Собачий род

— Ур-ра, значит, я в садик не пойду!! — закричала Алёнка и бросилась обнимать бабу.

* * *

Ночью, когда Алёнка уже спала, баба тихонько вошла к ней в комнатку. Постояла, подперев щёку рукой и глядя на спящую внучку. Поправила одеяло. Ещё постояла. Потом вытерла слезу и тихо вернулась на кухню.

* * *

В четыре часа утра в окно осторожно стукнули. Алёнка уже не спала — ждала.

Был самый тёмный, мёртвый час суток. Алёнка тихо оделась, вышла на кухню, ощупью пробралась к двери. Открывала её долго-долго, сантиметр за сантиметром, боясь, что дверь скрипнет.

Не скрипнула. Так же осторожно Аленка прикрыла её, прислушиваясь к мерному похрапыванию бабы. В сенях накинула куртку, влезла в валенки и вышла во двор. В переулке, за палисадником, маячила высокая тощая фигура. Это был цыганёнок Алёшка, паренёк лет тринадцати. На нём была модная лёгкая куртка, распахнутая на груди, джинсы заправлены в красные полусапожки на высоком каблуке. Непокрытая курчавая голова серебрилась в свете дальнего фонаря.

Алёнка, боясь скрипнуть, медленно приоткрыла железные ворота.

— Где собака? — без предисловий спросил Алёшка.

— Сейчас приведу, подожди!

Алёнка побежала в стайку. Тарзан сразу же проснулся, хотел тявкнуть, но Алёнка сжала ему челюсти, зашипела в ухо:

— Тихо! Молчи! Ни звука, понял? Сейчас пойдёшь с Алёшкой и спрячешься, где он велит. И молчи, молчи! А то я тебе пасть тряпкой замотаю.

Тарзан глядел умными глазами, слушал, приподняв одно ухо.

— Я тебя потом назад заберу. Понял? Жди, я заберу!

Она надела ошейник, взялась за него, и повела Тарзана к воротам. Тарзан заупрямился было, но Алёнка шикнула на него, и он смирился.

Алёшку Тарзан сразу признал, и даже позволил ему почесать себя за ухом.

Втроём они двинулись по переулку, держась обочины, к цыганскому дому.

В доме в одном из окон горел свет. Алёшка сказал:

— Ну, давайте, попрощайтесь. Я его так укрою — никто не узнает, даже отец.

— Иди с Алёшкой, Тарзан! — сказала Алёнка, чмокнула собаку в лоб. — Слушайся его. Он теперь твой хозяин. Хозяин, ты понял?.. Ну, иди! А я тебя скоро заберу. Жди.

Эти слова подействовали магически. Тарзан позволил Алёшке взять себя за ошейник и увести. В воротах пёс обернулся, бросил прощальный взгляд на Алёнку, издал непонятный короткий звук.

Ворота закрылись; было слышно, как Алёшка запирает многочисленные замки и задвигает засов.

И стало тихо. Мёртво и тихо.

Спало все вокруг — дома, деревья, и даже звёзды. Весь мир спал; и всё, что сейчас происходило, — это были только его сны.

Алёнка постояла ещё немного, пока холод не пробрал её до самых костей, повернулась. И быстро зашагала домой.

Вошла без скрипа, разделась в темноте, юркнула в остывшую постель.

И сама себе удивилась: надо же! А ведь ещё совсем недавно панически, до слёз боялась одиночества и темноты!

И почти тут же уснула.

Баба приподнялась за перегородкой. Послушала ровное дыхание Алёнки. Перекрестилась, вздохнула, и снова легла.

* * *

Ка тоже не спал в эту ночь. Он теперь вообще никогда не спал, только впадал в тёмное, бессознательное состояние, похожее на обморок. Но и в этом состоянии он многое чувствовал.

В четыре часа утра его холодное сердце вдруг встрепенулось, почувствовав укол непонятного беспокойства. Ка поднялся с вороха одежды и звериных шкур, медленно, словно сомнамбула, пересёк комнату, открыл входную дверь.

Постоял на пороге, подняв голову к небу. Ни луны, ни звёзд в небе не было видно.

Ка открыл ворота и вышел в переулок. Довольно далеко, на другом конце переулка, маячили три тени. Ка медленно двинулся вперёд, не издавая при этом ни звука.

