Я — посланник

— С наступающим Рождеством.

В ее голосе я слышу биение сердец.

2

Поцелуй, могила, пламя

Я успеваю купить к празднику все, что нужно. Понятное дело, выпивки больше, чем еды. К моменту, когда начинают собираться гости, в доме пахнет индейкой, салатом «Колеслоу» и, конечно, Швейцаром. Сначала аромат жареного мяса перебил его запах, но в конце концов моя смрадная псинка вышла безоговорочным победителем и завоняла все на свете.

Первой приходит Одри.

Она приносит бутылку вина и домашнее печенье.

— Извини, Эд, — говорит она прямо с порога. — Мне нужно будет уйти пораньше.

Одри целует меня в щечку.

— Просто у Саймона тоже вечеринка, с друзьями, и он очень просил меня прийти.

— А ты-то сама хочешь? — не могу удержаться я от вопроса, прекрасно зная ответ.

С чего бы это Одри захотела провести целый вечер в компании трех неудачников и вонючей псины? Она же не сумасшедшая…

Одри спокойно отвечает:

— Конечно хочу. Ты прекрасно знаешь, что я ничего не делаю по обязанности.

— Да, это правда, — отвечаю я.

Действительно правда.

Я наливаю нам выпить, и тут приезжает Ричи. Его мотоцикл слышно от самого перекрестка. Вот он останавливается перед домом. Ричи кричит, чтобы мы открыли дверь. У него в руках огромная холодильная сумка, забитая креветками, лососиной и нарезанным лимоном.

— Ну что, хорошо смотрится? — бросает он. — Я тут подумал, вдруг ребятам понравится…

— Как ты это сюда допер?!

— В смысле?

— Ну, холодильную сумку? Ты ж на мотоцикле!

— А, это! Я ее к багажнику прикрутил. Места, чтоб сесть, правда, не осталось, но ничего, я стоя доехал. — Ричи счастливо подмигивает — мол, не волнуйтесь за меня. — Оно того стоило.

Да уж, это точно. Он, наверное, половину своего месячного пособия вбухал в эту лососину с креветками.

И вот мы ждем.

Марва, понятно дело.

— Держу пари, он не придет, — заявляет Ричи, устраиваясь поудобнее.

Рука его то подергивает усики, то проходится по волосам — как всегда, грязным и всклокоченным. На лице предвкушение и любопытство. Ричи не терпится узнать, чем все закончится. В руке у него банка пива, под ногами, вместо пуфика, Швейцар. И вот он сидит, долговязый, расслабленный, с вытянутыми во всю длину ногами — и на него приятно, знаете ли, посмотреть.

— Ничего подобного, придет как миленький! — сурово обещаю я. — А попробует не прийти, приведу Швейцара к нему и все равно заставлю облобызать песику морду! — Я ставлю стакан на стол. — Вы чего, такого Рождества у меня давно уже не было! Я весь в предвкушении!

— Я тоже! — смеется Ричи.

Ему действительно не терпится.

— И потом, здесь же дармовые жратва и выпивка, — продолжаю я. — У Марва сорок тысяч долларов в банке, но удержаться от халявы он не может. Вот увидишь, придет непременно.

— Чертов скупердяй, — хихикает Ричи.

Вот оно, настоящее рождественское настроение!

— Может, позвонить ему? — предлагает Одри.

— Ну уж нет. Будем сидеть и ждать в засаде, — зловеще улыбается Ричи.

Да-а-а, я уже чувствую, будет весело. Друг мой смотрит на пса и спрашивает:

— Ну что, старина, готов ты к Большому Чмоку?

Швейцар поднимает голову и недоумевающе глядит, словно желая сказать: «Ты о чем вообще, приятель?» М-да, его-то не предупредили. Бедняга. Никто даже не поинтересовался: может, он против, чтобы Марв целовал его в губы?

В конце концов Марв появляется на пороге.

Естественно, с пустыми руками.

— С Рождеством! — приветствует он всех.

— Угу, угу, — откликаюсь я. — И тебя тоже.

Киваю на его пустые руки:

— А ты нереально щедрый парень, знаешь об этом?

Но я-то знаю, что у Марва сейчас на уме.

Он решил, что, раз уж придется целовать Швейцара, еду и выпивку можно не нести. Кроме того, Марв наверняка тешит себя надеждой, что мы забыли об уговоре.

