Совьетика
Совьетика читать книгу онлайн
«Выходящая на страницах Лефт.ру повесть Ирины Маленко «Совьетика» – замечательный пример того, как может в наше время быть продолжена великая реалистическая традиция русской литературы. Это честная, пронзительная книга. В ней есть всё то, по чему мы так стосковались за долгие годы безраздельного засилья в нашей словесности разнообразной постмодернистской дряни. Безжалостная самокритика, искренние боль и стыд гражданина, у которого при его преступном попустительстве лихие проходимцы отняли Родину, способность сопереживать чужому горю как своему – Интернационализм с большой буквы, органическое продолжение «всемирной отзывчивости» русского человека. Настоящий юмор – временами добрый, чаще саркастический, но никогда не надменно-отчужденный, унижающий человека, сверху-вниз, как водится ныне у дорвавшихся до незаслуженной славы гешефтмахеров от литературы. И главное – призыв к борьбе и надежда! Можно смириться с жестокой и несправедливой действительностью, попытаться приспособиться к «новой реальности», можно уйти от неё в «параллельную жизнь», застыть в позе богомола и ждать своего часа, чтобы пробиться в ряды немногих преуспевших и «взять от жизни всё». А можно отказаться существовать по их мерзким правилам, перестать «петь в окрашенном виде», встать на сторону слабых и угнетенных и вступить в долгую, непримиримую борьбу с главным злом нашей эпохи – с капитализмом и империализмом. И обрести цель в жизни, надежду на лучшее будущее для себя и своих детей. Постмодернизм прощается с нами. Да здравствует социалистический реализм!
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
А Марина из Туапсе, сочинявшая удивительные истории про вампиров и призраков и уверявшая меня, что она сама – ведьма! Марина была чешкой – оказывается, у нас на Северном Кавказе есть целые чешские деревни, еще со времен Екатерины ИИ. А Таня из Киева, которая была лично знакома с самим Дином Ридом! А девочки коренных народностей Севера – ненки, якутки, эвенки, нанайки, чукчи, коряки и даже нивхи!
Но по большому счету, несмотря на все это разнообразие, жизнь шла везде похожая: спокойная, размеренная, как река Волга, без страха за будущее.
Единственным человеком, который меня, наверно, тихо возненавидел из-за моей переписки, была наша почтальонша тетя Лида. Она носила сумку с почтой через плечо, без всякого тебе велосипеда, в любую погоду, зимой и летом. Чтобы вы представили себе, как я загружала бедняжку, скажу, что мне иногда приходило до 10-15 писем в день!
Советский почтальон вообще был человеком загруженным: большинство семей подписывались на 3-4 газет и столько же журналов на весь год, и все их разносил тоже почтальон. Наш народ недаром был самым читающим в мире. Одна я только в нашей семье получала по почте «Юный натуралист», «Пионер», «Костер», «Пионерскую правду», «Корею сегодня» и «Азию и Африку сегодня»! Годовая подписка на самую дорогую из газет – «Правду», выходившую 7 дней в неделю- стоила около 8 рублей. Все остальные – наш любимый «Труд», «Советская культура», «Известия», «Советский спорт»- были еще дешевле. В эту сумму входила уже и цена доставки! Подписка начиналась обычно в сентябре, у людей на работе, но можно было ее оформить и просто на почте. Вокруг нее каждый год царил ажиотаж. Потому что на некоторые пользующиеся особым спросом журналы был лимит. Вот что пишет об этом Кара-Мурза: «Плодом аутистического мышления был и созданный воображением интеллигентов образ той свободы , которая наступит, как только будет сломан «тоталитарный» советский строй. Никаких предупреждений о возможных при такой ломке неприятностях и слышать не хотели. Между тем любой реалистично мыслящий человек знает, что любая конкретная свобода возможна лишь при условии наличия целого ряда «несвобод». Абсолютной свободы не существует, в любом обществе человек ограничен структурами, нормами – просто они в разных культурах различны. Но эти вопросы не вставали – интеллигенция буквально мечтала о свободе червяка, не ограниченного никаким скелетом…. Вспомним, что в 1988 г. большая часть интеллигенции посчитала самым важным событием года акт свободы – «снятие лимитов на подписку». Этому мелкому акту было придано эпохальное значение. Что же получил средний интеллигент в итоге? Напомню молодым: при дешевых ценах в СССР были лимиты на подписку газет и журналов, квоты давались по предприятиям, иногда люди тянули жребий. Для интеллигенции это было символом тоталитарного гнета. Она просто не желала видеть: сама вошедшая в традицию потребность выписывать газеты и толстые журналы была порождением советского «тоталитаризма». И средняя культурная семья выписывала 3-4 газеты и 2-3 толстых журнала – ничего похожего и быть не может на свободном Западе.. . «Литературная газета» выходила тиражом в 5 млн. экземпляров! Убив «тоталитаризм», интеллигенция доверила новому режиму чисто рыночными средствами наложить такие лимиты на подписку, что на 1997 г. «Литературная газета» имела лишь 30 тыс. подписчиков! Демократические журналы выходят лишь благодаря фонду Сороса, тираж «Нового мира» упал с 2,7 млн. в советское время до 15 тыс. в 1997 г.»
Так или иначе, но тетя Лида никогда не жаловалась на тяжелые сумки. Только смеялась: «Сегодня у меня для тебя аж 20 штук! В ящик-то влезут? Держи!» Та же тетя Лида разносила всем пенсионерам нашего квартала по домам пенсию, все знали, в какой день месяца, и на нее ни разу, за все 20 лет, что я ее знала, никто не напал, чтобы ограбить! Дедушка обычно давал ей с пенсии «чаевых»: округлял сумму, а избыток отдавал тете Лиде – «за труды».
Ответы на письма было особенно хорошо писать во время болезни. Я устраивалась в постели поудобнее, набиралась вдохновения и бралась за авторучку… Тем, кто писал мне письма длинные и интересные, я старалась отвечать тем же.
Особняком среди моих друзей по переписке были наши советские корейцы.
Корейцы в то время буквально захватили мое воображение после того, как я заинтересовалась каратэ – из-за своего дальнего родственника-тренера, у которого было много советских корейских друзей (к ним я еще вернусь!). Найти их было не так легко: пришлось много писать по узбекским, таджикским и казахским школам, пока я на них не вышла. (Не будешь же писать на конверте «ученице 8 класса – кореянке!») Так появились в моей жизни Элиза Чен и Вика Ли. Обычно я переписывалась только с девочками. И был на весь СССР только один человек противоположного пола, для которого я сделала исключение – Лешка Ким….
«Ким – самая распространенная фамилия на Олимпиаде-80 в Москве: 11 из КНДР и 1 из СССР»,- было написано в одной книге у меня дома. Имелась в виду, конечно, наша знаменитая гимнастка Нелли .
Если у Лешки остались ещё мои письма, по ним можно бы проследить, как я росла и взрослела. Он обещал их «сохранить для истории». Не знаю, сдержал ли он свое обещание…
Лешка Ким вошел в мою жизнь по воле случая. Мой адрес был опубликован в
разделе «Для переписки» какого-то спортивного журнала – и меня буквально завалили письмами! Кстати, большое количество их было из мест заключения- видно, журнал был в тамошних библиотеках . Все письма от «джентльменов удачи» отличались какой-то особой сентиментальностью и жалостью к самим себе, несчастненьким – и ни один из них не считал себя ни в чем. виновным. Начитавшись этих писем, ни на одно из которых я, впрочем, не ответила, я потом безошибочно могла вычислить бывшего заключенного по стилю и в реальной жизни!.
Лешка не подпадал ни под одну из этих категорий. Он не был заключенным или девчонкой моего возраста. Он был студентом – старше меня на шесть лет, – и я, глубоко в те годы стеснительная, ни за что бы не ответила ему, если бы не этот самый мой интерес к корейцам. Что они за люди, как оказались в СССР?
Вскоре мы крепко подружились. Так крепко, что у меня практически не было от него никаких секретов. Лешка стал моим старшим братом, которого мне так недоставало в реальной жизни.
Родившийся и выросший в южном Казахцтане, Лешка рассказывал, что в их семье по-корейски говорит только переехавшая в Казахстан с Дальнего Востока бабушка. Среди его друзей были казахи, русские, украинцы, татары, евреи, а его лучший друг был греком. Лешка был спортцменом – к моему сожалению, он оказался вовсе не каратистом, а штангистом, – и учился на инженера-мелиоратора: в те годы у нас не было «спортцменов-профессионалов», которым требуется личный священник на Олимпийских играх, и которые подрабатывают фотосессиями в «Максиме» или «Плэйбое». Не было у спортцменов и нужды идти в рэкетиры- постсоветская карьера моего троюродного брата…
Лешка был очень искренним, прямым и добрым парнем. Он говорил то, во что верил, и верил в то, что говорил. Он верил в то, что наша страна – самая замечательная на свете и не скрывал этого. Он был самым настоящим патриотом и глубоко советским человеком – и не потому, что его кто-то принуждал, и не фальшиво, а совершенно от души. Он гордился Советским Союзом – и не только во время триумфа наших спортсменов на Олимпиадах.
Если нужно бы было охарактеризовать национальный характер корейцев всего одним только словом, я бы выбрала слово «искренние». Искренние не значит режущие в лоб на каждом шагу правду-матку в независимости от того, интересует она кого-то или нет, и не считаясь с последствиями, как это делают голландцы. Искренние -означает верящие в принципы, в соответствии с которыми они живут!
Лешка по жизни был большим оптимистом и жил полно, от всего сердца, с радостью. Я немножко завидовала ему, потому что саму меня всегда где-то изнутри подкарауливали пессимизм и сомнения. Может быть, это было подростковое-возрастное, а может быть, и пушкинское «русская хандра им постепенно овладела», – но я искренне завидовала тому, как радостно он жил и как безоговорочно верил в свои мечты. Готовясь к защите диплома, он писал: «Вот поеду по распределению в колхоз – все там налажу. Нааконец-то будет возможность приложить свои знания на практике! Жду – не дождусь этого дня!»