Жажда жить

Хозяйство состояло из большого дома для самого Майлза, скромной сторожки, где жил смотритель, и ангара для повозок и автомобилей. Помещения поменьше располагались на краю вырубки, в пределах досягаемости падающих деревьев.

— Смотрите, что мне надо, — заявил Майлз архитектору. — У меня здесь тридцать акров, и я не собираюсь обрабатывать ни единого квадратного фута этой территории. Считайте, что это имение, загородный дом аристократа. Плугу здесь не место. Это не ферма. Уже осенью я надеюсь подняться на крыльцо и подстрелить к завтраку перепела. Я хочу, чтобы зимой здесь было тепло, а летом прохладно. Чтобы было побольше спален и ванных комнат, в том числе и рядом с кухней, одно большое помещение внизу — под столовую для гостей и, пожалуй, маленькую комнату, где я буду есть один или почти один. Пусть будет побольше воды — люблю купаться, и, между прочим, горячая вода должна идти всякий раз, как я поверну соответствующий кран. Рядом со своей комнатой с одной стороны я хочу большую ванну для себя, с другой можно устроить дамский туалет. И это будет единственное место для женского пользования в пределах мили отсюда. Чаще всего я буду приглашать сюда приятелей с единственной целью — отдохнуть от жен и как следует напиться, так что я хочу, чтобы все выглядело так, как если бы этот дом только для них, этих славных парней, и предназначен. Но нередко сюда будут приходить и дамы, и пусть им будет не на что пожаловаться. Я не женат, и вы знаете, как меня утомляют — до тошноты — непрошеные визиты женщин, чего не было бы, не живи я в городе. Ну вот, а теперь, коли возникнет желание, я буду привозить их сюда. Еще пусть будет побольше каминов и… словом, идея вам ясна. Никаких модных обоев. Здесь я буду принимать друзей, играть в покер, напиваться с ребятами в стельку, поливать из душа девчонок, и если с полдюжины прелестных особ будут носиться по этажам с голой задницей — что ж, это значит только, что они чувствуют себя здесь как дома и никому не надо следить за тем, чтобы шторы были задернуты. Я готов потратить двадцать тысяч долларов плюс ваш гонорар. Так что — вперед».

Архитектора, его звали Ли Бадер, рекомендовал Майлзу Роджер Бэннон-младший, закадычный приятель, несмотря на большую разницу в возрасте. Оба были членами спортивного клуба, часто вместе парились в бане, совершали вылазки в школьные общежития, где убеждали самых одаренных футболистов поступить в альма-матер — Форт-Пеннский университет, а также и иные поездки, когда, сев в «паккард» Майлза, они гоняли по округе и выясняли, на что готовы деревенские девицы за доллар. Выглядело это примерно так. На сельской дороге появляется девушка, они притормаживают, чтобы посмотреть, встречают ли их улыбкой, и если все так, останавливаются и ждут, пока она не подойдет к машине. «Привет, малыш. Что сделаешь за доллар?» Примерно в половине случаев она ложится на заднем сиденье сначала с одним, потом с другим, а когда все заканчивается, ей велят прийти на то же место через неделю. Иногда, если девица понравилась, они держат слово. В таких случаях — тоже иногда — девица приводит подружку.

Зимой друзья были в некотором роде прикованы к дому Майлза. Роджеру было некуда приглашать гостей; он жил с матерью, которую, подхватив широкой ладонью за прозрачный локоток каждое воскресенье, пока она еще дышит, водил на позднюю мессу. После обильного воскресного застолья Роджер объявлял, что идет растрястись, и дорога приводила его к дому Майлза.

— Ну что, чем займемся, приятель? — спросил однажды Роджер.

— А ты чего хотел бы?

— Может, покатаемся?

— Да погода уж больно мерзкая.

— И то правда.

— Может, в покер еще играют?

— Да ну его. Что-то не улыбается мне эта компания небритых типов с мутными глазами. Окурки сигар, засохшие сандвичи. He-а. Жаль, что Миртл такая упрямица.

— Клянется и божится, что ноги ее в этом доме днем не будет.

— Понять можно, ты живешь в самом центре. Отчего бы тебе не купить ферму, Майлз.

— А на что мне ферма? Если не работать, даже мне она не нужна. Стоит мне оказаться рядом с лошадью, как я начинаю чихать и лицо покрывается красными пятнами. Они действуют на меня, как шерри. Ты же знаешь, что после шерри у меня словно крапивница появляется. Вот так же и лошади действуют.

