Патриот. Жестокий роман о национальной идее

– И не позвонит. У него сейчас других забот добавилось.

– В смысле? Каких?

– Нас с ним вызывали «туда». – Генерал Петя поискал на стене портрет и, не найдя его, так удивился, что даже переспросил: – А где?

– Что?

– Портрет?

– Какой?

– Не «какой»? А «чей»?

– А у меня и не было. – Гера выглядел пристыженным и даже слегка покраснел.

– Плохо. Очень плохо. Как же мне из тебя государственника сделать, если у тебя на стене нету портрета? Ладно. Так вот, вызвали нас «туда» и поставили задачу… Ты помнишь, о чем ты вещал на моем сабантуе?

– Ну, разумеется.

– А вот скажи мне на милость: ты это от сердца говорил или потому, что человек этот, который запаздывал, а потом все-таки появился, рядом сидел? Только честно говори, мне врак твоих не надо.

– Честно. А кто там, рядом с вами, сидел? Я же не знаю. Чего думал, то и сказал, и сейчас повторить могу. Да и чего мне повторять-то! Вон в Интернет зайдите, там все только об этом и судачат. Одни мои, которые с квадратиками эту идею в мозги внедряют, другие мои, которые вроде как на ЦРУ работают, с ними лаются. Движение полным рублем идет, Петр.

– Цэрэушники-то довольны?

– Не знаю… Это надо у Киры спросить, как появится. Она же у нас коммуницирует с этой шпионской швалью.

– Угу… Понятно. Так вот «там» твоя идея очень понравилась, если не сказать, что вызвала восторг. Базис ты подвел хороший. Правильный базис. Нам американщины тут не нужно, у нас народ к самобытности тянется, а все американское и прочее на дух не переносит. Тут ведь главное что? Главное, как все подать, на чем преподнести. Нельзя же, прости господи, намазать на черствую корку заварного крема и попытаться нашим людям это впихнуть в зубы, мол, жрите! Пирожное! Нет. Сейчас времена другие. Надо, чтобы все вкусно было и сладко. Вот вам, граждане, расклад: Конституцию при старике писали, время лихое было, как сейчас помню. Никто ни хрена, окромя марксизма-ленинизма, ничего не знал, вот и скопировали… Президентский срок, президентский срок!.. А нонче все у нас по-другому и надо за стабильность бороться! Не будет ее, народ затоскует, а нельзя, чтобы народ тосковал. Народ веселиться должен. А если он не станет веселиться, то начнет грустить, а ежели начнет грустить, так начнет и думать, а начнет думать – такого надумает, что, чего доброго, из Красной площади хохляцкий Майдан сделает, и все тогда. Кранты. И нам с тобой и с… Я тебе портрет с курьером вышлю. Хер с нами, в масштабе российском, так сказать. России самой кранты придут, вот ведь что самый караул! Так вот твой Рогачев вроде как с веселухой для народа справился. Достаточно телик включить, чтобы понять, что здесь у него все получилось. А когда разговор зашел о твоей идее, то прямо взвился весь на дыбы! – Генерал Петя махнул рюмку коньяку и за неимением лимона понюхал кожаный ремешок своих наручных часов. – «Над нами, – говорит, – весь мир потешаться станет». Ну, в общем, завел свою шарманку. Объективно выражаясь, против он. Я-то вообще предлагал никаких выборов не назначать. А вместо них провести референдум.

– Какой референдум? – Гера подался вперед, настолько эта тема его захватила.

– А вот какой! Президент – он кто? Президент – он народный избранник. Он вроде как генеральный директор, управляющий, топ-менеджер, как сейчас модно говорить. Вот ты мне скажи, Гера: в любой компании, даже самой большой, управляющего что, раз в четыре года переизбирают?

– Не-а. Как кто работает, тот столько и место занимает.

– Вот! – Генерал Петя поднял указательный палец. – Правильно! Потому как на хрена переизбирать человека, который работает хорошо? Президент чего? Облажался хоть раз? Да никогда! Он народу нравится, и не за просто так, а за то, что дело делает! Он на свой карман не работает – это я тебе как знающий человек скажу. Да ты погляди! Когда старик бухой не мог на ковровую дорожку из самолета вылезти, весь мир над нами угорал, а теперь все языки засунули поглубже, потому что сказать-то нечего! Человек в авторитете не только в собственной стране, но и за границей. Молодой, здоровый как бык, умный, епть! То есть соответствует всем критериям хорошего генерального директора. Так какого хрена его переизбирать? А Рогачев рога растопырил и надулся. «Нет, – говорит. – Нельзя выборы заменить референдумом. Никакая, – говорит, – пропаганда этого не в силах сделать».

