Золотая лихорадка

— Я хотела бы получить отступные, и вместе с суммой, оформляющей наши отношения с тобой, Кадзуки-сан, я думаю, это будет пятьдесят миллионов. Как считаешь? Мне кажется, что это недорого. Когда придёшь в следующий раз, ты можешь принести банковскую книжку с пятьюдесятью миллионами? — Говоря всё это ученику средней школы, Маи чувствовала себя как идиотка, но других карт у неё на руках не было.

— Откуда у меня могут быть такие деньги?

— Но ты же его убил. Если не убивал, то как ты мог положить на мой счёт миллион? Это подозрительно. Почему ты свободно тратишь отцовские деньги? Ты знаешь, что папы больше нет, вот и украл его деньги и меня украл. Если бы ты считал, что он жив, то побоялся бы это сделать. Ну, рассказывай, ты убил? — Маи отодвинулась от подростка и откинула за спину свои длинные распущенные волосы.

Подростка не могла не разочаровать наивная расчётливость Маи, которая так не шла к её мягкой плоти и разрушала образ безрассудной страсти. Этой женщине думать ни к чему, пусть торжествует её тело. Поглядывая на белую обнажённую фигуру Маи, тянувшей из стакана «хайбол», подросток испытывал искушение избить её до синяков, однако делать это он не решился, опасаясь, что не сумеет вовремя остановиться. Он сжимал и разжимал кулак правой руки, представляя, как она завыла бы, вздумай он её проучить.

— Семейный бюджет на мне. Уж миллион-то можно набрать из того, что остаётся, это же ясно. Я наследник! Пока нет отца, я отвечаю за всех, и за тебя тоже.

— Но ты же убил его? Скажи мне, я никому тебя не выдам.

— Да почему я должен был его убивать? Я что, похож на убийцу? — Подросток, усмехаясь, натягивал брюки. Его заподозрили только два человека — Канамото и эта женщина.

— Переночуй у меня, потом и пойдёшь, чем плохо? — В тоне Маи кокетство странным образом мешалось с угрозой. Она вдруг обратила внимание на то, что на ней ничего не надето, и, достав из ящика комода мужскую рубашку, сунула руки в рукава и застегнула на две пуговицы.

— Отец же не оставался на ночь.

Может, она думала его припугнуть отцовской рубашкой? Ну нет, его это ничуть не задело.

— Кадзу-кун ведь не надеется, что папа когда-нибудь вернётся? — Маи села на кровать, в глазах у неё блестели слёзы. Эта женщина, кажется, и сама не понимает, то ли она вошла в роль, то ли на неё действительно нахлынула тоска.

— А почему ты подумала, что я его убил?

Маи сдвинула брови и хихикнула, скорчив плаксивую гримасу, точно ребёнок, когда его уличили в шалости, которой он стыдится и в которой раскаивается.

— Прости, что на тебя подумала, но ведь теперь всё время слышишь, что подростки «выходят из терпения». Вот я и подумала, что Кадзу-кун тоже мог не стерпеть…

Подросток громко расхохотался. Абсолютно верный ответ! Но кто идёт в обход коротким путём, выбывает из игры.

— Да. Я убил.

— Что, правда? Ты, наверное, врёшь! Нет, правда? Действительно убил? — Маи пришла в ужас и отползла на середину своей широченной кровати королевских габаритов.

— Ясное дело, что враньё. — Подросток закатился безудержным хохотом.

Маи, с побелевшим лицом, на котором застыла тревога и подозрительность, лихорадочно принялась прикидывать: если он говорит правду, то выходит, она спала с убийцей, с ума можно сойти… Во всяком случае, лучше всего было бы вытащить из него отступные да и распрощаться с этим мальчишкой. С той поры, как пропал Хидэтомо, Маи только и делала, что думала о деньгах, она не думала о них лишь во сне: деньги, деньги, деньги… Ей бы только получить достаточную сумму, чтобы покончить с этим и больше о деньгах не думать, иначе можно помешаться: деньги, деньги, деньги…

— Если я не получу сразу приличную сумму, то жить будет очень трудно. Даже если каждый месяц мне будут платить, я же не могу вечно сидеть в этой комнате и ждать твоего папу. Имея пятьдесят миллионов, я хоть бар бы держала, что ли, как-то бы выкрутилась, наверное. И ты, Кадзу-кун, мог бы приходить, когда захочется. Я тебя очень прошу, пожалуйста, достань пятьдесят миллионов!

Подросток сбросил руку Маи, которая уже тащила его в кровать, быстро натянул одежду и поднялся на ноги.

— Всё-таки уходишь? А что будет с деньгами? Ответь прямо! Ну что ты, подожди… Если не дашь денег, я повсюду, и в полиции, и в «Вегасе», подниму шум, что ты его убил. Ты этого хочешь?

