Мои были (СИ)

К нам пришёл другой непосредственный командир отделения - Стариков - сумасбродный, зловредный, невежественный человек. Он не был членом компартии или комсомола, но ставил себя высоко, так как думал то, что он лучше и умнее других. Он не блестел умом и знаниями, а гонора, спеси и амбиций у него было больше, чем достаточно, а умственной ограниченности и несообразительности - было много. Его постоянные нелепые приказания и распоряжения, такие как ненужные маршировки строевым шагом или желание заставить отделение в 25 курсантов безо всякого смысла пройти окольными, более длинными путями между объектами. Зачем это? Научить дисциплине? Нет. Мы не понимали этого, так как служили уже достаточно долго и были дисциплинированными людьми. Мы, курсанты, посмеивались над его нелепыми выходками, но это не было смешно. Великой дружбы с ним и чёткого повиновения зачастую ненужным для службы приказам и распоряжениям его тоже не было и не могло быть. Он суетился, злился и ненавидел нас, курсантов.

Случилось так, что наш автомобиль "Студебеккер", на котором нас возили на работу и с работы и по всем воинским делам, оказался неисправным. Мы строем, пешком возвращаемся со строительства аэродрома в конце рабочего дня к себе в казарму по накатанной грунтовой дороге и идём нога в ногу. И вместе с нами тоже в ногу идёт дождь с неба на наши головы и тела. Мы пытаемся идти большим шагом и побыстрее, и дождь тоже прибавляет в скорости и количестве, и превращается в самый настоящий ливень. Одежда на нас только хлопчатобумажная - гимнастёрки и штаны, на голове - солдатские пилотки, а на ногах - кирзовые сапоги. Нам нет спасения , и мы под проливным дождём быстро становимся с ног до головы мокрыми. И в таких условиях наш командир Стариков, этот солдафон кричит: "Запевай!" Мы опешили при таком его распоряжении, продолжаем идти и молчим, в том числе и наш постоянный запевала - правофланговый, высокий стройный курсант по фамилии Недра. Мы его шуточно называли "Земля, её недра, фабрики и заводы принадлежат народу". Эта формула засела в наших головах давно и навсегда, так как без такого сообщения не проходило ни одно из многочисленных политических занятий.

Он ещё дважды повторил своё: "Запевай!" Мы молчали. Моей выдержки не хватило, и я сказал: "Не буду".

Кто сказал "Не буду?" Прятаться не надо. А он гонит своё.

"Выйди из строя!" "Ложись и ползи!" По сырой грязи и под дождём я резко отказался ползти. А ему зачем это нужно? Чтобы показать свою власть над нами? Он смешон, так как вымок весь под дождём, как все мы, и стоял и дрожал перед нами, кричал на нас, и был жалок, как мокрая, нахохлившаяся курица. В таком случае надо было вести нас в казарму и обо всём докладывать командованию, которое могло определить виновных и примерно наказать их. Но как он будет говорить об этом нелепом своём распоряжении? Его самого могли наказать за своеволие. Формула - "Командир всегда должен заботиться о здоровье и жизни своих подчинённых военнослужащих" - в действительности не всегда исполнялась. Наш командир Стариков, возможно, не знал этого.

Надо было что-то делать. Не продолжать же маршировать под дождём тупо и безнадёжно бесконёчное время. Мы подошли к спортивной площадке, покрытой древесными, довольно чистыми опилками, и пришлось мне проползти по- пластунски два метра, и тем самым была удовлетворена прихоть командира. Мы ушли в казарму. Можно было обижаться или нет на мой отрицательный возглас, но это ничего не решало, и этот недалёкий человек, пользуясь данной ему властью, мог водить под дождём всех нас ещё долгое время.

После этого он стал молчаливым, не вякал лишнее, стал более покладистым, сговорчивым, понял, видимо, то, что к солдатам надо относиться лояльно, и тем более, к курсантам. Он продолжал быть нашим командирам до того времени, когда мы закончили обучение в школе ШМАС. Получили назначения и разъехались по новым местам военной службы.

П. Сокол. Ю. Сахалин. 1953г.

95. ОСЕЧКА.

