Беглец (СИ)

– Ты здесь. Как?

– У меня для тебя кое-что есть, – непринужденно начал Ребенок, доставая из внутреннего кармана несколько снимков.

Она садится к нему в машину. Ребенок целует Ее в кафе, а на столике лежит букет цветов. Ребенок встречает Ее с работы…

Семеныч вновь и вновь перебирал фотографии и ничего не понимал.

– Первое. Она – моя. И всегда была моей.

Семеныч сделал вялое движение головой, отрицая.

«Это объясняет, почему Ребенок на Нее кидался. Из ревности? Он Ее бывший парень? – успел подумать Семеныч. – Они сошлись, и поэтому Она такая сейчас? У Нее была временная влюбленность в меня. Если была, конечно. Или Она мстила за что-то Ребенку, встречаясь со мной».

– Второе. Твоя семья. Сегодня твоя жена достанет или уже извлекла копию этого из почтового ящика, – с этими словами Ребенок вытащил более увесистую пачку. На них Семеныч взглянул мельком. Он тут же узнал себя на не совсем приличных фотографиях, отражающих его, мягко говоря, не совсем семейную жизнь.

Семеныч понял, что его жена в семь часов уже давно дома. Хорошая и близкая ему женщина, которая никогда ни о чем не подозревала. Семеныч в этот момент возненавидел себя за то, что он – будет причиной огромнейшего разочарования, боли и огорчения ни в чем не виноватого человека, верного и преданного…

Почувствовав, что сердце его уже не бьется, оно кровоточит, Семеныч молча ждал следующего удара.

– А здесь, – после небольшой паузы Ребенок похлопал по дипломату. – Договора и проекты, расчеты, сметы, которые должны быть у тебя. И твоя компания через несколько минут узнает от меня, что ты продал ее, а я придумаю сумму предательства, пока есть время.

Семеныч без мыслей смотрел на черный кожаный дипломат. Ребенок невозмутимо продолжил, сменив тон:

– Пройдемте в переговорную? Нас ожидают.

– Что ты хочешь? Деньги? Сколько? – хрипло произнес Семеныч.

– Поздно, – Ребенок похлопал Семеныча по плечу. Повторил: – Пройдемте в переговорную? Нас ожидают.

Семеныч занял свое место. Он ничего не слышал. В ушах стоял монотонный гул. Только смутно видел, как тот достает из дипломата запечатанный бумажный пакет. Пакет расплывался в глазах Семеныча, превращаясь в белоснежный катер, а переговорная пошла рябью и стала бескрайним океаном, наполненным огненной водой. Сквозь завывание прибрежного ветра и всплески волн неясно слышались смех, шум, восклицания, разговоры…

Один из юристов наклонился к Семенычу:

– Вам плохо?

Семеныч еле кивнул.

– Воды?

– Выйти, – беззвучно шевельнул губами Семеныч. Юрист, придерживая Семеныча за локоть, вывел его из кабинета и спросил:

– Вас отвезти домой?

– Домой? – удивился Семеныч, очнувшись. – Пожалуй, я меньше всего хочу туда попасть сегодня. Спасибо, я пройдусь.

Голая земля набережной чернела под тяжелыми шагами. Сумеречная насыщенная мгла пахла густой весной и давила на Семеныча безысходностью. Он шел, не осознавая, не принимая, не понимая, как это все с ним произошло.

Семеныч медленно повернул в сторону гостиницы, в полной уверенности, что Она там. Поднимаясь в номер, чувствовал, что начинает задыхаться. Кулаки его невольно сжимались.

Она лежала на постели в одежде. Семеныч ногой захлопнул дверь. Она, вздрогнув, поднялась и кинулась к нему навстречу. Он с силой оттолкнул Ее.

Она отлетела в стену, ударившись спиной. Семеныч подскочил и, сжав Ее за плечи, с ненавистью приподнял и резко отпустил. Ударил кулаком по стене рядом с Ее лицом. Она без звука сползла по стенке вниз, испуганно глядя на него.

– Как ты могла?! – закричал Семеныч.

– Я… – начала Она.

– Я любил тебя!

– Не…

– Ты с самого начала была заодно с Ребенком, – не давал Ей вымолвить слова Семеныч. – Та первая авария! Это вы спланировали!!! Ты с самого начала все специально делала! Зачем ты ко мне привязалась?!

