Путь

— И тогда мы опять поменяем плакаты, тем самым знаменуя новую стадию рекламной кампании, — добавил я.

Уэйтен улыбнулся и кивнул. Стюарт наклонился к нему и что-то шепнул. Эбби тоже улыбалась.

В комнату заглянула Фалина.

— Алан, — тихо позвала она.

Кайл был ошарашен ее вторжением. Да и сама Фалина прекрасно знала этикет ведения переговоров. В такой ответственный момент на принятие решения могла повлиять любая мелочь. Я покачал головой. Тогда Фалина приблизилась ко мне и, нагнувшись, прошептала:

— Алан, звонят из больницы. Маккейл попала в катастрофу.

— В какую катастрофу? — воскликнул я, заставив присутствующих повернуться в мою сторону.

— Звонит ваша соседка. Говорит, что положение серьезное.

Я встал.

— Прошу меня извинить. Моя жена попала в катастрофу. Я должен ответить на этот звонок.

— Не теряйте время, — сказал Уэйтен, кивнув на телефонный аппарат, стоявший посередине стола.

Фалина включила свет. Я вдавил мерцающую кнопку и взял трубку.

— Алан слушает.

— Алан, это Карен Ольсен, ваша соседка. С Маккейл случилась беда.

Я замер.

— Что с ней?

— Ее сбросила лошадь.

— Как сильно она покалечилась?

— Ее срочно отвезли в больницу «Оверленд».

Мысли у меня путались.

— Скажите, в каком состоянии она сейчас?

Карен молчала, потом вдруг заплакала.

— Врачи думают, что она сломала позвоночник. — Ее голос дрогнул. — Она… Алан, она говорит, что ниже пояса ничего не чувствует. Вам надо срочно ехать в «Оверленд».

— Немедленно выезжаю, — ответил я и положил трубку.

— Ничего серьезного? — осведомился Уэйтен.

— Наоборот. Все очень серьезно. Мне нужно ехать.

— Разумеется. Я все закончу сам, — произнес Кайл.

Когда я выходил из комнаты, Фалина коснулась моего плеча.

— Я могу чем-нибудь помочь? — спросила она. — Что нужно?

— Молитвы. Множество молитв.

Я мчался в больницу, не замечая окружающего мира. Поездка казалась бесконечной. Всю дорогу у меня в голове звучал возбужденный диалог двух противоположных сил. Первый голос уверял меня, будто соседка поддалась панике, и все будет хорошо. Его перекрывал другой голос: «Все еще хуже, чем они говорят. Такое и в кошмарном сне не приснится».

На подъезде к больнице я почувствовал, что от страха буквально схожу с ума. Свободных мест на парковке не было. Я встал на стоянке для инвалидов, рядом со входом в отделение экстренной помощи. Заперев машину, я бросился внутрь и остановился у пластикового окошка, по другую сторону которого сидела женщина средних лет. Ее глаза за толстыми линзами очков смотрели на компьютерный монитор. Женщина даже не заметила моего появления. Я постучал по стеклу.

— К вам привезли мою жену! — выпалил я.

Она повернулась ко мне.

— Маккейл Кристофферсон. Я ее муж.

Женщина набрала имя на клавиатуре.

— Да, привезли. Подождите.

Служащая сняла трубку, набрала номер и после короткого разговора вновь повернулась ко мне.

— Сейчас к вам выйдут. Пожалуйста, присядьте.

Я опустился на стул, прикрыл глаза рукой и стал раскачиваться. Не знаю, сколько это продолжалось, но в какой-то момент я почувствовал у себя на плече чью-то руку. Я поднял голову. Рядом стояли наши соседи — Карен и Текс Ольсены. Увидев их обеспокоенные лица, я не выдержал и заплакал. Карен обняла меня.

— Мы с вами, Алан.

— Вы уже говорили с врачами? — спросил Текс.

Я покачал головой.

— Они по-прежнему у Маккейл.

Я повернулся к Карен.

— Вы видели, как это случилось?

Она примостилась на коленях возле моего стула.

— Нет. Я нашла ее через несколько минут. Лошадь Маккейл чего-то испугалась и сбросила ее.

— В каком она была состоянии?

Мне хотелось услышать слова успокоения, но соседка лишь покачала головой.

