Лицо порока (СИ)

— Понимаю, что ничего определенного вы, конечно, все еще сказать не можете, — от волнения у меня пересохло во рту. — Но хоть что-то по этим результатам…

— Каковы результаты анализов? — поинтересовался и Юрий Сергеевич.

— Ну… — протянула Елена Сергеевна неуверенно. — Могу сказать только одно: Сташина серьезно, очень серьезно больна…

— Спасибо! — поблагодарил заместитель и обратился ко мне: — Не расстраивайтесь! Многих раковых больных нам удается вылечить и даже вернуть к полноценной жизни. Все зависит от ряда факторов: как давно протекает болезнь, на сколько поражены органы, каково общее состояние человека…

— Я вижу, как изменилась Маша, — вымолвил я, пытаясь проглотить горький комок, подступивший к горлу. — Она совсем не похожа на человека, которому предстоит еще долго жить…

— Я тоже осматривал Сташину, — со вздохом признался Юрий Сергеевич. — Выглядит она действительно очень плохо…

Сдерживаясь изо всех сил, чтобы не разрыдаться, я попросил:

— Вылечите Машу! Пожалуйста, вылечите, вы же можете!

Он прикрыл своей широкой ладонью мою, сжал.

— Сделаем все возможное! Все, что в наших силах!

Обещание заместителя главного врача немного успокоило меня. Но тревога продолжала сжимать мое сердце своей костлявой рукой.

Прохоров не позвонил, как я ожидал, а приехал в редакцию лично. Этот грузный, с огромной плешью на голове мужчина, отрастивший окладистую каштановую бороду, имел странную привычку то и дело прикладываться к горлышку плоской металлической фляги, а потом долго и громко кряхтеть. А еще он зачем-то почти всегда носил с собой толстую, украшенную резьбой трость. С ней и, конечно же, с флягой в руках, Прохоров ввалился и в мой кабинет.

— Привет очернителям светлой жизни! — рявкнул он и, не ожидая приглашения, плюхнулся на стул. — Случилось находиться рядом, дай, думаю, зайду, проведаю старого приятеля.

— Привет! Что скажешь? — спросил я, уставившись на его помятые брюки и нечищеные ботинки.

Прежде, чем ответить, Юрий Петрович отвинтил крышечку фляги и приложился к горлышку.

— Директор фирмы «Домострой», похоже, имеет обыкновение несколько вечерних часов проводить в гостиничном комплексе «Венера», — крякнув, он любовно посмотрел на свою спутницу-флягу и спрятал ее в карман. — Улавливаешь?

— Не совсем, — признался я.

— «Венера» — заведение, которое имеет довольно пикантную репутацию. Возле него на улице, в ресторане или в баре всегда можно снять девочку. — Юрий Петрович ладонью отер бороду и начал рыться в своих бесчисленных карманах в поисках сигарет.

— Ты хочешь сказать, что директор «Домостроя» тоже снимает девочек? — я протянул Прохорову пачку сигарет.

— А то как же! — он отмахнулся от предложенных мной украинских «Прилук» и извлек из внутреннего кармана пальто российские «Петр I». — Снимает одну и ту же. Причем, как удалось установить, с завидным постоянством. Человеку, которому я поручил заняться этим Верченко, рассказала барменша, что он уже несколько месяцев встречается с блондинкой, некоей Натальей. Сначала они, как водится, выпивают, а потом уходят или в сауну, или снятый на пару часов номер. На всякий случай.. — Юрий Петрович опять полез по карманам, достал плотный лист бумаги и протянул мне, — мой человек снял их вместе во время встречи в баре. Видишь, как они обнимаются!

На фотографии я увидел худощавого мужчину с изящным профилем интеллигента, изысканно одетого, и девушку с растрепанными белыми волосами. В момент съемки они, похоже, о чем-то оживленно беседовали. Мужчина обнимал свою подружку, а она, наклонившись к нему корпусом, смеялась. Одна ее рука, опущенная под стол, покоилась у Верченко между ног.

— Ничего голубки, да? — хохотнул Прохоров. — А девица какова! Готова чуть ли не в баре сделать своему кавалеру минет.

Я спрятал снимок в ящик стола. Сыщик предостерегающе поднял толстый палец:

— Смотри, если где-то всплывет это фото, я вижу его впервые!