– И чем дело закончилось? – Гера был в состоянии эйфории оттого, что понял: Рогачев «просел» и после такого подняться у него нет никаких шансов.

– Мы вышли, потом я еще четыре часа с ним препирался, хотели Поплавского позвать, да он в штаны напустил, интеллигент, блядь. Сказал, что приболел. Короче, Гера. Есть мнение, что Рогачева пора менять. И мнение это окончательное и обжалованию не подлежит. Так что действуй, сынок.

– А я-то, Петр, здесь каким боком?

– Только ты можешь его поменять.

– Я не совсем понимаю вас. Кого я могу… Хотя это понятно. Как?

Генерал Петя устало вздохнул:

– У тебя там, внизу, при входе фотография водилы твоего умершего?

– Да… Это Володя, мой шофер. Вернее, был моим шофером. Он умер вчера днем. Я фотографию распорядился поставить и на венок собрать. Сам сдал…

– А от чего он умер?

– Я не знаю. Жена толком ничего не объяснила.

– Так я скажу тебе, от чего он умер, Гера. Умер он от СПИДа, вирус которого ты ему в пойло подмешал, вот жаль только, не знаю я, куда именно. Может, сам ответишь? Так в чай или в кофе? Мне-то Славик рассказал, что это лучше всего с горячими жидкостями усваивается. Гер, не надо, – видя, что Гера приготовился обороняться и изображает на лице благородный гнев, – я не прокурор. Я не обвинение тебе приехал предъявить, я к тебе с предложением при-ехал. Ты можешь, конечно, отказаться, но тогда я тебе прокурора прямо сюда приведу. Самого Чайкина, благо он мне кореш лепший. Ну?! Чего десны мнешь, щегол?!

– В кофе, – выдавил Гера и понял, что сейчас не выдержит и расплачется, как пятилетняя девочка над разбитой чашечкой от игрушечного сервиза.

– На-ка вот, – генерал Петя налил ему коньяку и придвинул рюмку. – Пей, отравитель ты хренов. Пей, тебе говорят!

Гера выпил. Зубы его стучали по краю рюмки. Выпил и закрыл глаза. На короткое мгновение показалось, что вот он их откроет, и все изменится. Открыл и увидел генерала Петю. Нет чудес на свете.

– А за что? Это ведь он Брикер уработал, да?

Гера вдруг успокоился. Чего тут теперь мельтешить? Будь что будет.

– Да. Я не хотел, Петр. Но он стал меня тюрьмой пугать, сказал, что расскажет, что это я его нанял. А Брикер хотела у меня все отобрать. Начала с «ЖЖ», потом бы ей Рогачев все передал, а меня бы отжал… Ну вот… Теперь вы все знаете. Давайте, звоните своему прокурору, пусть приезжает, я все расскажу под протокол. Только вы мне скажите: а как вы так быстро догадались? У меня ведь и алиби есть, я с соседкой за жизнь час тер и чаи гонял.

– Ты мне лучше скажи, где тело Брикер?

– Он мне сказал, что сбросил тело в отстойник на каких-то очистных сооружениях.

– Оно не всплывет?

– Нет. Оно там исчезло уже. Это не мой план был, это Вова так хорошо все придумал. Постойте-ка… А почему вас интересует, всплывет тело или нет?

– Ты на покойника-то не вали. Это тебе совет на будущее. Еще один совет: сделал дело, гуляй смело, а на пушку, когда берут, не менжуйся. Как я тебя расколол? За две минуты? А спрашиваю я потому, что не хочу, чтобы оно всплывало.

– То есть, другими словами, вы что… Не станете меня арестовывать?

Генерал Петя перегнулся через стол и ласково потрепал Геру по щеке:

– Дурачинка ты, Гера. Нам с тобой большие дела надо делать, а не арестовываться. Конечно, не стану я тебя арестовывать. Ты у меня на крючке – это я так говорю, чтобы ты не вздумал свою игру начинать, а то мало ли тебе что в голову на новом месте взбредет.

– Да о чем вы толкуете-то? Я что-то совсем уже ничего не понимаю…

– Рогачева придется заменить.

– Это я понял.