— В неважном.

Через десять минут в вестибюль вышла молодая женщина с короткой стрижкой. Лицом она напоминала мальчишку. На женщине были слаксы и шелковая кофточка. На шее болтался шнурок с идентификационной карточкой. Регистраторша кивнула мне, хотя и без ее подсказки я понял, что это врач. Скорее всего, ее кивок был знаком ободрения, но в подобных знаках я не нуждался.

— Мистер Кристофферсон? — спросила молодая женщина с короткой стрижкой.

— Да. — Я встал.

— Меня зовут Шелли Крэндолл. Я — социальный работник больницы.

«Почему они вместо врача прислали мне социального работника?» — удивился я.

— Я хочу видеть свою жену.

— Простите, но пока это невозможно. Ею по-прежнему занимаются наши врачи.

— Что с ней?

— У вашей жены перелом верхней части позвоночника. Сейчас врачи ее стабилизируют.

— Она парализована?

Я не хотел произносить эти слова. Они сами вырвались. Шелли Крэндолл замешкалась с ответом.

— Пока еще рано говорить. При травмах такого характера пораженные участки сильно вспухают и могут блокировать нервы. Обычно мы выжидаем семьдесят два часа и только потом делаем прогноз о степени поврежденности позвоночника.

— Когда я смогу ее увидеть?

— Вам придется подождать. Как только врачи закончат свои процедуры, я провожу вас в палату. Я искренне вам сочувствую, мистер Кристофферсон.

Я откинулся на спинку стула. Карен и ее муж сели напротив меня. Оба молчали.

Ожидание было изматывающим. Каждая прошедшая минута уносила с собой надежду. Я вслушивался в обрывки чужих разговоров, касавшихся травм других людей, словно все это имело самое непосредственное отношение к Маккейл.

Так миновало около двух часов. Наконец социальный работник повела меня через двойные двери отделения экстренной помощи. Когда я увидел жену, первой мыслью было: «Это какая-то ошибка». Маккейл была сильной и полной жизни. Женщина, лежавшая на больничной койке, выглядела слабой, хрупкой и сломленной.

Моя Маккейл очень изменилась. Она лежала с закрытыми глазами, чудесные волосы разметались по больничной подушке. Возле кровати стояло несколько мониторов. К правой руке тянулась трубка капельницы. Я с удивлением увидел, что лицо Маккейл вымазано в грязи. Наверное, упала ничком и запачкала лицо, а у больничного персонала даже не нашлось времени смыть эти черные разводы.

У меня подкосились ноги. Собственное тело вдруг стало неимоверно тяжелым. Я наклонился к ней, и мои глаза наполнились слезами.

— Микки…

От звука моего голоса веки Маккейл дрогнули, глаза открылись. Она взглянула на меня.

— Я здесь, — сказал я, стискивая ей руку.

В ее глазах тоже мелькнули слезы.

— Я так виновата, — прошептала она.

Я отгонял свои слезы. Перед ней я должен быть сильным.

— За что ты себя винишь?

— Я все испортила.

— Нет, малышка. Ты поправишься. Обязательно поправишься. У тебя все будет замечательно.

Маккейл посмотрела на меня и закрыла глаза.

— Нет, не будет.

Первые сутки прошли словно кошмарный сон. Капельница исправно вводила Маккейл морфий, и потому почти все время моя жена пребывала в сонно-бессознательном состоянии. Я сидел рядом. Один раз она проснулась и спросила, не сон ли это. Как мне хотелось ответить ей: «Конечно, сон». Около восьми вечера я вышел из палаты, чтобы сделать несколько звонков.

Первым, кому я позвонил, был отец Маккейл. Услышав печальную новость, он заплакал и пообещал прилететь первым же рейсом. Затем я позвонил своему отцу. Тот был верен себе. Он молча выслушал мои слова и сказал:

— Я тебе очень сочувствую, сын. Что-нибудь от меня нужно?

— Чудо.

— Увы, чудеса делать не умею. Мне прилетать?

— Не надо.

— Хорошо.

И больше никаких слов. Отец все понимал, и я все понимал. Я привык к таким отношениям с отцом.

Я вернулся в палату, и вскоре позвонил Кайл.

— Как Маккейл? — спросил он.