— Не бойся, Юрий Петрович! Дальше жены этого пижона оно не пойдет, — с улыбкой пообещал я.

Он удивленно выпучил свои водянистые глаза:

— Ты хочешь показать снимок жене Верченко?

— Никак не могу добиться ее благосклонности, — хмыкнул я. — Она вроде бы и не против, да все боится огорчить муженька, которого считает почти эталоном верности.

— Понятно! — сыщик захохотал и, достав свою флягу, начал отвинчивать крышечку. — Может, еще над ним поработать? Я ведь твой должник.

— Было бы неплохо! — с энтузиазмом откликнулся я. И прибавил: — А не пойти ли нам с тобой, дражайший Юрий Петрович, в кафешку? По-моему, давно пора перекусить. Да и выпить, полагаю, не помешает.

— Это точно! — довольно закивал он своим лысым котелком. — Выпить никогда не помешает!

Через десять минут мы уже тянули водку в «Элеганте» и заедали ее копченой курятиной и сардельками.

…Вечер мне предстоял скучный. Не к кому было даже пойти. Маша в больнице, Настя — в санатории, с Ларисой все кончено, как, впрочем, и с Ольгой. Да, редкий в моей практике случай!

Весь остаток дня меня так и подмывало бросить все и поехать к Диане в медсанчасть. Но логика подсказывала, что визит нужно отложить. Хотя бы для того, чтобы хорошо обдумать, стоит ли предъявлять Диане снимок, вдруг это повлечет за собой какие-нибудь непредвиденные последствия. Да и совесть покусывала за сердце, напоминая о мужской солидарности…

Вечер я провел в кругу семьи, как и подобает образцовому мужу и отцу. Так как пришел домой раньше жены, то взял на себя приготовление ужина, который, приятно признать, получился довольно вкусным. И Аня, и дети с удовольствием поели.

Потом мы смотрели по телевизору какой-то дешевый американский боевик. А перед сном я еще часик поработал над сюжетной канвой будущей повести.

Глава четырнадцатая

К старику в Ивановку я отправился в субботу.

Село еще куталось в пелену утренних сумерек, когда я подошел к знакомой калитке. Устин встретил меня, как всегда радушно. Сразу попотчевал куриным бульоном и чаем.

— Сегодня тебе предстоит побывать на балу, — хихикая, уведомил старик, разливая бульон по чашкам с маленькой закопченной кастрюльки. — Много интересного увидишь. Думаю, и главнокомандующего легионами Ваала. Бал дает его младшая дочь Варинья.

— У него много детей? — поинтересовался я, пробуя душистое варево с желтыми пятнышками жира на поверхности.

— Много! — приподнял седые брови Устин. — Сыновей, наверное, больше десяти и дочерей, пожалуй, не меньше. Варинья — последняя, самая младшая. От третьей жены Агронии — одной из дочерей канцлера ада Андроммелеха.

— Вы знаете такие подробности, что просто диву даешься, слушая вас! — обронил я с удивлением.

Лезвия губ старика растянулись в ухмылке:

— В аду я частый гость. Среди его обитателей не все враги рода человеческого, есть и друзья.

— Шутите?

— Да нет! — покачал головой Устин. — Зачем же мне шутить-то?

Наслаждаясь бульоном, после непродолжительного молчания я спросил:

— Куда же девались предыдущие жены Ваала?

— Умерли! — равнодушно бросил Устин.

— Обе?

— Обе, — подтвердил он. — Дело в том, что они были не из родовитых бесовок. А у неродовитых срок жизни гораздо короче. Любой бес, в принципе, может дослужиться до высокого положения, но если кровь у него простая, не аристократическая, то проживет он максимум тысячу лет, это если считать по нашему времени. А бес голубых кровей — до двух тысяч и более.

Старик умолк и принялся раскуривать трубку. А я приступил к чаепитию.

— Сегодня в свое шестое путешествие отправишься один, — огорошил меня Устин неожиданной вестью, выпуская клубы дыма из своих широких ноздрей.

Я посмотрел на него вопросительно и с тревогой.

— Не пугайся, сынок! — успокоил он. — Там тебя встретят. А я приду за тобой в назначенное время. Обо всем с ними, — старик сделал нажим на слове «ними», — договорено.