Мои были (СИ)

Обидно выслушивать недовольства в мой адрес как часового, но я на службе и требую документ у всех и иногда преграждаю путь, такому недисциплинированному человеку стволом автомата, и это действует отрезвляюще, так как я могу сделать предупредительный выстрел. И ещё. Нам постоянно долдонили и стонали о том, что солдат должен быть подтянутым, стройным, физически развитым и готовым к любым действиям. Правильно. Но разве не относится сие к офицерам и генералам? Смотришь на таких, отрастивших громадные неестественные животы, неповоротливых, и думаешь, а на что они будут способны в настоящем деле или в бою? Не ведомо нам.

Южный Сахалин. Пос. Б. Елань. 1952г.

92. ЧИСТКА ОРУЖИЯ.

За время службы в Советской армии стрелять из личного оружия мне приходилось очень редко, и то только во время учебных тренировок, которые проводились не часто.

А чистить, проверять и смазывать личное оружие мы были обязаны постоянно, чтобы оно было всегда готово к действию. Что значит разобрать и очистить его? При этом следовало снять диск с патронами, вынуть затвор, а затем прочистить сухой ветошью все доступные детали, убрать старую смазку со всех частей оружия, в том числе и из внутренней поверхности ствола, протереть все детали и наложить новый слой смазки. Какой слой смазки наложить, конкретно никто не знал, а только проверял "на ощупь и на глаз" командир или старшина.

Нас разбирало любопытство, как устроены и как соединены все части этого оружия, в данном конкретном случае автомата ППШ. А нам не дозволялось разбирать его "до последнего винта"

При очередной плановой проверке и чистке автомата, пользуясь временным отсутствием командира, младшего сержанта Казанцева, я разобрал его на отдельные части и детали. Товарищи мои с интересом рассматривали их, и при этом опасались моей самодеятельности и говорили, что делать этого не следует, и за самовольные мои действия обязательно будет мне наказание, как за нарушение Устава. Я не послушал их советов. Кто-то с очень большим интересом рассматривал автомат в полностью разбросанном виде, а кто-то сходил быстро к нашему непосредственному командиру и доложил о моей самодеятельности.

Он бегом прискакал ко мне и стал причитать и стонать. "Что же ты наделал? Разбирать полностью на части и детали оружие нельзя, приказа такого нет, и кто будет отвечать за твоё своеволие? У нас в данный момент введена повышенная боевая готовность. Ты, что захотел пойти под военный трибунал?" Подошли старшие командиры - старшина Петров, командир роты старший лейтенант Воробьёв и начальник штаба (фамилии не помню).

И все наперебой начали отчитывать меня, как злостного нарушителя. Точнее говоря, читали и трезвонили про высокую боеспособность и мощь Советской армии, а такие, как я, подрывают, уменьшают эту самую боеспособность и мощь. Такая проповедь, мораль, политическая молитва продолжались, как мне казалось, довольно долго. Я стоял по стойке "Смирно" и смиренно, терпеливо и стойко выслушивал неприятные тирады моих командиров и в какой-то момент улыбнулся невольно, сам по себе. Кто-то с нескрываемым возмущением воскликнул: "Ах, а он ещё и улыбается!" Тирады, нарекания и обвинения в моей недисциплинированности полились на мою голову с ещё большей интенсивностью и продолжались ещё несколько минут. А я думал о том, что если есть повышенная боевая готовность в данный момент, то быстро отдайте приказание: "Собрать немедленно оружие и привести его в готовность!" И не надо устраивать долгую говорильню и расточать негодования по поводу этого случившегося нарушения. Наконец, после долгих, по моему мнению излияний и разговоров, командир роты отдал команду: "Немедленно собрать оружие!"

Видимо им надоело чесать языком. Стадное свойство - нападать на того, кто провинился, в надежде выглядеть обвинителем и человеком в стаде. Мне объявили наказание за моё нарушение Устава - два наряда вне очереди, а я очень удивился такому малому наказанию после такой разборки и взбучки, и ждал немалой отсидки на гауптвахте. Автомат я собрал в быстром темпе, почистил, смазал и поставил в ружейный парк. Больше такой разборки оружия я не позволял и вредной, как мне томили, самодеятельности не проявлял.