Он уже разглядел, что двое детей — подросток и девочка — ведут куда-то большую собаку. Ка чувствовал её запах. Этот запах был ему ненавистен. Теперь он был уверен, что напал на верный след. Запаха девочки он не знал, но понял, что это — та самая, со светлыми косичками, которая сидела на кухне, болтая ногами. Та самая, которую он увидел, глядя в окно чужого дома.

Он дошёл до перекрестка — двигаться дальше было опасно. Дождался, когда подросток и собака скрылись в воротах незнакомого большого дома. И мгновенно, прячась, шагнул за ствол большого тополя: девочка бежала в его сторону и могла его заметить. Впрочем, нет: в такой темноте, на краю которой лишь слабо мерцал одинокий фонарь, заметить Ка было невозможно. Он сам был похож на дерево или на фонарный столб.

Девочка добежала до железных ворот. Ворота скрипнули.

Ка стоял, ожидая чего-то ещё. Но всё было тихо вокруг. Даже машин на Ижевской улице не было.

Мёртвое холодное лицо Ка стало преображаться. Неприятная, жутковатая гримаса исказила его.

Это была улыбка.

На другом конце переулка послышался шум подъехавшей машины. Яркий свет фар высветил весь переулок.

Ка стоял, замерев.

Хлопнули дверцы машины. Послышались голоса.

Через минуту дальний свет переключили на ближний, в переулке сразу потемнело. Какие-то фигуры с автоматами на плечах вошли в переулок, постояли, переговариваясь. Потом вернулись в машину. Снова захлопали дверцы. Машина отъехала куда-то вбок и затихла.

Ка почувствовал исходящую оттуда угрозу. Значит, не сегодня. Нет, не сегодня.

Он повернулся, и так же медленно вернулся домой, прошёл в маленькую комнату и лёг на шкуры. Он закрыл глаза и снова впал в оцепенение. Но жуткая ухмылка так и не сходила с его лица.

* * *

А на автобусной площадке с погашенными огнями стоял обычный тентованный "уазик", которых в эти дни было множество реквизировано для нужд комиссии по ЧС в районных и сельских администрациях и в муниципальных службах.

В машине сидели пятеро мужчин. За задним сиденьем, в ящике, был целый оружейный склад: импортное помповое ружье фирмы "Хеклер и Кох" под добрым детским названием "Король Лев", обычная нарезная "тозовка", один "макаров", простенький прибор ночного видения "Байгыш". А самое главное — гладкоствольный карабин "Сайга" с укороченным стволом и магазином на 8 патронов.

Это были водители маршруток. Они всю ночь колесили по местным переулочкам и тупичкам, выслеживая того громилу, что перевернул автобус и убил их товарища, Славку.

Помповое ружье дал им хозяин маршрута, владелец нескольких автобусов. "Сайгу" тоже раздобыл он. Остальное шофёры собрали сами.

— Почти новый автобус загубил, сука! — говорил хозяин маршрута. — Вы что, такие здоровые мужики, с одним сумасшедшим справиться не могли?

— Да он совсем бешеный. А у бешеных сила, как у слона, — оправдываясь, сказал один из водителей.

— Ну, ладно, — сказал хозяин маршрута. — И за автобус, и за Славку теперь он ответит. У Славки двое детей осталось.

— Да мы уже скинулись…

Хозяин махнул рукой.

— Я тоже… скинулся. На новый автобус деньги держал…

Передавая чехол с ружьём бригадиру, сказал:

— Только смотрите, мужики, — быстро, и наповал. Тут ребята с 12-го маршрута в бой рвутся. Ну, так мы с ними договорились, что они в резерве останутся. Что, справитесь?

— Обижаешь. Впятером-то?

— Ну-ну… Всякое бывает. Держите меня в курсе. С "двенадцатого" тоже будут наготове. Они старый "уазик"-микроавтобус где-то нашли. Туда десять человек запросто влезают.

* * *

Когда заканчивался комендантский час, "уазик" подъехал к стоявшему на краю площадки длинному кирпичному зданию оптового склада. Сторож выглянул из будки. С ним коротко переговорили, и железные ворота отъехали в сторону. Машина въехала во двор и приткнулась в самом дальнем его углу, за штабелями ящиков, укрытых брезентом.