Река, что нас несет

Пока Шеннон сворачивал плод и укладывал свои вещи в мешок, Паула бросила в кипящее молоко тонкие ломти хлеба.

— Не надо. Не беспокойтесь.

— Почему не надо?.. Американец велел накормить вас.

— Ну что вы! Не стоит обо мне беспокоиться.

В наступившем молчании слышались лишь стук сталкивающихся бревен да плеск воды. Наконец Паула проговорила тихим грудным голосом:

— Вы ведь вчера побеспокоились обо мне.

— Ба! Сравнили… — вырвалось у Шеннона. — Вы другое дело.

Она протянула ему миску и, резко закрыв пастушью наваху, безо всякого стеснения сунула ее за пазуху.

— А вы не хотите со мной позавтракать? — спросил Шеннон. И попытался представить себе острую сталь ножа, прильнувшую к груди девушки.

— Я уже позавтракала с мужчинами, — ответила она, направляясь к реке с пустым чугунком.

Шеннон увидел ее на сером фоне острых скал. Отсюда, снизу, сосны наверху казались маленькими. Воздух был насыщен запахом влажного кустарника.

Паула опустилась на колени, с силой оттолкнула от себя бревно и погрузила чугунок в воду. Выцветшее черное платье облегало девичью фигуру. А нож, притаившийся у нее на груди!

— Мне как-то совестно есть одному, — сказал Шеннон, когда она вернулась. — Будто я какой-нибудь бездельник, лоботряс.

— Ерунда! — равнодушно ответила она. Но тут же, сложив на юбке руки и прислонившись спиной к сосне, изящно изогнулась, устремив взгляд на Шеннона и сразу вдруг став привлекательной, почти доступной и вместе с тем, хотела она того или нет, необыкновенно женственной. На паутине, раскинувшейся поверх соседнего куста, туман рассыпал чудесный жемчуг. Может быть, поэтому у Шеннона вырвались слова, прозвучавшие неуместно в этом ущелье. А может быть, потому, что он отвык разговаривать с женщинами.

— Выходит, вы остались здесь ради меня?

— Я осталась, чтобы вернуть вам спальный мешок, — ответила она ему не слишком любезно.

— Напрасно… Могли бы взять его себе.

Да, он произнес эти слова, изменил своему верному боевому другу, познавшему его пот и даже его кровь. И отдал должное суровому, спокойному ответу Паулы.

— Это невозможно.

Может быть, слишком суровому, слишком холодному, развеявшему все его мечты.

Не зная что сказать, Шеннон спустился к реке сполоснуть миску. Резкий порыв ветра обдал его у воды, и, взглянув на небо, он увидел быстро бегущие мрачные тучи. Наверху сильно качались сосны. Вернувшись к костру, Шеннон решил переменить тему разговора.

— Среди ваших сплавщиков есть карлики? Ночью мне показалось…

— Карлики? Разве что бедный Сантьяго, он горбатый…

Теперь стало ясно, почему его туловище казалось таким бесформенным. В эту минуту раздвинулись ветви, и Паула добавила:

— А вот и еще одни!

Из кустов ивняка вынырнул мальчик лет восьми с ежиком густых коротко стриженных волос и смышленым лицом. Тощая шея торчала из непомерно большой вытертой куртки. Костлявые щиколотки выглядывали из-под узких вельветовых брюк.

— Что случилось, Обжорка?

— Горбун велел мне забрать то, что тут осталось, — ответил мальчик довольно грубым для своего возраста голосом.

— Здесь одни котомки. Я сама захвачу их.

Мальчик исчез в кустах. Внезапно луч солнца зажег зимним золотом макушки скал. «Как повеселели сосны», — подумал Шеннон. И вдруг, спохватившись, вспомнил, что ему надо уходить.

— Ну что ж! Пора прощаться, верно?

— Уже уходите? Сейчас?

В ее голосе звучало такое искреннее удивление, что Шеннон заколебался. Не почудилось ли ему?

— Не знаю… Сам не знаю, что мне делать…

— Не знаете?

— Уже целый месяц не знаю. Правда.

Паула внимательно посмотрела на пего. Недоверчиво, почти насмешливо. Ему хотелось заставить ее подчиниться себе, но он не решался. Паула задала вполне уместный вопрос:

— Вы больны?

— Возможно, — ответил Шеннон.

