Современная чехословацкая повесть. 70-е годы

В сердцах он действительно готов тут же ехать домой. Нелегко Имриху с Кларой удержать его, когда все в квартире словно бурлит и клокочет и даже такие обыденные вещи, как кухня и газовая плита, не кажутся больше солидными и безопасными.

Успокаивается только благодаря Кларе, которой во что бы то ни стало хочется примирить свекра с мужем. Но успокаивается лишь внешне, по видимости…

И сын и отец долго не могут заснуть. Они в разных комнатах, но думают друг о друге, и вихри в их головах очень схожи, вьются вокруг одних и тех же вопросов… Только Катка спит в ту ночь беззаботным, ничем не омрачаемым сном, ибо от того, что наговорили друг другу отец и дед и что мешает им заснуть, ее охраняет надежная стена детства, впереди у нее еще так много игрушек, развлечений и открытий. Возбужденные голоса взрослых проникают в ее маленький мир всего лишь как бормотанье, как однообразный говор волн, обессилевшими, шипящими языками трущихся о теплый, приятный песок.

3

На другой день Божена проснулась в тихом пустом доме.

Лежа, прислушивается — и тишина вокруг начинает шуметь настойчиво и монотонно. Кажется, будто сама она плавает в легкой, приятной воде, звуки доносятся откуда-то из нереального далека. И вот понемногу оживает июльское утро прошлого лета, когда она впервые проснулась вот так же, в уютной и чистой, как это бывает у старых дев, квартирке тети Марии. Божена провела у нее больше недели — тетя спала на кухне, а она просыпалась примерно через полчаса после ухода тети на работу. Дом стоял в тихом поселке у леса, тетя Мария, которая была на два года моложе Божениной мамы, служила начальницей отдела кадров на большом заводе под Татрами.

По беззаботным дням с купаньем, прогулками и сладким бездельем теперь остается только вздыхать. Хотя, вспоминает Божена, все еще лежа в постели, и теперь ей предстоят дни, не слишком обремененные обязанностями и точной программой. Но почему-то в груди от этого возникает неприятное, давящее ожидание, и не поймешь, надолго ли оно и как от него избавиться.

Сжав губы, Божена встает, поспешно одевается. Обычно в это время мама уже дома, но сегодня должны увозить самых старших телят, и она задержится. Только бы отец не пришел домой до ее возвращения, со страхом думает Божена, медленно дожевывая невкусную, крошащуюся булку с маслом и запивая ее чаем.

Вдруг она испуганно вскакивает — перед домом загремел и перешел на тихий рокот мотор трактора. Кажется, сюда. Но кто?

Обеспокоенная, она выходит из кухни и на открытой веранде встречает брата Владо. В синем комбинезоне, самый смуглый и коренастый в их семье — как всегда, при виде сестры улыбается.

— Ты дома? — приветливо спрашивает он, и Божена знает, что с его стороны ей не угрожают ни дальнейшие расспросы, ни упреки. Это он всегда предоставлял отцу с матерью или Имриху; сам же обычно слушал и смотрел, словно долго еще собирался учиться у старших, прежде чем стать более жестким и требовательным.

— Знаешь что, — предложил он сестре, когда они немного покалякали о том о сем, — тут тебе одной тоскливо. Поехали-ка лучше ко мне, мы на прошлой неделе купили мебель. Скажешь потом Терезке, хорошо ли она расставлена. Я в таких вещах не больно разбираюсь…

Одетая как и вчера, Божена идет за Владо. Садится в кабину большого трактора, который он должен опробовать после ремонта. Едут быстро, оставляя позади дома, деревья и людей — все какое-то смазанное, несущественное для Божены… Подавленность ее не рассеивается, ей не удается спокойно и уверенно глядеть вокруг. Слишком много еще в ней того, чем она жила последнее время, к чему привыкла: комната в общежитии, коридор, дорога к факультету, аудитория, знакомые девчата и Анна.

Я здесь, я уже не там, я ушла или, точнее, вернулась, напоминала себе Божена, но по-прежнему мысленно была где-то на полпути сюда — в поезде или на шоссе. Да, да, должно пройти хоть немного времени, чтобы вся она, целиком и полностью, почувствовала себя здесь, на тракторе с Владо, перед его домом на боковой улочке, где все дома новехонькие — самому старому не более пяти лет. Но кто знает, как все сложится, что принесет ей завтрашний день, что ее ожидает?