— Слушай, а может, съездим посмотрим петушиные бои?

— Есть такое место, ниже по реке, но, говорю же, погода не для езды. Впрочем, если желаешь, машина в гараже.

— He-а, один не поеду. Черт, жалко, пить не люблю. Сегодня как раз такой день, когда самое лучшее — напиться.

— Скажи спасибо, что у тебя нет вкуса к выпивке. Поверь, это тебе только на пользу.

— Наверное, ты прав. — Роджер провел ладонью по щеке, трогая несуществующую щетину. — Эх, в Нью-Йорке можно было бы куда-нибудь закатиться. Мы с тобой ребята-полуночники в городе, где все ложатся спать в девять.

— Знаешь, я вчера так набрался, что сегодня сидеть вот так и потихоньку приходить в себя — самое то.

— Да, как сапожник, — проворчал Роджер, наклоняясь вперед и потирая руки. — Неплохо бы тебе поставить здесь бильярдный стол, а, Майлз?

— Сегодня это все равно не имеет смысла. Я не только шар, пирамиду не разгляжу.

— И то верно. Черт, поскорее бы стемнело.

— Может, есть какая-нибудь не настолько стеснительная, как Миртл.

— Черт бы подрал ее стеснительность, — сплюнул Роджер. — Ну, и кто бы это мог быть?

— Понятия не имею. Давай позвоним Билли Харрису, сейчас он должен быть в «Орфее». Может, какую пару нашли для нового представления.

Роджер вышел в коридор и позвонил в «Орфей».

— Не отвечает, сукин сын, — проворчал Роджер, вернувшись на прежнее место. — Форт-Пенн — город-красавец, только вот в воскресенье здесь тихо как на кладбище. Перепихнуться не с кем, на бильярде не сыграть, даже в бане не попариться, грязь с себя не смыть. Прямо-таки прыщ на теле прогресса этот бург, этот городишко.

— Гм-м.

— Ты мычишь прямо как губернатор. Да, кстати, чтобы не забыть. Помнишь, мы трахнули девчонку в машине и запудрили ей мозги, будто ты старый Дункельбергер. Где это было?

— На берегу, — подумав, ответил Майлз. — Недалеко от Малого Парома, если не ошибаюсь. Ты вообще о ком? О той, что отказалась от денег?

— Она сказала… что она сказала?

— Что доллар — это слишком много. Просто залезла в машину к толстячку губернатору. А старичок Дункельбергер как знал, что там, на берегу, он будет что кот распутный.

— Для этого ему не надо ехать так далеко, — возразил Роджер. — Я как раз садился в свою жестянку на углу Четвертой, и Брок и заметил, как эта куколка садится в трамвай. Мне тогда же показалось, что где-то я ее видел. Делать мне все равно было нечего, и я тронулся следом за трамваем и ехал, пока она не сошла. Это было на углу Двадцатой и Шпенглер. Я прямо глазам не поверил, но точно она, только в туфлях на высоком каблуке и городской одежде. Я проследил, куда она вошла, — через черный вход в дом двадцать два по Шпенглер. Наверное, кухарка. Надо бы заполучить ее для старого Дункельбергера.

— У Дункельбергера и так кто-то есть, а на двоих, боюсь, ему сил не хватит.

— Так или иначе, нетрудно выяснить, чей это дом — двадцать два по Шпенглер, и узнать, есть ли там телефон. Только вот как ее зовут, мы не знаем.

— Я знаю. То есть знаю имя, а больше ничего и не нужно. Она сама назвалась — Бьюла.

Но с Бьюлой дело так и не продвинулось. Друзья сидели в теплой гостиной, дремали в креслах, а когда очнулись, уже стемнело. Вскоре подошли Миртл с подругой и сварили рагу из кислой капусты. В последовавших затем играх как-то забылись и Бьюла, и губернатор, а через несколько дней Майлз сообщил Роджеру: «Между нами говоря, сегодня я купил участок земли».

— Правда? И где же это?

— Раскошелился, можно сказать, чего деньгам зря пропадать? Помнишь, мы в прошлое воскресенье говорили о ферме?

— Майлз! Ты купил ферму?

— Не для выращивания картошки. Если я и собираюсь там что выращивать-отращивать, то только собственные усы. — Майлз описал землю и дом, который намерен на ней построить. — Поехали посмотрим, а там и начнешь строительство.