Народный проспект (ЛП)

И Сильва говорит: "Спасибо".

А потом ты даришь ему жизнь. Просто-напросто хватаю его и выставляю за дверь "Северянки" на мороз, чтобы чуточку остыл.

И вот там уже я его спрашиваю: "Ты откуда?".

А он говорит: "Из Брно".

А я говорю: "Из Брно?".

А он говорит: "Собственно говоря, из Хрлиц".

А я говорю: "И где же это?".

А он говорит: "В околицах Брно".

И я говорю: "А тут что делаешь?".

А он говорит: "На экскурсию приехал".

А я говорю: "Так сюда же на экскурсии не ездят. Возможно, вниз, в город". Но только не сюда. Сюда никто не приезжает".

А он говорит: "Я, наверное, ошибся".

А ему говорю: "Я бы и сам, блин, сказал, что ошибся. У вас там, в окрестностях Брно, наверное хорошо".

А он говорит: "Промзона".

А я говорю: "И чего ты там делаешь?".

А он говорит: "Работаю в крематории".

А я говорю: "В крематории?".

А он говорит: "В крематории для животных. В единственном в стране".

А я говорю: "Что, сжигатель трупов^[24]?"

А он говорит: "Ну".

А я говорю: "А каких животных сжигаешь, домашних или диких, ну таких, из леса?".

А он говорит: "Ну, в основном, домашних. Собак, котов. А сейчас еще и морских свинок. Мода, люди их сейчас держат дома. А я потом сжигаю".

Я не могу сдержать усмешку.

Мода? Морские свинки? Сжигаю?

А он говорит: "А еще маленьких таких домашних кроликов".

Продолжаю усмехаться.

А он говорит: : "Но еже я сжигал волка". Кто-то застрелил его в лесу".

А я говорю: "Волка?".

Он же кивает.

А потом уже ничего не говорит, немного плачет и вытирает свой красный нос. Вот только уже нечем. Тогда я вытаскиваю гигиеническую салфетку, потом еще одну, а под конец даю ему целую пачку.

И говорю потом: "Не реви. Все хорошо. Не реви, блин. В следующий раз не дерись. Не строй из себя героя^[25]. Сейчас ты уже получил урок по жизни. Все будет хорошо. Передавай от меня привет Брно. И в следующий раз, когда приедешь в столицу, оставайся внизу, в городе, среди исторических памятников и туристов, ладно? Там с тобой ничего не случится.

После чего бахнул ему в голову. Но осторожно. Как сам получал от училки в школе, когда пялился в окно на наш лес, вместо того, чтобы слушать урок.

Потом оглядываюсь по сторонам, по массиву. Набираю в легкие этот ледяной воздух. И мне хорошо.

Я вижу высокие панельные дома. Высокую боевую повозку^[26]. Эту нашу бетонную крепость. Замок, являющийся моим домом, и который я защищаю. Вижу перекресток, на котором мигают светофоры. Именно там я как-то раз видел волка. На самой средине пустого перекрестка. Можешь мне и не верить. Но я его там видел, а он видел меня. Только это уже другая история.

А потом я говорю этому типу из Моравии: "Ты тоже иногда чувствуешь себя маленьким? Обожаю чувствовать себя маленьким. Возвращение в детство".

И еще раз делаю глубокий вдох, втягиваю в себя замерзший, холодный воздух массива.

И мне хорошо. Чертовски хорошо.

Окна Вселенной распахнуты настежь.

VIII

А потом я возвращаюсь вовнутрь. Стряхиваю с себя холод, и вся "Северянка" моя.

Парни хлопают меня по спине. Правая рука несколько чувствуется, я ее разминаю под столешницей. Но мне хорошо.

А Морозильник говорит: "Что, больно? Ну конечно же, будет болеть".

В я отвечаю: "Не больно".

А кто-то другой говорит: "Да ну, Вандам, только не пизди, что не больно, ясно же, что больно".

А я ему: "Отвали…".

И улыбаюсь.

И они тоже улыбаются.

