Собачий род

Тёмный не отвечал. Казалось, он решил вообще положить автобус набок.

Водители взъярились. Двое сбегали в соседние автобусы, вооружились монтажками.

— В последний раз предупреждаю, придурок! — закричал водитель.

Тёмный молча напрягся — и внезапно опрокинул автобус набок. Раздались скрип, скрежет, с жутким протяжным звоном посыпались стёкла.

— Вот же сука! Н-на!

И монтажка опустилась на голову тёмного.

Ничего не произошло.

Тёмный оглянулся. На лице его на этот раз появилось вполне осмысленное выражение недоумения. Он взял монтажку, легко вырвал её из руки онемевшего водителя и без размаха ударил его в лоб. Водитель качнулся, — и повалился на спину.

Другие водители попятились.

— Ванёк, мобильник есть? — диким голосом закричал кто-то. — Звони в ментовку и спасателям!

Больше Рыжая не стала смотреть. Она повернулась и помчалась по тротуару вдоль трассы. Пронеслась весь квартал до Корейского переулка. Свернула, и, не снижая скорости, помчалась дальше, — к дому, где жил Бракин.

* * *

Коростылёв, видевший все это, сверкнув очками, отошёл от окна.

* * *

Громадная белая волчица выросла перед Рыжей внезапно, будто упала с неба. Рыжая даже не успела притормозить, и с разбега ткнулась мордочкой в мощные седые лапы. Откатилась назад и замерла.

Белая сидела спокойно, глаза её лучились.

И сидела она так, что пробраться к дому не было никакой возможности. Рыжая чувствовала, что Белая гораздо умнее и быстрее Тёмного Человека. Мимо неё проскользнуть вряд ли удастся.

Рыжая стала пятиться, поскуливая, приподняв зад и припав брюхом к дороге.

Переулок был узким, ни в одном из домов не горел свет. Лишь где-то вдали, за заборами и сараями, сиял одинокий грустный фонарь. Всё вокруг было мёртво и пусто. Чёрные покосившиеся заборы, тёмные, или забранные наглухо ставнями, окна. Белые крыши. Тощие голые тополя.

Сзади послышались мерные тяжёлые шаги. Рыжая в страхе обернулась — и обмерла: из-за поворота вышел чёрный человек.

Теперь и назад пути тоже не было.

В отчаянии, не зная, как спастись, Рыжая внезапно подняла лисью морду к луне и пронзительно, страстно завыла.

Белая с удивлением послушала вой, — и внезапно всё поняла.

Это не та собака. Совсем не та.

Она взглянула на тёмного, приближавшегося большими шагами Ка и мысленно приказала ему:

"Ка, остановись! Это не та собака, которая приведёт нас к деве. Не трогай её. Ищи пса. Старого худого пса, который скоро появится здесь. А сейчас — возвращайся домой, в преисподнюю!".

Ка замер, подняв одну ногу. Он словно бы задумался, наклонив голову к плечу.

Потом развернулся и так же мерно, не спеша, удалился.

"Вставай, маленькая хитрая лисичка! — Белая взглянула на Рыжую. — Беги домой. И скажи хозяину, чтобы не выпускал тебя больше ночью одну!".

Белая поднялась на ноги, взглянула на небо, и внезапно совершила гигантский прыжок в сторону и вверх.

И словно растворилась в тёмном небе. Лишь мигнули звезды.

Трясясь всем телом, Рыжая дикими глазами оглядела пустой переулок, заборы, белые крыши тёмных домов.

Волчицы не было.

* * *

Когда Рыжая вернулась домой, Бракин её не сразу узнал. На загривке и на боках у неё появилась седина. Она дрожала, стуча коготками, бегала по комнате, не находя себе места. Тыкалась в ладони сидевшего на кровати Бракина, скулила, и снова начинала юлить по комнате.

Бракин сказал вслух:

— Ты встретила того человека, да? Он мёртвый, но как бы живой? Он, наверное, погнался за тобой и напугал?

"Да, да, да, — проскулила Рыжая. — Но ещё я видела ту страшную белую волчицу, которая чуть не разорвала меня на части во дворе, — там, где живёт человек в очках. Мёртвый-живой шёл за мной, я бежала. И столкнулась с Белой. Я знаю, кто это. А ты — нет".

Бракин подумал, отхлебнул чаю из треснувшей чашки.