Он ходил по комнате кругами, свирепея. Она молча сидела на корточках у стены, не спуская с него глаз.

– Я всегда подозревал, что тут что-то не так. Я чуял, что неправда! Все эти твои чувства, все эти твои слова, вся эта твоя любовь. Я знал, что все это не может быть правдой! Ведь я знал! Знал! Но не верил. Не хотел верить. А хотел верить, что как раз наоборот, может быть все-таки и есть она – любовь, может быть, ты и есть – единственная любимая! Когда я встретил тебя, мне казалось, что я всю жизнь тебя только и ждал. Только поэтому не сдох раньше! Я догадывался! Я всегда догадывался, что тебе что-то от меня нужно. Только вот никак не мог понять, что именно! Тебе Ребенок платил? Зачем вы все это провернули? Ты мстила Ребенку, встречаясь со мной? Зачем я был вам нужен?! Вы хотели денег?

Семеныч остановился, как будто у него вдруг кончился завод, и устало произнес:

– Вот и все.

Семеныч присел на край постели. Тут же отодвинулся, отогнул одеяло и достал оружие.

– Ты пришла мне угрожать? Шантажировать? Больше нечем! Убивай! – с этими словами Семеныч швырнул Ей пистолет.

Он снова опустился на постель. Его локти опирались на колени, а руки сплелись в кулак. Глаза его были устремлены в пол. Она стояла перед ним и быстро говорила:

– «На!» – это не удар, это вытянутая ладонь. Возьми, это тебе! Это только для тебя и только твое! Я дарю тебе все, что у меня есть, а если этого у меня нет, я добуду, украду и отдам тебе! Сердце, тело, душу, время и пространство.

Она, наклонившись, несмело поцеловала Семеныча, приподнимая его лицо за подбородок. Целовала его брови, глаза, нос, губы. Он разомкнул руки и обнял Ее, прижал к себе и стал неистово срывать с Нее одежду, пока не освободил все Ее тело. Жадно приник к Ее животу и остановился.

Отстранил от себя на расстояние вытянутых рук, оглядел и глухо обронил:

– Уходи.

Она переступила через валявшуюся на полу одежду и отошла к узкому столику. Повернулась спиной и смотрела на Семеныча через высокое зеркало, висевшее над столиком, Ее пальцы судорожно вцепились в край стола.

Внезапно между ними ощутимо стала повышаться плотность воздуха, который на глазах насыщался серостью и твердел, застывая.

Семеныч пытался припомнить, где он это видел. Пространство комнаты стягивалось к центру своего образования. Это чувствовалось мышцами и суставами, и их тоже начинало тянуть к центру, который сейчас, судя по ощущениям, был между постелью и столиком, между Ней и Семенычем.

Приходилось прилагать усилия, чтобы оставаться на месте.

«Волк!» – вспомнил Семеныч. В ту же секунду дикое животное обрело свои очертания и прыгнуло Ей на спину. Несколько кровавых полос разошлись от шеи до поясницы по Ее спине. Она передернулась. Только Ее пальцы, вцепившиеся в край столика, побелели от напряжения. Как и тогда, Она покорно приняла удар, не пытаясь бороться.

Она выглядела беззащитной, но не беспомощной, стойкой и покорной одновременно. Вся злость и ненависть Семеныча прошли в одно мгновение. Весь мир ушел из этого номера, и из памяти Семеныча. Остался только он и Она.

Семеныч хотел вскочить, но его тело стало ватным. Неимоверными усилиями соединяя все свои клетки волей и заставляя слушаться мышцы, преодолевая противодействие, Семеныч смог продвинуться вперед.

Она все также спокойно смотрела на него через зеркало, только чуть склонила голову набок, шею Ее свело жгучей болью. И той же мучительной любовью пронзило всего Семеныча.

Семеныч напрягся и рывком бросился к Ней, преодолев густую завесу воздуха. Когда он коснулся Ее тела, на миг оно показалось не живым, а мраморным.

Она неестественно прогнулась и обмякла, падая в его руки. Он обессилено опускался на колени вместе с Нею.

Воздух терял насыщенность и медленно приобретал свою нормальную плотность.

Семеныч тяжело дышал. Воздух еще комом стоял в легких, мешая кислороду проникать в кровь, отчего начинала кружиться голова. Вдох и выдох давались с таким трудом, будто останавливались клейкой массой воздуха.