в предчувствии своей незавидной участи собаки, морские свинки, мыши и крысы. Печалились, просовывая сквозь прутья ладошки за подаянием, человекообразные обезьяны, а по стенам в шкафах из наполненных спиртом и формалином стеклянных банок лупили мёртвые глаза ужасные, не имеющие аналогов в природе, создания: хомячки с крысиными мордами, кошка с собачьими лапами и завёрнутым кверху бубликом хвостом. И даже синюшный поросёнок с мордочкой, до жути напоминающей детское личико.

Штат профессору выделили небольшой, человек пятнадцать. Несколько врачей, ветеринаров, клинических лаборантов и медсестёр. Все – из числа заключённых, осуждённых за преступления, сутью которых Чадов никогда не интересовался. Будучи взятыми с общих работ, переселёнными из бараков, где обитали на нарах целыми бригадами по двести и более человек, оказавшись в чистенькой лаборатории и определённые на жительство здесь же, по двое в кубрике, зеки считали, что им очень повезло и трудились на совесть, не считаясь со временем, тщательно исполняя все указания профессора. Никогда ещё у него не было таких отличных, дисциплинированных и аккуратных помощников!

Когда обустройство лаборатории было в основном завершено, оборудование смонтировано, аппаратура расставлена по местам, в секретный локальный участок пожаловал сам Бокия.

Чадов узнал сразу виденного раньше только на фотографиях легендарного комиссара, бывшего председателя Петрочека, личного друга самого Ленина. По сухому лицу с запавшими щеками, на которых пламенел болезненный румянец, профессор с первого взгляда поставил чекисту диагноз лёгочного туберкулёза.

Впрочем, несмотря на нездоровый вид, держался Глеб Иванович бодро. В сопровождении начальника тюрьмы и ещё небольшой группы каких-то не представившихся военных, накинув на плечи поверх френча белый медицинский халат, он осмотрел помещения лаборатории, приборы, надолго, поджав аристократически-тонкие губы, задержался у стеклянных ёмкостей с диковинными препаратами. Указав на свинку с человеческими чертами мордочки, скептически хмыкнул:

– Про этот фокус, когда одному животному пересаживают голову другого, я и прежде читал…

– Это не фокус, не пересадка! – не смущаясь высоким положением проверяющих, горячился обиженно Чадов. – Это естественный, так сказать, для данной особи орган. Свиночеловек. А получен этот новый биологический вид, не встречающийся в естественной природе, благодаря генной инженерии.

– Так вы… – гм-м… врач или инженер? – уточник комиссар.

– По образованию – врач, – набираясь терпения, разъяснял профессор. – А метод генной инженерии – моё открытие. – И, боясь, что его не будут слушать, принялся взахлёб, торопливо рассказывать: – Любая человеческая клетка, из которых состоит организм, содержит стандартный набор из сорока шести хромосом. А те, в свою очередь, состоят из генов. Вы знаете, что люди, как, впрочем, все животные, обладают тысячами признаков: группой крови, цветом глаз, формой носа, типом волосяного покрова и так далее. Эти наследственные признаки и обусловлены генами. Ген – основная единица наследственности. Гены состоят из дизоксирибонуклеиновой кислоты, или ДНК, в которой записана информация о том, что данная клетка должна делать в организме и когда…

Бокия слушал сосредоточенно, группа военных, явно заскучав, на цыпочках вернулась к экспонатам в банках и стала их изучать, тихо переговариваясь. А профессор продолжал:

– Я понимаю, моё пояснение слишком… э-э… специфично и профессионально, но без него нельзя уяснить сути нашей работы. Так вот, ДНК представляют собой гигантскую молекулу, сложенную спиралевидно из двух нитей, состоящих из нуклеидов, расположенных в определённой последовательности. Разные гены, отвечающие за разные признаки организма, разнятся между собой как числом нуклеидов – от нескольких пар до десятков тысяч, так и последовательностью их расположения. Таким образом кодируется генетическая информация, отвечающая за те или иные признаки живого организма. У брюнета, например, нуклеиды расположены в одной последовательности, у блондина – в другой…

Комиссар терпеливо слушал, кивал, подтверждая, что понимает суть объяснений, а стоявший за его спиной начальник тюрьмы, тоже изображавший внимание к учёному, увидев на полу осколки разбитой пробирки, украдкой ткнул в её сторону пальцем и погрозил Чадову кулаком. Проигнорировав тюремщика, учёный продолжил: