Тоомас Нипернаади

Нипернаади попытался улыбнуться, взял ее руку в свои.

- Кати, я растроган - сказал он, - оттого и серьезен. Подумай сама, когда много времени спустя ты снова попадаешь домой, отчего-то становится грустно. Подойди лучше, присядь рядом. Твоя правда — надо пойти, взглянуть, проветрены ли, прибраны ли комнаты. Не могу же я привести тебя в какой-то хлев? Так что ты подожди здесь, посиди и подожди меня. Положи свой узелок рядом и ничего не бойся, я скоро вернусь.

Вздохнув, он поднялся, пошел к дому и вошел. Поздоровался, испытующе глянул на сидящего у окна батрака и спросил:

- А что, хозяин дома? Или хозяйка? У меня к ним дельце имеется.

- Никого нет, - буркнул батрак. - Быка повели на ярмарку, раньше завтрашнего нечего их и ждать.

Нипернаади повеселел и поспешно зашарил по карманам. Но нашел только старую трубку.

- Попробуй-ка эту трубку, - радушно предложил он батраку, усаживаясь рядом. - Это совсем не такая простая трубка, как кажется на первый взгляд, она из самого настоящего розового дерева, и прежде чем из него сделали вот эту штуку, его раз сто вымачивали в маслах и дорогих соках. Затянись как следует и увидишь — дело говорю.

А когда Моормаа попробовал и похвалил его трубку, Нипернаади продолжил:

- Хозяину я прихожусь далекой родней, через дражайшую его супругу.

- Она у него давным-давно померла, - презрительно процедил батрак, пуская дым в потолок.

Нипернаади в ужасе подскочил, большими глазами уставился на батрака и воскликнул:

- Да что ты говоришь? Такая сердобольная, такая замечательная хозяюшка умерла?

- Да уж лет двадцать тому — равнодушно пояснил Моормаа.

Нипернаади опустился на стул, поуспокоился и с досадой произнес:

- Двадцать лет тому — а я и не знал! Так она и бывает, когда не навещаешь своих дорогих родственников. Я, видишь ли, издалека, и последний раз был здесь совсем еще мальчишкой. А хозяин-то — как же он, бедолага, баз жены?

- Этакий шут шестидесяти лет, - выпалил в сердцах Мадис Моормаа, - только и думает, что о бабах да о свадьбах!

И обретя наконец-то заинтересованного слушателя, поведал о своем хозяине и его непристойной жизни, о сыне Яане и его жене, о хуторе и скотине, о полях и хлебах, о соседях и родных. Все рассказал до мелочей — нашел-таки друга, который слушал его ругань и брюзжание и во всем с ним соглашался. Такой славный человек.

Уже они не по одному разу попробовали трубки друг друга, наговорились всласть, а Кати все ждала и ждала.

- Да ты же с женщиной, чего ты ее в дом не зовешь? - спохватился батрак, выглядывая в окно.

- А-а, ты прав, - безразлично отозвался  Нипернаади. - Да она не моя, сирота она, увидел ее на дороге, ну и взял с собой. Может, ей тут работа найдется, теперь ведь на хуторах уборка вовсю, какой хозяин откажется от пары работящих рук?

- А что, - согласился батрак, - вот вернется завтра хозяин, сговоритесь. А мне уже пора за дело браться.

Нипернаади бросился к Кати.

- Бедняжка! - восклицает он, - заждалась меня? И — что это? что — ты даже всплакнула, глазки красные, а щечки мокрые! Ах ты, милая девчушка — ты, верно, подумала, что тебя тащили, тащили по незнакомой дороге, привели на хутор и бросили на дворе, как полено. Ну и бессердечный же я человек, ну и злобный же зверь! Девушка у меня такая нежная, такая маленькая, а я бросаю ее во дворе ветру на растерзание!

- Да я не плакала, - Кати натужно улыбнулась, - это от ветра глаза заслезились.

- Нет, нет, - перебил  Нипернаади. - Уж я свою малышку Кати знаю, ты словно вешняя березка: из малейшей ранки сразу сок капает. Прости, что я так надолго тебя оставил. Но на меня сразу навалилось столько дел, все до последней малости у батрака узнал. Должен ведь я, хозяин, иметь представление, что тут происходило на хуторе? И кстати — ничего хорошего. Я так и думал, кто-то из прислуги ушел, а те, что остались, поехали в Хярмасте, на ярмарку. Чему тут радоваться — в самую горячую пору они по ярмаркам разъезжают, как это тебе нравится? Ох, малышка Кати, мне надо столько рассказать тебе — за день, поди, и не успею. А теперь пожалуй в дом, я сам накрою тебе стол, поставлю угощение, лучшее, какой найдется в моем доме. Бедняжка, заплакала!

- Но тебя так долго не было, - оправдывалась Кати, - я уж подумала, ты и не вернешься.

- Не вернусь? - удивился  Нипернаади. - Куда же я денусь? Или, может, убегу с собственного хутора?

- Это в самом деле твой хутор? - спросила Кати и пытливо заглянула в глаза  Нипернаади.

- Глупышка, - успокоил ее  Нипернаади, - все она никак не поверит! Ты все еще подозреваешь меня, хоть я и не дал к этому ни малейшего повода! Ой, Кати, я и правда расстроюсь, тогда уж на несколько недель. Ты же не хочешь этого?

- Нет, нет, - ответила Кати уже веселее. - Но теперь ты покажешь мне свой хутор?

- Все тебе покажу, все, и в поле тебя отведу, и леса свои покажу, ты увидишь мой скот и посмотришь на мои постройки — все тебе покажу. Но теперь войди в дом, я хочу окружить тебя заботой, ты поешь и отдохнешь.

Он схватил девушку за руку и повел в дом. Узелок и каннель так и остались на камне во дворе. В комнате он усадил Кати за стол, отыскал чистую скатерть, принес молока, масла, мяса, мигом пожарил яйца, вскипятил чай. Он расточал Кати комплементы, бегал из комнаты в комнату, возбужденный, словоохотливый. Но сам он не ел.

- Видала, как я встречаю свою Кати! - его распирало от радости. - Говорил же я вчера вечером, когда ты ворчала, помнишь у стога ржи — завтра к утру придем домой! И что, соврал я? Мы дома, Кати, наконец-то дома. Думаешь, я сам не тосковал по дому, думаешь, охота мне была коротать ночи под открытым небом? Ешь скорей, Кати, а как ножки поотдохнут, я покажу тебе свой хутор. Как ты думаешь — может, сначала посмотрим поля и лес, а пойдем обратно, уже и стадо будет возвращаться, тогда и скот поглядим? Или поищем стадо в лесу? Знаешь, Кати, моего красавца-быка они свели на ярмарку, того красного, о котором я тебе еще в доме твоей матери рассказывал!

Он говорил без умолку, ставя на стол то одно, то другое. Возился с ней, как с ребенком.

- Сам-то ты ничего не ешь, озабоченно заметила Кати.

- Ты на меня не смотри! - воскликнул  Нипернаади беспечно. - Я теперь в доме хозяин, на что глаз положил, то и взял. Как считаешь, Кати, на забить ли тебе к обеду теленка! Или поросенка! Или пару куриц? Нет, нет, Кати, не спорь, я хочу угостить тебя как следует. Но если ты против, ладно, сделаем вот что: когда будешь смотреть скот, сама выберешь, кого из них тебе захочется сегодня съесть. Только пальцем покажешь, а я уж позабочусь, чтобы его быстренько забили, освежевали и подали в жареном виде на стол. Ах, Кати, с сегодняшнего дня ты тоже владеешь моим имуществом — прямо и не знаю, волен ли я забить какое животное или, не дай бог, Кати заворчит?

- А как е, - улыбается Кати, - скотина теперь будет на мне, я хочу сама о ней заботиться.

Когда девушка поела,  Нипернаади убрал со стола, взял кусок хлеба, откусил и сказал:

- Ну, Кати, пошли? Теперь ты передохнула и не отстанешь от меня?

- Я и не уставала, - возразила девушка. - Ты ходишь за мной, как за дитем малым, а ведь это я должна была собрать на стол, позаботиться о еде. Но мне все здесь такое чужое, я еще боюсь тут что-нибудь делать. Не знаю даже, привыкну ли?

- Да уж привыкнешь, - успокоил ее  Нипернаади. - Так всегда бывает, когда приходишь в незнакомое место, я по себе знаю.

Завтра же, ну, послезавтра ты будешь управляться здесь, как завзятая хозяйка. Да и мне уже будет не до тебя. Сама знаешь — хлеба поспели, картошка ждет людей, со дня на день лен убирать придется. Сегодня еще с тобой поболтаю, а завтра — завтра ты меня увидишь только за обедом. Так уж на хуторе заведено: тут каждый трудится в поте лица, и хозяин, и батрак. А уж работы всем хватит.

Они вышли во двор. Для начала  Нипернаади повел Кати в сад. Показал девушке старые яблони, их ветви прогнулись под тяжестью плодов до самой земли. Про каждое дерево рассказал, про каждый кустик, говорил о своей юности, о детских играх, с каждым деревом и кустом был у него связан какой-нибудь случай. Потом пошли в поле, посмотрели хлеба, границы хутора,  Нипернаади и здесь все объяснял как по писаному. А когда вошли в лес, у Кати вдруг заблестели глаза, она всплеснула руками и вскрикнула: