Верховный Издеватель(СИ)

Свежий ветер странствий врывался сквозь открытые окна в полупустой автобус, пока ехали по длинному мосту. Что-то маленькое белое порхало от сквозняка по всему салону.

- Слуш`те, я-то думал, это чей-то билет летает, а это бабочка-капустница! - определил наконец Саша.

- Сказочный город: здесь даже билеты оживают, - заметил Ромка.

До Ипатьевского монастыря добирались с пересадкой: переправились по мостам через две реки: Волгу и Кострому. Всё шло по закону сказки: "За тремя морями, за тремя горами..." Остановку сделали в центре, на площади Сусанина.

Смешно и умильно, как живая, смотрела на ребят собачка-копилка посреди огромной площади, смешно и озорно толклись сотни голубей, как в Венеции - только у подножия не Сан-Марко, а большущей каланчи. Всё весело приветствовало гостей. Будто целый мир подмигнул: "Всё будет хорошо!"

"Хорошо нам здесь быть... И мы вместе - и Бог с нами".

Навстречу попалась семья с крохотным ребёнком, который семенил и бесконечно-монотонно, словно галчонок из "Простоквашино", спрашивал родителей, почему-то до сих пор не удостоившись ответа: "Куда идём? куда идём? куда идём?"

И Кирилл вдруг задумался: а куда идём?

Все четверо потом вспоминали, что очень много смеялись в дороге - а над чем? почему? от чего?.. наверное, от радости. Это была какая-то эйфория. Просто от того, что вместе шли куда-то. Какая разница куда, если вместе?

Многоарочные Торговые ряды казались совершенными в своей простоте, как Колизей. Сквозь них весь мир смотрелся ажурным. Арки обрамляли его - бережно, торжественно, картинно, будто старались выхватить из него что-то главное. Но привычка рассматривать всё в отрыве, изолированно, подводила их, как вечно подводит она людей аналитического мышления.

- О, мам, ты - Жанна д`Арк!

- Почему?

- Потому что ты - в арке.

- Хорошо! только у Жанны д`Арк не было детей... - улыбнулась Марина.

- Значит, теперь уже есть: вот же я! - с неотразимой уверенностью заявил Ромка.

- И я! - поддакнул Саша.

Они немного прошлись по этим галереям просто так, из чувства эстетического наслаждения. Ничего не покупая - потому что главным "товаром" здесь была бесплатная красота мира.

- Давай, я тебя сфоткаю в арке! - предложил Кирилл.

- Не! Я не фотографируюсь, - спокойно, но категорично возразил Санька.

- А на память.

- Нет никакой памяти.

- Респект. - поддержала Марина. - Значит, самое главное в жизни ты как раз понял.

- Почему?

- Настоящая Жизнь кончается тогда, когда её начинают снимать.

Обычно дети не любят фотографироваться (хотя очень любят фотографировать!). Взрослые это объясняют тем, что они ещё не понимают... Нет! В том-то всё и дело, что всё как раз наоборот! "Не понимать смысл" и "понимать бессмысленность" - принципиально разные вещи. Дети несознанно, но совершенно ясно ощущают, что фотографирование - бессмысленный, нудный взрослый ритуал. Один из бестолковых стереотипов, переполняющих наше существование. Нечто глупенькое и насквозь фальшивое, для настоящей Жизни противопоказанное.

Наконец путешественники добрались до цели. Ипатьевский монастырь был слишком красив, чтоб его не полюбить с первого взгляда. Можно "не любить" Церковь вообще - но вот конкретную церквушку не любить всегда намного сложнее.

- А сколько лет этому монастырю? - вполне дежурно спросил Санька.

- Ну-у... одни историки считают, что он 1330 года. Другие - что где-то примерно 1270-го, не моложе!

- Какого-какого года! - переспросил Санька ошарашенно.

Такие календарные расстояния обычно просто ошеломляют детей - даже школьного возраста! Каких бы пофигистов они из себя не изображали, даты, слишком далеко отстоящие от их года рождения, действуют на них почти мистически. Если и Великая Отечественная война для них сейчас уже - почти что "древность", если стандартно-размытое "до революции" звучит почти как "до потопа", то что там говорить о датах XIII-XIV веков!