Морозной ночью после отбоя и отхода ко сну меня разбудил командир, приказал быстро и тепло одеться, взять личное оружие и идти охранять грузовые самолёты, прилетевшие и приземлившиеся на старом, покрытом асфальтом аэродроме, построенном японцами недалеко от посёлка Сокол.

Мы пришли на место стоянки, где расположились пять самолётов - "Дугласов", с бочкообразными фюзеляжами, выкрашенными в зелёный цвет. Они прилетели с "Большой Земли", остановились на отдых, и завтра рано утром, с рассветом должны улететь дальше на Курильские острова. Мне приказано охранять их до утра, бессменно, до тех пор, пока лётчики не придут, не заведут свои машины и не улетят дальше, до места назначения.

Я остался один среди пяти самолётов. Время - ночь, кругом ни души, тихо и морозно. Я одет в овчинный тулуп поверх бушлата, обут в валенки, не замёрзну. Меня предупредили о том, что смены не будет, и мне придётся терпеть, перенести эту тяготу, стоять на посту и охранять самолёты до самого утра, до светлого времени. Сказав это, мой командир с караульным солдатом ушли. Долго и нудно тянется время. Тишина, ни звука, ни шороха. Лишь морозный воздух вокруг, на небе нет ни облачка, зато многочисленные яркие звёзды на всём небосводе заманчиво сверкают и привлекают мой взгляд. Хотя я одет вроде бы тепло, однако холод пробирает, так как я стою на месте и мало двигаюсь. Чтобы согреться я стал ходить быстро и бегать вокруг самолётов. Время от времени курил, хотя делать зтого на посту запрещено. Ночь безлунная, небо ясное, и я смотрю на небо, где чётко видны различные созвездия, названий которых я не знаю, а только знаю созвездия Большая и Малая Медведицы и протянувшийся через весь свод неба Млечный Путь. И чтобы скрасить проведение времени в пустынном месте среди самолётов я чередовал ходьбу, бег, изображал какой-то дикий танец, курил и наблюдал за звёздным небом и желал бы, чтобы звёздное небо быстрее вращалось вокруг Полярной звезды, и тогда бы быстрее наступил рассвет, и пришло бы утро.

Но Земля вращается по небесным законам, а не по моему желанию, так что мне придётся терпеть и ждать, когда повернётся наша местность навстречу Солнцу. А пока я глазею внимательно и на небо и на окружающую местность - перелески, открытые места, прислушиваюсь, так как не исключено и то, что могут появиться не прошеные пришельцы с нехорошими намерениями, ибо о подобных пришельцах нам рассказывали не однажды. Часов у меня нет. Созвездие Большая Медведица обошла вокруг Полярной Звезды на большой угол. Значит, скоро наступит утро. Наконец, на Востоке забрезжилась заря, сначала, слабого света, а потом постепенно перешла в красный и желтый свет, и рассвело. С рассветом пришли лётчики, увидели охрану и удивились, потому что не знали об установке у самолётов поста. Я сказал, что не могу их допустить к самолётам до тех пор, пока меня не снимут с поста. Мне говорят: "Вызывай немедленно своё руководство". А как вызвать? До караульного помещения расстояние полтора километра. Какая-то несогласованность между разными руководителями. Решаю стрелять в воздух, чтобы вызвать командира караула, который бы снял меня с поста. Поднимаю автомат и нажимаю крючок затвора, чтобы выстрелить. Выстрела нет. В чём дело? Затвор вырвал патрон из круглого диска, но дослал его в патронник ствола только наполовину. Патрон застрял, назад его вернуть нельзя. Причина была в загустевшей на морозе смазке в трущихся частях спускового механизма. Что же делать? Я мгновенно взмок, хотя был довольно сильный мороз. Один из лётчиков заметил: "Случись бы это на фронте, то тебя успели бы уже застрелить". Я был в беспомощном состоянии и после недолгого лихорадочного размышления ладонью резко ударил по рукоятке затвора, дослал патрон в патронник и так разбил капсюль. Прозвучал выстрел. Другой лётчик удовлетворённо сказал: "Нашёлся, солдат".

Это немного утешило меня. Лётчики пошли заводить и прогревать двигатели своих самолётов.