Сделай ставку - и беги, Москва бьет с носка

- Как скажете. В полном молчании они прошли оставшийся путь, зашли в квартиру.

Антон нашарил банкетку, опустился, безучастно уставясь в пространство.

- Хочу сказать на прощание, - надрывно произнес Иван. - То правда, я действительно дал подписку, когда меня с валютой на кармане взяли! Не мог не дать. Иначе бы сел! Но никогда и никого не вложил. Кроме одной твари, - глаз его при воспоминании о Звездине злорадно закосил. - Но этого я бы без всякой подписки сдал. Можешь спросить у опера.

Он нервно хохотнул. - За сим, как говорится, желаю прозреть. Ну и так далее.

- Погоди, Иван, - остановил его голос Антона. - Успокойся, я никому не расскажу. Только, если то, что сказал мне, - правда, сделай такую божескую милость - не ложись из-за этой истории с партбилетом под КГБ. До конца жизни не отмоешься.

- Та не дождутся! - облегченно рявкнул Листопад. - И тогда не лег, а теперь тем более. Поблукаю, конечно, чуток. А потом ништяк - заново подымусь! В самом деле по сравнению с просквозившей мимо бедой несчастье в виде утраченного партбилета стало и впрямь казаться ему мелкой неприятностью. Камень свалился с души Ивана. Он знал: если Антон пообещал, это накрепко.

Настроение стремительно пошло вверх. Захотелось хохмить и хулиганить.

- Жизнь продолжается, Антоха! - объявил он. - Мы еще с тобой такого насотворим! Для начала коллективно обженимся. Где твоя Лика? Под это дело проверим на вшивость. Привезем и скажем, что ты вовсе ослеп. И поглядим, можно ли ей доверить тело ослепшего героя или - недостойна. О где замануха-то! Давай адрес. Щас привезу.

- Уймись! Нет никакой Лики. И не будет. - Шо значит " не будет"? - отказываться от собственной затеи Ивану не хотелось. - Заманил и - на сторону? Такая девушка - активистка, комсомолка, спортсменка. Не позволю глумить! Как коммунист и секретарь комитета комсомола - не позволю. - Да я тут причем? Скрипачка она, Ваня. Консерваторка будущая. Вся из себя в мечтах! В Москву рвется, как три сестры, вместе взятые. В ее судьбу я, похоже, не вписываюсь. Тем более, - Антон поколебался, - я, Иван, решил землю в аренду взять. - Че-го?! - ходивший в беспокойстве Иван опустился на первый подвернувшийся стул.

- Сам же говорил, - сельское хозяйство у нас - ключ ко всему, и через него другие отрасли поднимутся. Тем более постановление об аренде вышло. Это шанс. Если увидят, что на земле можно достойно зарабатывать, завтра следом другие пойдут. - Кто пойдет? Куда пойдет? - Иван всё пытался разгадать за всем этим какую-то нераспознанную пока шутку. - Опойки-колхозники, шо с утра гоношат?

- Потому и гоношат, что нет перспективы. А появится шанс, пробудятся. Они все-таки потомки прежних земледельцев. Сам же насчет Столыпина рассказывал.

Листопад только головой мотнул:

- Так это когда было?! Да и сам я тогда не думал, насколько всё запущено. Кончился крестьянин. Добили окончательно. Последних вместе с папашами, мамашами еще в тридцатых перемололи. А эти - люмпен! Нищие.

- Бедные.

- Не. Именно что нищие. И я тебе, философ хренов, скажу, в

чем разница. Тоже, знаешь, иногда приходится помараковать. Так вот бедность - это состояние кошелька, а нищета - состояние-нестояние души. Бедный разбогатеть может, потому что работает. А нищий - ни-ког-да! Сколько ему ни отсыпай. И тому, кто богатеет рядом, не простит. Потому что единственное чувство, шо эти ошметки, которых ты земледельцами обзываешь, сохранили, - зависть к более удачливому. Если у тебя что и впрямь получаться начнет, они тебя первыми спалят. Помяни моё слово! Иван пророчески погрозил пальцем. - Наверное, ты окажешься, как всегда, прав, - согласно кивнул Антон. - Но, понимаешь, есть два способа не попасть в конечную точку. Не доехать и не поехать вовсе. Хочу все-таки попытаться. Ведь если каждый не станет пытаться, ничего и не изменится.