И уж совсем нет слов выразить чувство, когда понимаешь, что хоть это и древность... но за древностью-то - Вечность. Что здешнее время - только оболочка. Что Илья Пророк или Ипатий Гангрский на самом деле так же близки, как Саша или Ромка.

В святых местах в душе незаметно совершается какая-то большая и очень важная работа. Многое выступает из внутреннего тумана.

А тонкие тени листвы тихо трепетали на древних стенах, напоминая самый первый в мире кинематограф. У каждой тени была своя, видимо, довольно сложная роль, но разобрать весь сюжет почему-то не представлялось возможным. Может, это был фильм о взаимоотношениях человеческих атомов в толпе.

Храмы и башни ярко белели, как кусочки зимы посреди лета. В жару от них веяло спасительной прохладой. И вообще они какие-то - целиком иные, чем окружающий мир.

Вот ослепительное облако зашло за ослепительный купол собора. Теперь крест из сплошного золотого света лежал на небесном сугробе! Снежными казались под ним и все постройки монастыря.

- Крещёный снег, - сказал Санька, глядя на облако. - Его окрестили! Как меня - только я был маленький и не помню.

- Куда это вы меня, тёть Марин, завели? - шутливо проговорил он. - Завели и не подумали, что мне же теперь все облака будут по жизни напоминать кресты.

- Ну и пусть себе напоминают, - сказал Ромка.

- Пусть-пусть!.. тебе-то хорошо... тебе всё пу-усть, дусь-балдусь!..

Торжественная Соборная площадь Московского Кремля, уменьшившись, раскинулась перед ними монастырским двориком. История беззвучно-торжественно цокала по мостовой, а Вечность, оторвавшись, высоко возносила над ней купола. Белые стены обретали смысл в золотых луковках. Царь Небесный был близок и бесконечен. Царю земному было всего-то четыреста лет. Площадь, с которой Михаил Романов отправлялся в Москву, конечно, была чем-то похожа на площадь, ставшую конечным пунктом его восхождения на царство.

"И нам тоже скоро предстоит путешествие в Москву... - подумал Кирилл. - Хоть мы и не цари, но все дороги ведут в Рим - и все мы там будем. Там поймём - зачем!"

- Неужели в Москве - ЕЩЁ красивее церкви!? - протянул Саша.

- Не знаю, кому как, - ответила Марина. - По-моему, самая красивая церковь - это Человек.

- Как это?

- Ну, как: если Бог в человеке присутствует, то человек - храм.

- И я - храм!?

- И ты - храм. И все остальные. Но только некоторые люди - это храмы разорённые. А некоторые - интеллигентные и холодные, как музеи. Вот как в советское время, когда здесь тоже был музей.

- Здесь был музей!? - удивился Саша. - А почему? Людям типа больше нравился музей, чем вот такой вот монастырь?

- Да, наверно потому... что вообще вся наша человеческая культура - это "археологический музей" Веры. Это я как музейный работник говорю.

- Почему?

- Ну, вот, представь: вместо кого-то живого, кого ты очень любишь, поставили бы хороший памятник. Он был бы очень красивый... его бы самые замечательные мастера сделали - но ведь с памятником не пообщаешься. Он тебе ничего никогда не скажет, не обнимет, не посмеётся, не утешит. Когда-то люди общались с Богом, а потом им сказали, что Его больше нет, и от их общения остались - памятники, музеи, разные вещи... Вот это всё и есть - человеческая культура. Без неё-то, конечно, было бы совсем плохо! Но, наверное, лучше всё-таки живой человек, чем коллекция вещей, оставшихся от него.

- Получается, все люди - сироты? - сделал свой вывод Саша. - А Бог... это как мама, с которой... ну, что-то случилось! Но только Он - воскрес. Да, тёть Марин?

- Да!

- Слушай, раз мы нашли друг друга - значит, Бог нас нашёл! - подпрыгнул вдруг Ромка. Может, это были и не его слова? Может, он их где-то слышал? Может, читал?.. Но в этот миг они стали его словами. Он их в прыжке поймал... И возможно, забыл их через минуту.