Понятное дело, что немного больно. Должно болеть. Руку дергает, и, вполне возможно, что утром она сменит цвет на не самый приятный глазу багровый цвет.

Как-то раз именно таким образом на таком вот горе-бойце я сломал себе большой палец. Когда сжимаешь кулак, большого пальца совать вовнутрь нельзя, не забывай об этом.

Но все будет полный порядок.

Вот я и говорю: "Спокуха, спокуха, спокуха. Не приставайте, я вам не дедок трухлявый, отъебитесь от меня, все клево!".

И Морозильник говорит: "Сильва, а принеси нам охотничьей. И выпей с нами".

И Сильва приносит зеленую бутылку старой охотничьей настойки с картинкой охотника на этикетке.

И Морозильник берет рюмку в руку и говорит: "Спиртное с человеческим лицом"^[27].

А потом все мы чокаемся рюмашками.

Спокуха.

Спокуха.

И Морозильник встает и говорит то, что обычно, что все давным-давно уже знают: "Мой старик научил меня это пить, он был охотником. Все эти трофеи в этой пивной – это он добыл. Все – он один. Все – мой старик! Вы же помните или нет? Мама Сильвы жарила кабана. Помните или нет? Котлеты из серны. Помните или нет? Было просто замечательно. Все было просто волшебно. Это все мой старик. Помните или нет?

А я говорю: "Конечно же знаем, Морозильник. Помним".

И Морозильник снова садится.

И это правда. Отец Морозильника был охотником нашего массива, где раньше были лес и болота, серны и лисы, кабаны и зайцы, ты видишь их, когда возвращаешься из "Северянки", как они приблуживаются сюда из леса. Но вот волка, волка видел только я. Ни старик Морозильника, ни мой собственный старик, никакой другой старик – волка здесь не видел никто и никогда. Только я тогда, на перекрестке. Никто мне не верит, но я его видел.

А знаешь, если германские воины встречали в лесу волка-одиночку, они останавливались и дальше уже не шли?

И знаешь, что в том направлении, в котором исчезал волк, они высылали разведчиков, потому что чувствовали: именно оттуда может появиться угроза?

И знаешь, что потом все воины опускались на колени?

Я тогда тоже опустился на колени. А после того уселся на земле и глядел на волка, а он глядел на меня.

Он – с одной стороны перекрестка. Я – по другой стороне перекрестка. А потом он начал ходить вокруг меня. Все ближе и ближе. Светофоры мигали, а так было тихо.

Тишина на тонкой нитке.

Я лег на спину и пялился на Северную звезду, на Полярную. И волк подошел ко мне и меня обнюхал.

И полизал.

И вдруг исчез.

Я пошел за ним. И знаешь, куда я дошел?

Снова в пивную. В "Северянку".

Может, ты скажешь, что все это чушь, что такого произойти не могло, что нет здесь волков. Но я тебе говорю, что со мной именно такое вот приключилось. Я его видел. Но это уже другая история.

Отец Морозильника был хорошим охотником. В лес он всегда шел ща несколько дней до полнолуния или через несколько дней после него, когда в лесу светло, но никогда он не ходил в лес в само полнолуние, потому что тогда в лесу слишком светло, и звери чувствуют, что на них кто-то охотится, что кто-то идет их убить, и ведут себя осторожно. Звери они не дураки. Люди – да, потому что у них уже нет старого инстинкта, а у зверей он все время с ними. Старик Морозильника замечательно за ними охотился. Пока его самого не заловил другой охотник. Среди охотников такое случается. И вовсе не обязательно, чтобы оба были пьяные.

Мы сидим в "Северянке", нам хорошо, и мы пьем очередную рюмочку охотничьей.

А потом время вдруг останавливается и отступает, и делается тихо, а я, ни с того, ни с сего, вдруг вспоминаю, как мы раз просидели в "Северянке" все Рождество. А потом время перескочило, и я увидел Рождество у нас дома. Наш старик тоже любил "охотничью" и говорил: "Она как виски, на вкус то же самое. Чехословацкий виски. Гораждо лучше настоящего".