Размышлять о будущем некогда, Владо демонстрирует и поясняет, как на выставке: сколько тысяч истратил, с каким трудом нашел мебель… Надолго его, однако, не хватает, и вот он уже собирается уходить.

Заметив, что сестра как-то скованна, Владо добродушно оправдывается:

— Пора в мастерские, работа не ждет. Тебе-то торопиться некуда! Хорошенько все осмотри. Тут у нас радиола, телевизор, будь как дома. Хочешь — загляни потом к Терезке в правление. У нее сейчас работы немного.

Показал, что в их доме можно съесть, куда положить ключ, когда она захочет уйти, — и был таков. Только затихающее тарахтенье трактора убеждает Божену в том, что Владо привез ее и ушел.

Она рассматривает темную полированную мебель. Есть, конечно, над чем призадуматься… Брату Владо всего двадцать шесть, но у него уже новый дом и в гостиной новая мебель. А она? Сколько ей еще ждать и достигнет ли она когда-нибудь того же? Хотя сейчас ей не до сравнений… Владо сказал: тебе торопиться некуда! Что это значит? Неужели мама проговорилась?

Оставил меня тут среди своей новой мебели — ясно, ведь делать мне все равно нечего… Что бы на это сказала Анна из их общежития? Как бы она повела себя? Торчала бы тут, словно муха в стакане? Вряд ли. Одернула бы его: ты что, в своем уме? Увези меня отсюда! Не думаешь ли ты, что я стану до обеда восхищаться вашими новыми вещичками да твоими успехами? Включи мотор и увези меня куда-нибудь на свежий воздух. Или отправляйся на работу, а уж я сама соображу, куда мне податься, — у меня тоже есть ноги и голова. Запри и забирай свой ключ!

А может, и Анна сидит где-нибудь в четырех стенах, смотрит в одну точку и размышляет о туманном будущем. Неизвестно, что она теперь делает, куда уехала, куда направится… Что собирается делать, как распорядится своей судьбой? Ведь она никому ничего не сказала, никто о ней ничего не знает. Уйти с видом героя, высоко подняв голову, — не так уж трудно, а вот что потом? Хотя Анна… Божена напряженно, изо всех сил старается вызвать в памяти ее образ… Анна не из тех людей, которые не знают, куда обратиться и что предпринять. Была в ней удивительная самоуверенность… Но Божене от этого не легче.

Ей не помогут ни чужой пример, ни полезные советы. Об Анне лучше не вспоминать — она где-то на севере, а Божена тут. У брата в общем-то вполне сносно. Где бы она сейчас нашла такое одиночество? Садись, где хочешь, и смотри в пустоту, как ненормальная. Можешь не бояться, что сюда неожиданно явится отец и спросит — громче ли, тише, однако в любом случае с достаточной издевкой:

— А ты что здесь потеряла?

«Если придется совсем туго, если иначе будет нельзя, — шевелится у нее мысль, — поживу немного у Владо. Внизу у них три комнаты, наверху — четвертая, места хоть отбавляй. Терезка характером вроде мужа, правда, еще неизвестно, как она поведет себя, если в самом деле попросить их о пристанище. Лучше пока об этом не думать… Дома все-таки мама, да и отец не такой уж… не выгонит. Главное — спокойствие. Поглубже вздохнуть и не трусить. Надо бы побродить по деревне, убедиться, что ты все-таки здесь и каждый новый день сулит все больше успокоения и уверенности в себе».

Но Божена не торопится. Времени у нее хоть отбавляй — включила радио, знакомые песенки подбадривают. Радиостанция передает свою программу для всех — те же мелодии звучат и здесь, и за двести километров отсюда. Велика беда! Какие у нас вообще расстояния, какие просторы? Час-другой пути. Живем все рядышком, а я не какая-нибудь тунеядка! Не ленива, не избалована. Чего не знаю — не знаю, просто нужно время, чтобы привыкнуть, Немного осмотреться и набраться терпения…

Позже, примерно в половине второго, она медленно прошлась по деревне, но всей кожей, особенно спиной, чувствовала, что это не так-то просто, как казалось там, в доме Владо. И напряженно следила, замечают ли ее люди, как смотрят. Их было немного, по счастью, она отправилась на эту пробную прогулку не в воскресенье и не в праздник. Можно выдержать: приветливо поздороваться, улыбнуться. Только не останавливать взгляд на встречном ни на секунду дольше, чем это необходимо, — как бы кто случайно не остановил, не окликнул.