— Ладно, — сказал он. — Не знаю, — так узнаю. Они ищут собаку. Но не тебя. Так что сядь и успокойся. Иди ко мне, я приласкаю тебя.

Рыжая подбежала, снова ткнулась горячим носом в ладони, лизнула их шершавым языком, и опять отбежала.

Посмотрела с тоской и печалью, и легла на свитер у порога.

— На тебя там дует из-под двери. Давай я переложу свитер ближе к печке.

"Нет. Тогда я не успею предупредить тебя, если мёртвый-живой войдёт сюда".

— Вот глупышка, — сказал Бракин и вздохнул. — Ну, хорошо. Как хочешь. Уже поздно. Давай попробуем заснуть.

* * *

Алёнка поправлялась, но как-то медленно, неохотно, с трудом.

— Вишь, какая бледная, — ворчала баба. — Хоть бы на улицу сходила, погуляла.

— Не хочу, — отвечала Алёнка.

— "Не хочу"… Вот же "нехочуха". А чего же ты хочешь?

— Ничего.

Алёнка или лежала в кровати, молча глядя в потолок, или садилась на постели, поближе к окошку, отодвигала бабкины горшки с цветами и подолгу глядела на соседский заснеженный двор.

— Съешь чего-нибудь! — говорила баба.

— Не хочу.

— Опять "не хочу"!

Баба собиралась, шла в магазин, приносила огромные зелёные и красные яблоки, виноград, апельсины. Ворчала как бы про себя, что вся пенсия на эти "хрукты" уйдёт. — "Хрукты" Алёнка ела, — но тоже нехотя, без желания. Откусит яблочка, — отложит. Через час вспомнит про него — опять откусит…

И вдруг однажды в ранние сумерки в окне появилась кудлатая, страшная морда.

— Тарзан!! — не своим голосом взвизгнула Алёнка.

Баба от неожиданности выронила кастрюлю, варёная картошка раскатилась по полу.

— Как "Тарзан"? Какой Тарзан? — полушёпотом спросила она и тоже кинулась к окну.

А Алёнка уже соскочила с постели, одевалась быстро, наспех. С улицы доносилось радостное повизгивание блудного пса. Тарзан колотил лапами по стеклу, даже пробовал его лизать. Баба нащупала под собой стул, села.

— Баба, я его в избу заведу? — спросила Алёнка с порога.

— А? — баба выглядела совершенно ошалевшей. — Веди, чего уж там…

* * *

Когда Тарзана накормили и вытерпели все его бесконечные ласки, Алёнка повела его в пустую стайку, где когда-то держали курей, но куры все передохли от какой-то куриной болезни. В стайке было довольно тепло, — тепло, как ни странно, давала лампочка, висевшая под потолком. Дощатый пол был выстлан сеном.

Алёнка попросила бабу нагреть ведро воды, взяла хозяйственное мыло, щётку, на которой когда-то баба драла шерсть, и пошла в стайку мыть Тарзана. Тарзан не спал, ждал. Бока его раздулись от еды, морда выражала верх блаженства.

— И где же ты был, а? — спрашивала Алёнка, принимаясь за мытье. — Где ходил, а? Вон шерсть вылезла, шрамы какие. Ты из деревни сбежал, да?

Тарзан повизгивал, норовил лизнуть Алёнку в щёку, в руку, но она твёрдо отворачивала его морду, строжась, прикрикивала по-взрослому:

— Да стой ты нормально! Налижешься ещё, успеешь.

В стайку пришёл Андрей — баба его впустила, — присел рядом на корточки, стал помогать. Тарзан был такой грязный, шерсть так свалялась на нём от грязи и крови, что одного ведра воды не хватило. Андрей вылил грязную воду в помойную яму, притащил ещё ведро.

И они снова мыли, расчёсывали, распутывали и вырезали ножницами свалявшиеся култы шерсти.

Под конец оба взмокли — не хуже Тарзана.

Наконец, обтёрли его ветошкой, и напоследок Алёнка аккуратно расчесала его своей старой расчёской.

Теперь Тарзан стал похож на ухоженную домашнюю собаку. Он еле вытерпел до конца мытья, и снова кинулся лизать Алёнку и Андрея.

А баба глядела в окно, из-за которого доносились повизгивание пса и голоса ребятишек, и думала: "Прибежал… Вот же! Небось, километров двести пятьдесят отмахал. Лошадь и лошадь. Чем кормился? А может, он заразный? Дворы по пути зорил? Надо соседку, Вальку позвать, — пусть посмотрит".