Беглец (СИ)

Прогулочная набережная теснилась к берегу реки. Каменная плитка огибала скамейки с изогнутыми спинками и причудливый памятник золотой рыбке из сказки. Напротив все здание гостиницы покрывали искряшиеся нити, по которым струился световой дождь. По обе стороны от входа располагались бетонные здоровенные вазы, которые люди принимали за мусорки. Очевидно, в этих вазах-клумбах предполагалось высадить цветы, но сейчас в них кидали мусор, а неделю назад они отлично справились с ролью плиты, на которой прекрасно жарились сочные сардельки и приготавливались подгоревшие тосты из ломтей хлеба. Чуть далее, мост вмещал в себя четыре полосы, где проносились автомобили.

Семеныч не собирался здесь оказаться сегодня, но сейчас он прохаживался взад-вперед, оглядывая немногочисленных прохожих и всматриваясь в поворот.

«Пришел!!! – засияла Она, видя его силуэт издали. – Ух, ты у меня сейчас получишь за тот обеденный перерыв, за свое сообщение и за недельный бойкот! А если бы я не написала сообщение, то мы никогда больше и не увиделись бы? Ну, я тебе устрою!»

Она замедлилась, чтобы согнать с лица следы счастья от того, что Семеныч пришел. Только сейчас Она поняла, как тяжело далась Ей эта разлука, как обидно было его последнее сообщение, как больно было видеть ту фотографию, а, главное, как пусто Ей жилось без него. Она разозлилась, поскольку причиной всех неприятных эмоций являлся тот, кто, как ни в чем не бывало, сейчас стоял и спокойно Ее ждал.

Заметив Ее, Семеныч хотел кинуться к Ней: так сильно сжималось сердце от тоски нескольких дней без Нее; от боязни того, что Ее не увидит; от радости, что Она прервала эту нелепость.

Но что-то остановило Семеныча. Это была не та Она. У Нее были холодные глаза и руки.

Она бросила чужое и дежурное:

– Привет.

…Номер. Неяркий свет лампы. Мятая постель. Великолепный секс.

Только Она не жмется к Семенычу, не целует грудь, не тормошит, чтобы не засыпал – все не то.

Она стряхнула Его руку со своего живота и встала.

Вышла из душа, замотавшись полотенцем. Налила себе кофе. Включила телевизор. Села на диван, вытянув ноги на журнальный столик, с интересом уставилась в экран, словно в номере никого не было.

– Что случилось? – Семеныч подошел к Ней.

– Все хорошо, – Она натянуто улыбнулась первый раз за ночь.

Семеныч не заметил фальши и обрадовался. Присел рядом, зашептал:

– Помнишь те два дня, как мы ели у костра и грели воду? Как ты прострелила лампочку в супермаркете? Я тогда подумал, что в тебя выстрелили! – Семеныч хотел как-то растопить лед прошедшей, как ему показалось, ссоры.

«Еще и сообщение твое помню, и снимок твоего обеденного перерыва. Все помню, – мысленно злилась Она. – Хоть бы извинился! Или объяснил, что произошло».

– О чем ты? – Она отодвинулась, неохотно оторвав взгляд от телевизора. – Какой супермаркет? Какой костер?

– Ну тогда, когда людей не было. Я тут думал о том, с чего все началось. С тоски по тебе. Я хотел остановить ее. Сказал резко: «Стоп!». И погас свет. Я остановил тоску, но, похоже, я остановил кое-что еще, – Семеныч осекся. Она смотрела на него с таким изумлением, словно видела перед собой сумасшедшего. Настолько неподдельным было Ее недоумение его словами, что даже холод в Ее глазах исчез на секунды.

– Ты, вероятно, задремал, пока я была в душе, – засмеялась Она. – Я вообще не понимаю, о чем ты сейчас говоришь. Тебе приснился сон? Погоди, я допью кофе и лягу, ты расскажешь мне эту сказку.

Семеныч смотрел на Нее, ища шутки, подвоха в Ее глазах. Но ничего подобного не заметил. Она привычным движением отхлебывала горячий кофе из чашки.

Поскольку стрелки на часах подползали к трем часам, уставший, измотанный разлукой мозг Семеныча подал спасительную мысль: «Может, и не было ничего…»

Он подхватил Ее на руки и понес на постель, прижимая к себе. На мгновение почувствовал, как Ее тело прильнуло к нему. Но лишь на мгновение. Как только голова Ее коснулась подушки, Она отстранилась от Семеныча и закрыла глаза. Дыхание Ее стало ровным. Семеныч растерянно смотрел на Ее лицо. Провел пальцами по губам, отодвинул прядь волос. Она не шевельнулась.

«Устала… Спит всегда мало. Да и я с этой идиотской ссорой обидел Ее. Такая Она еще маленькая, беззащитная. Как я мог?! Не простила меня. Катеночек мой несчастный, горе мое».

Придвинул Ее к себе и укрыл одеялом.

– Я расскажу тебе сказку. Ты проснешься и поймешь, как сильно я люблю тебя. А глупость, которая никак не оставит нас – это временное явление. Но я прогоню ее. Я никогда больше не обижу тебя.

Она изо всех сил пыталась не выдать сейчас того, как больно Ей слышать его слова.

Когда Семеныч уснул, Она открыла глаза и, не шевелясь, долго смотрела на него сквозь рябь слез…

Утром – все тот же холод. Немного теплым оставался лишь секс, но он уже не принес той радости Семенычу. Это была не Она. Хотя и простынь под ними быстро увлажнилась и скомкалась, сползая с матраца, как обычно…

Она мысленно поблагодарила плотные шторы, не позволяющие заметить Ее опухшие глаза, в которых еще стояла застывшая соленая вода.

Она, душ, кофе. Ни улыбки, ни объятий – ничего. Семеныч чувствовал, что скоро закипит злостью. На вопросы Она отвечала холодно-приветливо, как постороннему человеку.

…Семеныча всегда поражала Ее странность: чем ближе Она подпускала к себе человека, тем жестче вела себя с ним, словно проверяя на прочность. И только чужие люди могли получать Ее улыбку, вежливость и заботу. И в данное утро он был для Нее чужим мужчиной, исходя из Ее радушно-спокойного поведения. Предложенное ему кофе в постель. Звонок предварительно установленного Ею будильника на телефоне. Никакого опоздания на работу.

– Может, увидимся сегодня вечером? Ты как? – Семеныч начал заводиться. Но ссориться вновь ему крайне не хотелось. И уходить от Нее он не был готов. Подсознательно хотелось растормошить Ее, сделать прежней. И еще одна ночь могла стать такой возможностью. Семеныч еще надеялся, что Она нарочно так себя ведет, мстя за те сообщения и недельную разлуку. Но с другой стороны «эта Она» никак не устраивала его.

– Отлично! Я смогу, – натягивая колготки, равнодушно сказала Она.

Семеныч недоверчиво посмотрел на нее. Ни радости, ни улыбки. «Как будто за деньги, – мелькнула у него мысль. – Слишком по-деловому у нее это прозвучало. А раньше она визжала и прыгала бы в восторге по кровати».

– Да я просто так спросил, не напрягайся.

– Я не напрягаюсь. С чего ты взял? – Она удивленно взглянула на Семеныча.

– Да так что-то, – Семеныч смешался: «А почему она соглашается? Судя по настроению, с которым она со мной разговаривает, особого желания не испытывает… Или испытывает, но не желание встретиться именно со мной, а желание встретиться с мужчиной. Неважно, с каким, но с мужчиной. С мужчиной для секса». Он задумчиво продолжил: – Знаешь, пожалуй, у меня сегодня может не получиться…

– Позвони, когда определишься, – Ее понимающий тон был предельно ровный.

«Что-то мне и определяться с тобой уже не хочется», – злость начинала клокотать, Семеныч замолчал.

Они спускались по лестнице. На втором этаже Ее мимолетный, но напряженный взгляд резанул по нему. Семенычу показалось, что на лестничном пролете второго этажа, где находилась стойка администрации, Она на доли секунды неуверенно замедлила шаг.

И он прошел мимо, не завернув на ресепшн и не сдав карточку от номера.

«Дрянь!» – Она почувствовала его проклятье спиной, улыбнулась и перепрыгнула через две ступеньки в конце лестницы на первом этаже у выхода, пренебрегая последней ступенькой. Их несговорчивым прощанием, когда Семеныч спускался ниже и целовал Ее, произнося самые заветные слова.

Вечер прошел абсолютно так же, как и предыдущий. Безэмоционально и прохладно. Семеныч, выходя из душа, заметил, что Она отскочила от шкафа, где лежала его сумка и торопливо закрыла дверцу.