Избранное

А что я мог сказать? Ничего, перед все более очевидным фактом его присутствия. Я вынужден был молчать во избежание громогласного признания своего поражения.

Накануне того дня, когда ожидалось прибытие кита в Белград, я решил навестить свою замужнюю сестру — она жила на Цвиичевой улице в одном из домов послевоенной постройки в маленькой квартирке, стены которой, словно сделанные из картона, пропускали каждый звук. Моего зятя, инженера, дома не было. Мы с сестрой сидели в уютной, теплой комнате и болтали, а ее маленькая дочка, первоклассница, расположилась с рисованием на полу. Давно уже не чувствовал я себя так по-домашнему приятно, как вдруг в соседней квартире на всю мощь запустили радио. Передавали последние известия. Неестественно приподнятым голосом диктор провозгласил за тонкой стеной:

— «Важное сообщение! Мы счастливы объявить всем радиослушателям, что завтра вечером после долгого ожидания жителям нашей столицы представится возможность приветствовать огромного кита, по прозванию Большой Мак!»

Диктор говорил что-то еще, но слова потонули в шуме, так как за стеной старые и молодые голоса грянули разом: «Ура! Ура!» Там захлопали в ладоши и пустились в пляс (надо полагать, вокруг стола), словно дикари вокруг костра, на котором жарится человек.

— Потрясающе! — отозвалась и сестра, отрываясь от своего рукоделия, и в глазах ее блеснула радость. Тут и девочка закончила свой рисунок и протянула его нам. Это был кит! Не жалея красок, она намалевала нечто большое и черное, и все-таки это был кит с разверстой пастью, как бы устремившийся меня проглотить.

— Ты поведешь меня посмотреть! — теребила меня девочка, требуя, чтобы я рассказал ей что-нибудь про кита.

— Правда, расскажи, — присоединилась к ее просьбе и сестра, — я ей рассказала все, что знала, а ты наверняка знаешь куда больше.

Что я мог сказать? Мне показалось, что меня обокрали, вытеснили из собственного дома, выбросили вон из собственной семьи. И сюда пробрался кит, и здесь он обосновался. Мое хорошее настроение было испорчено, и, толком не поговорив с ребенком, я, сломленный, сникший, встал и поплелся домой.

Вечером я еще зашел в публичную библиотеку и выписал себе все, что там нашлось про китов.

В «Знании» я прочитал следующее:

Не густо. Я принялся листать другие книги; в одном морском учебнике наткнулся на историю китового промысла с древнейших времен до наших дней. Там давались описания различных способов охоты на китов, приводились сведения о количестве китов, отловленных в последние годы, сообщалась численность и состав китобойных флотилий и их национальная принадлежность, указывались границы промысловых районов великих держав у Северного и Южного полюсов, а также излагались итоги Международной конференции в защиту китов. Оказалось, что киты дышат легкими, как и наземные млекопитающие, чего я раньше не знал. Каждые три минуты кит всплывает на поверхность, набирает атмосферный воздух и снова ныряет в глубину; однако раненый кит может оставаться под водой до тридцати минут. Отдельные особи достигают тридцати метров в длину, оплодотворение происходит половым способом, и самка рождает живого детеныша, которого вскармливает своим молоком. Китобойный промысел приносит существенный доход, так как при переработке китовой туши практически нет отходов. Китовый жир добавляют в маргарин; амбра, извлекаемая из внутренностей кита, идет в парфюмерию и косметику; китовый ус — на изготовление пластинок для корсетов; из кожи делают предметы украшения; а кости, перемолотые в муку, являются отличным кормом для скота и ценным удобрением.

Вооружившись всеми этими познаниями, я утвердился во мнении, что кит составляет необходимый компонент нашей жизни, непосредственно или косвенно присутствующий в нашей пище, радостях и забавах, и является незримым свидетелем самых интимных наслаждений человека, что меня повергло в глубокое уныние и навело на самые мрачные размышления.

Я допоздна засиделся над конспектами и, оставшись последним, получил замечание, что пора уходить, но тем не менее не успел всего прочитать и записать — настолько обширной оказалась литература о китах. Я принял решение ходить в библиотеку до тех пор, пока не разузнаю про китов все возможное и не докопаюсь до такого, что и не снилось самым рьяным белградским поборникам кита.

Между тем вечерние газеты, которые я купил по дороге домой, сообщали о прибытии кита в Белград:

Утренние газеты частично перепечатали материалы вечерних выпусков, поместили фотографии и долгожданное объявление о том, что, по всей вероятности, доступ к киту будет открыт с завтрашнего дня на Ташмайдане ежедневно с 8 утра до 8 вечера — двенадцать часов без перерыва. Цены на билеты действительно низкие — всего двадцать динаров для взрослых и наполовину дешевле для детей и военнослужащих. Вход на выставку устроен с таким расчетом, чтобы не создавалась давка. Итак, белградцы, кит ждет вас!

В то утро служащим было не до работы и вообще мало кто сидел на своем месте. В людей вселился бес, не дававший им покоя. Люди слонялись из комнаты в комнату, болтали, по поводу и без всякого повода поднимались на верхний этаж, кричали что-то друг другу с порога и висели на телефоне. Цана порхала по канцелярии — ни дать ни взять вдвое моложе и по крайней мере на пятнадцать килограммов легче; от резких движений грудь ее колыхалась и выпирала из выреза платья. Бухгалтер нервно точил карандаш, постоянно обламывая грифель, а уборщицы врывались в комнату без стука.

По обрывкам разговоров и раскрасневшимся, возбужденным лицам я догадывался о причине всеобщего волнения, но мне никто ничего не говорил. Все были слишком взволнованы и озабочены своими проблемами, чтобы на кого-то обращать внимание, и в избытке воодушевления радовались, словно дети, и не имели ни малейшей охоты дразнить и злить меня. Обо мне попросту забыли, и только эта кобылица Цана, разговаривая по телефону, вызывающе садилась на стол, поворачиваясь при этом ко мне спиной, чтобы я не слышал из трубки ответов. Она беспрестанно намекала на него, избегая произносить слово «кит».