Подросток пропустил мимо ушей угрозы Маи и вышел из комнаты. Сколько бы шума ни подняла эта женщина, её никто не станет принимать всерьёз. Достаточно будет сказать, что она хочет получить отступные и запугивает его, все наверняка сочтут это убедительным. Взрослые могут выдвигать лишь такие предположения, которые согласуются с засевшими в их головах расхожими истинами, а также соображениями выгоды. Им кажется, что и другие люди в своих поступках руководствуются лишь этим, они просто убеждены, что так и есть. Но всё же, если взрослые и не заподозрят его в убийстве, они могут поверить в его связь с Маи и в то, что он перевёл ей на счёт миллион. Подросток представил себе лица сотрудников «Вегаса», и это заставило его вспомнить лицо приходившего к ним домой полицейского. Уж он-то наверняка прицепится с вопросами, откуда взялся миллион иен и почему подросток уплатил его Маи. Эта женщина опасна — стоило подростку так подумать, и он заметил, что со спины на него надвигаются огни автомобиля, он поскорее прижался к стене. Если бы он не посторонился, его бы насмерть сбил микроавтобус. В задние фары полетели камни страха и ненависти, они срикошетили прямиком в Маи. Подросток двинулся дальше, и тут, словно сбились его мозговые импульсы, он почувствовал, что его окутала тьма, что он в туннеле. Он сможет выбраться, если будет идти на тускло маячащий вдалеке огонёк! А эту женщину надо убить, и если он уничтожит все улики, то кто тогда сможет его заподозрить… Мужчина исчез, его любовница убита — кто станет подозревать сына? Ячейки нашего общества прочно связаны посредством расхожих идей и корыстных отношений, а всё, что имеет другую мотивацию, находится вне этой сети. На самом-то деле, именно дети особенно чувствительны к расхожим истинам и соображениям корысти, только взрослые этого не замечают. Уж следовало бы заметить, ведь так много стало преступлений, совершаемых малолетними, однако средства массовой информации и все, кто занимается проблемами правонарушений, не осознают этого. На это обращают внимание лишь такие женщины, как Маи, у которой мысль бежит кратчайшим путём. Прочим же взрослым нравится всякий раз объявлять: «Исключительный случай!» Их удивляет, что люди вступают в конфликты, не связанные с расхожими идеями или корыстью. Если совершаются преступления, не подпадающие под эти две рубрики, психологи-криминалисты тут же присваивают им имя «преступлений ради забавы» или «убийств для собственного удовольствия» и предполагают психические отклонения. Им невдомёк, что расхожие идеи оскудевают, а понятия о собственной выгоде усложняются и запутываются. Дети убивают кошек не ради удовольствия, детей и кошек связывают корыстью такие извилистые тропки, о которых взрослым ни за что не додуматься, ведь им привычно считать кошек просто милыми домашними животными. Подросток, который представлял себя идущим в туннеле, всякий раз, когда слышал шум приближающегося автомобиля, пытался уклониться, вжимаясь спиной в стену. Если тело Маи обнаружат, конечно же, начнётся расследование и его тоже, наверно, будут расспрашивать. Может быть, даже дело поручат тому самому полицейскому, следует иметь это в виду. Наверное, его станут спрашивать о том, как в офисе «Вегаса» она пригласила его в кафе, они вместе вышли, а через час он вернулся назад, но если сказать, что с тех пор он ни разу её не видел, то выкрутиться можно. Проблемы будут, если эта женщина кому-нибудь расскажет, что занималась с ним сексом, но она вряд ли кому-то в этом признавалась, она создаёт впечатление человека, которому не с кем откровенничать или советоваться. Даже если она проболталась, неважно. Ведь он же несовершеннолетний, ему всего четырнадцать. Никто не поверит, что он спал с любовницей отца, которой двадцать восемь. Надо только ни в чём не признаваться, и, пока не будет никаких прямых улик, связанных с убийством, он в безопасности. Подросток почувствовал себя гораздо бодрее, словно развязал чересчур крепко затянутые обувные шнурки, он оглянулся назад, на улицу, по которой всё это время шёл. Да это никакой не туннель! Улица широкая, вовсе ни к чему было уворачиваться от машин. Он убьёт её завтра или послезавтра, сперва надо подготовиться. А перед тем как убить, хотелось бы ещё разок с ней переспать. Позвонить и сказать в домофон: «Это Кадзуки, пришёл поговорить насчёт денег», — а уж после… Подросток довольно ухмыльнулся. Никто не знает, о чём он сейчас думает и что собирается совершить. Ни один человек не сможет удержать его от того, что он намерен сделать. Он свободен. Подросток он изо всех сил бросился бежать, словно ему необходимо было прорваться сквозь кишащий страхами тёмный туннель.