Не тут-то было! Ричи живо возвращает его из мира мечты к жестокой реальности.

Он встает и говорит, улыбаясь во весь рот:

— Ну, Марв? Мы ждем.

— Чего это?

— Ты знаешь чего, — поддакивает Одри хрустальным голоском.

— Нет, — безнадежно упирается Марв. — Понятия не имею!

— Ну, ты мозги-то мне не засирай, — добродушно призывает его к порядку Ричи. — Давай. Уговор есть уговор.

Мой друг в полном восторге. Странно, что не потирает руки, так ему все нравится.

— Марв, — торжественно объявляет Ричи. — Сейчас ты поцелуешь эту псину.

И показывает на Швейцара.

— Причем поцелуешь как положено! В охотку! Не с кислой рожей, а улыбаясь до ушей! А не то мы заставим тебя целовать собачечку снова, снова и снова!

— Хорошо! — рявкает Марв.

Сейчас он похож на ребенка, которому не купили игрушку.

— Я его поцелую! Но в макушку!

— О нет! — грозится Ричи.

Он смакует каждое мгновение этой сцены.

— Уговор был такой: поцелуй — в губы! — Тут палец Ричи утыкается в Марва. — И поэтому ты поцелуешь его в губы. Вот так.

Швейцар поднимает голову.

Пес в центре внимания, ему явно не по себе.

— Бедняга, — вздыхает Ричи.

Марв насупленно отвечает:

— Это точно.

— Не ты, — фыркает Ричи. — Он!

И кивает на собаку.

— Так, ребята, — подытоживает Одри. — Кончайте пререкаться.

И подает мне фотоаппарат.

— Вперед, Марв. Собака ждет твоих лобзаний.

Сгорбившись, словно все скорби мира легли ему на плечи, с застывшим от ужаса лицом, Марв замирает перед мордой Швейцара. Пес отчаянно нервничает и готов разрыдаться — глаза так и набухают слезами, черно-золотой мех встопорщен.

— А он так и будет сидеть с высунутым языком? — стонет Марв.

— Он же собака, — отрезаю я. — Как еще он должен сидеть? С чашкой кофе?

На лице у Марва проступает крайнее отвращение. И все же он берет себя в руки — и делает ЭТО. Наклоняется и целует Швейцара в морду, причем довольно долго не отлипает: времени хватает, чтобы я успел сфотографировать, Ричи и Одри — похлопать в ладоши и покричать от радости, а потом — все втроем — разразиться диким хохотом.

— Ну что? Не так уж это было и сложно, а? — смеется Ричи, но Марв бежит прямо в туалет.

Бедный Швейцар.

Я целую его сам — в лоб. И выдаю лучший кусок индейки.

«Спасибо», — улыбается пес.

Милая у него все-таки улыбка.

Потом Марв немного приходит в себя и даже смеется вместе со всеми. Но, несмотря на все наши попытки расшевелить его, продолжает жаловаться на вкус псины во рту.

Мы пьем, едим и играем в карты. Потом в дверь стучат, пришел парень Одри. Он присоединяется к компании, выпивает и ест креветки. Хороший парень, глядя на него, думаю я. Но Одри его не любит.

Тут до меня доходит: именно поэтому она с ним и встречается.

Одри нас покидает, но мы решаем, что грустить не о чем. Ричи, Марв и я доедаем все, что можно, потом допиваем все, что было, и идем бродить по городу. В конце Мэйн-стрит горит огромный костер, туда-то мы и направляемся.

Сначала нас немного шатает, но, когда мы доходим до костра, вокруг которого идет общее веселье, хмель почти выветривается.

Какая чудесная ночь.

Народ танцует.

Громко разговаривает.

А вон уже кто-то дерется.

Так всегда случается в Рождество. Люди словно сбрасывают напряжение, которое копилось целый год.

У костра я вижу Энджи Каруссо с детьми. Точнее, это они меня видят и подходят.

По ноге кто-то стучит. Я гляжу вниз и вижу одного из ее мальчиков. Того, кто постоянно плачет.

— Здрасьте, мистер, — приветствует он меня.

Обернувшись, я вижу Энджи Каруссо с мороженым в руке. Она вручает его мне и говорит:

— С рождеством, Эд.

Я с удовольствием принимаю вафельный рожок.

— Спасибо. То, что нужно.