Антон улыбнулся своей прежней обескураживающей доброй улыбкой. Но в голосе его звучало то упрямство, перед которым отступался даже Листопад. Отступился и теперь.

- Юродивый, он и есть юродивый, - Иван опустился возле сидящего слепца, обхватил его и прижал к себе так, что у того перехватило дыхание.

- Антошка! Сколько всяких повидал. Но ты...один такой. Дуроломище!

В этом порыве смешалось всё. Счастье, что не взял на душу греха. И - радость, что при этом не прогадал и, кажется, ухитрился сохранить друга. Боясь, что чувства перехлестнут, Иван слоновьим своим шагом выбежал из квартиры.

- Жизнь продолжается! И гори этот съезд огнем! - объявил Иван старушкам у подъезда. Задохнулся от внезапного озарения. - Хотя зачем?...Не обломится шкоднику. На беспредел ответим беспредельщиной!

* В ту же ночь, с пятницы на субботу, после двадцати четырех, полураздетый, отчаянно зевающий доцент Листопад спустился к вахтеру общежития и потребовал непременно разбудить в шесть тридцать утра, - сломался будильник. Через пятнадцать минут он выбрался на чердак, перемахнул на соседнюю крышу, откуда по пожарной лестнице спустился на землю и, укрываясь за кустами, припустил к шоссе, где его поджидало заказанное на чужое имя такси. К шести утра тем же маршрутом он вернулся в собственную комнату. В шесть тридцать до него с трудом достучался вахтер. Листопад выглянул в наброшенном халате, заспанный и злой. - Ты шо это, дед, колобродишь с утра пораньше, спать людям не даешь? Ночью какие-то звездюки ломились. Теперь ты, - рявкнул он так, чтоб услышали соседи. - Ладно, делать нечего. Будем просыпаться. Спустя еще час ранний звонок поднял с постели Вадима Непомнящего.

- Вадичка, раззява худая! - услышал он глумливый голос Листопада. - Тебе шо, головокружение от успехов ваще башку начисто снесло? Или у нас статья за халатность исключена из Уголовного кодекса, а первый секретарь райкома больше не отвечает за вверенные ему ценности?

- Да что наконец случилось?! - вскричал Вадим, догадываясь, что сейчас его угостят какой-то особой, фирменной "подлянкой".

- Вот в этом вопросе, товарищ Непомнящий, как раз и проявляется ваше издевательски-пренебрежительное отношение к служебным обязанностям. Я хрен знает где - в Перцове! И то узнал о большом районном несчастье. А секретарю всё по фигу метель! Райком у тебя обокрали, Непомнящий.

Вадим икнул.

- Похищены, как говорят, комсомольские билеты, платежные ведомости, протоколы. Прямо из сейфа. А почему? Та потому шо первому секретарю недосуг ключ с собой таскать. Он его, ротозей, в ящик стола прячет.

- Что, все документы? - пролепетал Вадим.

- Все-не все, я тебе не ревизия. Следственная группа выедет на место, обсчитает. Та шо документы?! Чепуха документы. Ты, Непомнящий, знамя райкома комсомола утратил. Святыню нашу! Потому шо привык сытно жрать за народный счет, спать на готовом, а до строительства светлого будущего тебе и дела нет. Приспособленец! Именно так я об этом на бюро обкома и скажу. В глаза тебе. Как партеец партейцу!

- Кто еще знает? - быстро сориентировался Вадим.

- Пока, думаю, никто. Сегодня ж суббота.

- И у тебя, конечно, алиби?

- Шо значит алиби? - Листопад возмутился. - Вы слова-то выбирайте, гражданин Непомнящий. Чай, не с подельником на параше толковище ведете. Пока. Если следствие заинтересует, где я провел ночь, так им разъяснят. А вот шо Вы разъясните, когда Вам срок обсчитают? - И от полноты чувств Иван вдруг запел прямо в трубку, отчаянно фальшивя: - " Все срока уже закончены, а у лагерных ворот...".

- И, конечно, можешь помочь найти? - холодно оборвал вокал Вадим.

- Может, и могу. Хотя теперь даже не знаю, надо ли. Уж больно велик соблазн подлеца коленом под зад! Сколько хороших людей спасибо бы сказали, - в голосе Листопада проступила сладость предвкушения. Он тяжко вздохнул. - Но мягок я есмь человек. Отходчив больно! Так шо, шнурок, будем разговаривать или пусть тобой другие займутся?