Спустя много лет в литературе прочитал об одном случае, происшедшем во время прошедшей войны. К линии фронта приближаются немецкие бомбардировщики. Наша зенитная батарея стоит на страже, и должна бы отражать налёт, стрелять и сбивать вражеские самолёты. Однако, командир батареи читает политинформацию о том, что вот фашистские гады летят бомбить наши города и сёла, уничтожать наши заводы и фабрики, колхозы и совхозы, убивать наших мирных людей, стариков, детей. Всё это верно. Но совершенно неуместно устраивать говорильню в то время, когда надо стрелять и отгонять и даже уничтожать врагов. Самолёты улетели и ушли из зоны обстрела зенитной батареи и безнаказанно бомбили всё то, что хотел спасти командир батареи, а на самом деле только лишь разглагольствовал об уничтожении врага. Вот таковы дела. Не надо читать политинформацию, мораль, проповедь, молитву там, где надо быстро принимать решения и отдавать соответствующую команду по обороне и защите страны. Мои командиры должны были бы знать это, и в таких и в любых подобных случаях сразу отдавать приказ. А головомойку подчинённым за их совершённые проступки можно прочитать и наказание дать в свободное время.

Южный Сахалин. Пос. Сокол. 1953г.

93.РЯДОВОЙ ИОДКА.

Он служил в Советской армии, в нашей части, расположенной в посёлке Большая Елань, на Южном Сахалине, и был бесшабашным солдатом. Всегда у него были постоянные выкрутасы, выходки, в большинстве своём безвредные и безобидные, не доходящие до нарушения дисциплины и воинского устава. И напевал он всюду песенку свою: "А когда в Хабаровск едешь, область нашу ты проедешь, ах ты мой родной Биробиджан". В армии служат разные по характеру люди, и поэтому его не все понимали, и были готовы и способны дать наказание за малейшую нестыковку с ним. Подобный случай представился. Он не согласился с мнением младшего командира, и ему приписали нарушение воинской дисциплины и дали наказание - несколько суток отсидки на гауптвахте.

Гауптвахты в нашей воинской части пока не было, а для наказания провинившихся военнослужащих было сделано узкоё и тесное помещение - точнее карцер - для одного человека площадью в половину квадратного метра в стенном проёме вновь построенного шлакоблочного здания штаба 29 воздушной армии, и закрывающегося металлической дверью. Нам приказали привести и запереть солдата Иодку в этом помещении как одиночного заключённого. Отопления и тепла там не было. Была поздняя осень, ветры дули сильные - как всегда на Сахалине, но они не проникали в плотно закрытое помещение. Но внутри сыро, холодно, температура наружного воздуха не на много превышает нулевую отметку. В такой атмосфере ему предстояло провести несколько дней. Но в таких условиях человеку долгое время без активного движения в тесной и холодной каморке существовать невозможно, а только можно простыть и заболеть. Это не отсидка как на гауптвахте, а настоящее издевательство над солдатом. Это не забота о жизни и здоровье солдата, о чём нам постоянно трезвонили командиры и политработники всех рангов. Зачем командованию надо было так издевательски относиться к солдату как к человеку? Неужели непонятна такая простая вещь, что заболевший, а то и потерявший своё здоровье человек не способен заниматься воинскими делами и служить в Советской армии? Каковы последствия такой отсидки как в карцере для Иодки, узнать не пришлось, так как нас отправили служить в другую воинскую часть.

Пос. Большая Елань. Южный Сахалин. 1952г.

94.МЛАДШИЙ СЕРЖАНТ СТАРИКОВ

Не помню, как он оказался командиром отделения в нашей курсантской роте, состоящей из 25 человек. Мы учились в школе младших авиационных специалистов - ШМАС - основанной при штабе дивизии аэродромнго обслуживания 29-й воздушной армии. Ранее нашим непосредственным командиром был младший сержант Казанцев. Он был не глупым человеком, не отдавал лишних, ненужных для исполнения воинской службы приказов и распоряжений, а потому мы всегда исполняли его нужные для конкретных дел приказы и распоряжения. Мы видели и понимали всё это, так как не были невежественными дураками и дикарями. В школу принимали отобранных солдат из частей Советской армии.