И ему показалось, что девушка как-то сразу потеплела: с ее лица исчезла настороженность, движения стали мягче. И хотя она не догадывалась, какой смысл вкладывает он в свои слова, однако произнесла именно то, что он хотел от нее услышать.

— Зачем вам торопиться? Посмотрите, как работают сплавщики.

Они вошли в заросли ивняка. Шеннон со своей поклажей. Паула — с пледом и котомками. Они шли друг за другом по тропинке, вниз по течению реки, как прошлую ночь, ставшую уже такой далекой. На берегу, покрытом галькой, их поджидал мальчик.

— Давай я понесу, а то Горбун будет ругаться, если увидит, что ты так нагружена.

— Я тебя в обиду не дам.

Впрочем, мальчик поджидал ее здесь, чтобы сказать совсем о другом. Он произнес это с трудом, глядя на Паулу с тем искренним обожанием, на какое способны лишь дети.

— Я рад, что ты не ушла.

Паула молча погладила его по густому ежику волос. Снизу на нее смотрели голубые глаза, светившиеся любовью.

— Говорят, ты идешь с нами.

— Кто говорит?

— Да все. Только об этом и твердят.

И действительно, когда они проходили мимо двух сплавщиков, нетрудно было догадаться, что речь велась именно о ней. Шеннон снова удивился пребыванию этой девушки среди мужчин; вспомнил ее плач и ночной разговор с Американцем.

— Вы ведь не с самого начала идете со сплавщиками?

— Нет.

— Паула пришла к нам уже в Фуэнте-дель-Берро за Поведой, — пояснил мальчик, — А мы погнали сплав от усадьбы Бельвалье, что у Паралехоса. А правда, что вы англичанин?

— Нет, я из Ирландии.

— Американец говорит, что это все равно что Англия.

Стало быть, разговор велся не только о Пауле, но и о нем, промелькнуло в голове у Шеннона. Неторопливый разговор с длинными паузами, повторами, междометиями, характерными для народной речи. Было похоже, что возвращение Паулы явилось для всех событием.

Когда мальчик остановился, солнце уже достигло середины скалы. Они стояли у входа в узкую теснину, где река снова скрывалась за уступом. Несколько сплавщиков во главе с Американцем трудились тут в поте лица.

— Эй! — приветствовал их Американец, помахав рукой. — Пришли взглянуть на нашу работу?

Он говорил дружелюбно, зато во взглядах других мужчин под видимым равнодушием таилось недовольство. Бородатые, в шляпах, под которыми были повязаны платки, вооруженные баграми, словно копьями, в брюках, завязанных у щиколоток, они напоминали всадников, готовых вот-вот оседлать коней, чтобы пуститься в рискованное приключение. Достойным фоном для этих фигур были дикая местность и стук бревен, служивших им зыбкой палубой.

— Добрый день! — поздоровался Шеннон, меж тем как мальчик и Паула направились к новой стоянке, разбитой на берегу. — Я вам не помешаю?

— Что вы! — ответил Американец. — Идите сюда, посмотрите, какие мы соорудили запруды. Надо будет сделать еще две таких же в этом ущелье.

Они прошли берегом еще ниже по течению. Здесь, в скалистом русле, чтобы поднять уровень воды, была построена запруда из наклонных бревен. Поражало то, что это сооружение, напоминавшее постройку из гигантских зубочисток, держалось без гвоздей и веревок. Шеннон выразил свое удивление Американцу.

— Так и есть. Запруду делают из бревен, но необходима большая сноровка. Сила течения поддерживает их, как сила тяжести — каменную кладку арки.

Шеннон еще раз подивился тому, как изъясняется этот сплавщик, и вспомнил о его вчерашней учтивости. Судя по прозвищу, он, должно быть, много ездил по свету.

— Эй, Сухопарый, пора двигать! — крикнул он кому-то тем временем, — Идите делать запруду на нижнем уступе. Оставь мне Четырехпалого, Дамасо и Двужильного на случай, если тут образуется затор.

— А один боишься, Американец? — пошутил сплавщик. — Двужильный выше по течению, за скалой.

— Лукас, скажи ему, пусть идет сюда, а сам последи, чтобы там все было в порядке.

— Иду, — откликнулся совсем еще безбородый юнец, направляясь вверх по течению.

— Готово? — спросил Американец. — Пускай, Кривой! Сплавщик, стоявший на двух бревнах, положенных на манер мостков, посмотрел перед собой и протяжно прокричал: