Беглец (СИ)

– Ты чего? – спросил Семеныч.

– Ничего, телефон свой убрала.

Семеныч притянул Ее на постель:

– Поговорим?

– Помолчим! – рассмеялась Она, сдергивая с него одеяло.

– Ты какая-то другая.

– А такую ты меня не любишь? – и, не дав ему ответить, поцеловала его в губы. – Хочу сказку!

Семеныч не хотел Ее целовать, «такую».

– Я вчера тебе рассказывал, когда ты спала.

– А теперь расскажи, когда я еще не сплю, только не ту, где людей не было, я не люблю неправдашние сказки, – он с удивлением взглянул на Нее, но Она была серьезна. Семеныч больше не стал ничего спрашивать.

«Неужели, Она не помнит тех дней? Может, ничего не было: ни тех дней, ни любви, ни Ее?»

– Расскажи мне сказку, которая есть на самом деле, – продолжила Она, утыкаясь в подушку и покорно закрывая глаза.

Семеныча осенила догадка: «Она настолько чужая. А может Она никогда моей-то и не была? Что, если Она перестала притворяться? Ведь мне всегда не верилось в это Ее объяснение, типа: «ты такой красивый, такой любимый…». А зачем тогда притворялась раньше? А почему именно сейчас перестала?»

Он встал, походил по комнате, взбудораженный. Оглянулся на Нее. Она молчала, словно, подтверждая его мысли. Он вновь лег рядом и стал рассказывать…

«Жил-был Катер. Маленький такой катер, катерок-катерочек. Но очень трудолюбивый. Катер выполнял тщательно и ответственно огромное количество работы. Тяжелой, нудной, скучной, однообразной иногда, но необходимой. Кому-то. Катеру было не так уж важно, что эта работа была нужна не ему лично. Он любил работать. Он полностью погружался в работу и делал ее скрупулезно, забывая про необходимость отдыха, ремонта и дозаправки.

Катер буксировал большие баржи с разнообразным грузом, перевозил людей. Когда не было свободных барж, его загружали «под завязку», и он, многократно повторяя ходки, перевозил груз на своем борту. Катер был безотказным и очень упорным в выполнении поставленных задач. Он являлся идеальным исполнителем и хорошим организатором, когда вынужденно работал с кем-то вместе.

Его все очень любили и, вроде бы, старались беречь. Но как-то не получалось его беречь, потому что лучше Катера работу никто не мог выполнить. А работы было много. Катер работал и днем и ночью. Катер выкраивал время и для того, чтобы помогать тем, с кем был дружен и связан общими интересами, основную часть которых работа и составляла. Катер изнашивался, но не обращал на это внимание. Чем больше было работы, тем более комфортно чувствовал себя Катер. Потому что, постоянно работая, у него не оставалось мыслей больше ни о чем. Он гнал от себя мысли, не относящиеся к работе. И у него вполне успешно это получалось, потому что Катер работал всегда, даже тогда, когда отдыхал. Катер был рабочей лошадкой, но постепенно превращался в загнанную лошадь…

…Жила-была На – странное и страшное существо. На была очень красивая и очень сильная. На обладала рядом выдающихся сверхъестественных способностей, которые максимально использовала во вред людям. На входила в доверие к человеку, ошеломляла его своей красотой и потрясающей чувственностью, граничащей с волшебством. Полностью войдя в доверие и изучив человека, На выявляла его самую слабую сторону и, выждав наиболее подходящий для нее и наиболее неподходящий для человека момент, била этого человека в самое болезненное место с диким выкриком: «На!».

Человек, получивший неожиданный удар, вскрикивал: «О, На!» – не понимая, что происходит. А На, моментально превратившись из самой прекрасной любовницы в отстраненно смотрящую на погибающего человека постороннюю сущность, спокойно оставляла его умирать, бросая на произвол судьбы.

«О, На!»

Она… Женщина…

Самая прекрасная женщина, с которой мужчина получал самое большое наслаждение, которое только может испытывать мужчина. Суперженщина. Дьявол в человеческом обличье. Если быть справедливым, то На не всегда наносила смертельный удар. То есть человек не всегда умирал сразу, но он быстро старел. Очень быстро, потому что после того, как На его бросала, жить ему становилось просто незачем. Выкрик: «На!», который использовала На, был древним магическим заклинанием, используемым для уничтожения эзотерических последователей, колдунов во времена святой инквизиции. Об этом написано так:

«И стало вдруг темно на душе. Не грустно, не тоскливо, а именно темно. Не смутная тревога терзала мою душу, а тьма беспроглядная. Не боязно стало, а смертельно страшно. Не звери окружали меня, а существа, для которых причинять страдания являлось смыслом существования. Не злые были эти существа. Они просто были именно такими, какими им было быть предначертано. Такими, какими их создали. Создал. Не тот создатель, который создал все, но не их, а тот создатель, который создал только их, но больше ничего. С резким хриплым криком: «На!», кто-то из них неожиданно сунул мне факел в лицо. И прежде, чем сгорели мои глаза, я мельком увидел, что меня окружали люди, стоящие под дождем. Они думали, что сжигая колдуна, они совершают добрый поступок. Но на самом деле, люди стояли не под дождем. Под дождем факел не разгорелся бы. На самом деле, люди сами стояли в огне».

Катер и На. Казалось бы, чуть ли не прямые противоположности. Но, единство и борьба противоположностей, однако. Катер и На были единым целым. Катерина… Катерина именно поэтому никогда и не любила своего полного имени. Буква «Е» искажала ее сущность, как ей казалось. Но фактически буква «Е» указывала именно на то, что едины были Катер и На…

Не стоило об этом говорить. Эти знания не должны быть сказаны словом. Это скрытые знания, они не должны быть доступны людям. Не успела еще Катерина убить автора этой сказки. Ну, ничего. Успеет еще, все к тому идет».

Взгляд Семеныча упирался в темноту номера. Ему казалось, что все кончено. И их запретные отношения, и их волшебная любовь, и его жизнь…

Она долго ждала, пока Семеныч перестанет ворочаться. Наконец, он затих, и Она выбралась из-под одеяла. Сгребла со стула свою одежду и, отойдя подальше от постели, оделась. Достав из сумочки две записки, сунула одну во внутренний карман пиджака Семеныча, а другую положила на столик, прижав чашкой.

Набрала номер телефона, неслышно приоткрыла дверь и сунула пакет в щель.

Стояла, прислушивась. Как только дверь на этаже хлопнула, Она выскользнула из номера.

«Увидимся вечером? Мне понадобилось срочно домой по семейным обстоятельствам. Будить не стала», – Семеныч еще раз перечитал.

«По семейным обстоятельствам?! Ночью?!» – он в бешенстве рвал записку на мелкие куски. Он окончательно понял, что с Ней, «такой новой», встречаться больше не сможет. Ему будет невыносимо тяжело с Ней встречаться, потому что он невольно станет Ее сравнивать с той, которой Она была раньше…

Спустившись на этаж, он подошел к администратору.

– Выезжаете?

– Я – да. А девушка еще на сутки останется. Я оплачу.

«Увидишься ты вечером с пустым номером. Без меня, пожалуйста. Даже сообщение отправлю, чтобы пригласила себе кого-нибудь. Фотографа, например. Чего номеру и ночи пропадать. Отличные декорации получатся. Мебель под старину. Постель – шире некуда».

Встреча с компанией одного из крупных заказчиков была назначена на девятнадцать. Семеныч вошел в переговорную. За овальным столом сидели генеральный директор компании, в которой работал Семеныч, акционеры и Ребенок.

«Это еще что?!» – Семеныч оцепенел, но тут же взял себя в руки.

Ребенка представили, как уполномоченного потенциального заказчика. Вошли юристы обеих сторон. Ребенок поднялся и попросил Семеныча выйти вместе с ним.

Семеныча так и распирало убить его тут же, на месте. Он еле сдерживался от гнева. Ребенок был уже для него не соседом, а тем, кто пытался сбить Ее на перекрестке; кто пробирался к Ней в гостиничном номере, во время того, как исчезали люди; кто душил Ее; и просто объектом для злости.