Новые крылья

На ее лице такое смятение отразилось, что я чуть было не пожалел о своей предприимчивости. Но тут она так страстно выпалила:

– Я очень, очень хочу попытаться, но я боюсь!

– Решайтесь, Жанна. Я в своей жизни не раз уж слышал о существовании тройственных союзов. Возможно, ваш начнется с этого поцелуя.

Когда по прибытии наших друзей с уловом Жанна отвела брата в сторону, я понял, что она готова действовать. После ужина Анри уехал в Милан. А мы с Анной, сославшись на ее усталость, оставили Жанну, Жиля и Дага втроем.

Анна была страшно возбуждена. Мы зашли переодеться, потом отправились еще пройтись, и все время она говорила только о моей затее. Помню, какое произвел на меня впечатление тогда Вольтеровский тройной поцелуй, но Анна была от него просто вне себя. Мы старались отвлечься, заговорить о другом, но, так или иначе, возвращались всё к тому же. И Анна, словно в горячке, продолжала твердить: «выйдет - не выйдет, выйдет - не выйдет». Я подумал, что так им обоим моя идея понравилась, и такими обе они оказались способными ученицами, видимо есть во француженках природное любовное дарование. Стало быть, выйдет.

Было уже далеко за полночь, когда мы с Анной чуть не обезумели от беспокойства. Наша троица все еще не возвращалась. Начались рассуждения о том, что это как добрым может быть признаком, так и дурным. Засобирались их искать. Вдруг слышим за окном смех. Сначала Жанны, потом Дага, а потом и всех троих. Вернулись, слава богу! Все вместе и, кажется, счастливы. Мы с Анной на радостях бросились целовать друг друга.

31 октября 1910 года (суббота)

В этот день совсем никому не до рыбалки было. Но зато все светятся от счастья. Вся вновь рожденная троица несколько сконфужена, но довольна. При нас они стараются не выставлять на показ, что ночью прекрасно поладили. А мы с Анной изо всех сил делаем вид, что ничего не замечаем. Гуляли. Мы вдвоем впереди, они втроем сзади. Шепчутся, хихикают и смущаются, если мы оборачиваемся. Бедной моей Анне тоже больших усилий стоит не выражать восторга, от того, как удачно все вышло.

По возвращении в Милан доктор заявил, что его три дня отпуска еще не истекли и, торжественно с нами простившись, влюбленная троица удалилась. А мы домой пошли. Дома уж я был награжден за смелость и сообразительность поцелуями и восторгами своей жены. Успели еще с А.Г. в оперу, вернувшись, застали Дага дома, веселого и довольного. Вольтер тоже заметил в нем перемену, но причину знаем только мы.

1 ноября 1910 года (воскресенье)

Даг с утра весело и бодро всех нас осматривал, потом убежал. Сказал, по делам. Ну, беги, милый, беги. Знал бы ты, кто твой благодетель.

Ходили с Анной и Демиановым гулять. Осматривали замок Сфорца, похожий на Московский кремль, попали под дождь и замерзли, но было весело. После ужина втроем играли в карты в нашей спальне. У Аполлона свои развлечения, Дагу тоже теперь с нами не интересно, так что, провели тихий, уютный семейный вечерок с зажженным камином и разговорами ни о чем. Не знаю всерьез ли, но Демианов утверждал, что разбирается, и заверил, что у нас родится мальчик.

2 ноября 1910 года (понедельник)

Холодно. Дождь. Никуда не ходили. Миша писал целый день, я помогал ему кое-что переписывать. Подобная работа, тихонько, рядышком, сообща, очень сближает и умиротворяет. Такую нежность я к нему почувствовал, так полюбил снова! И он со мной был ласков и терпелив, хоть я и не все порученное хорошо исполнил. Письма пришли. От моей матери и от тещи. Мать Анны приехала в Сорренто. Подробностей никаких, интересуются здоровьем, зовут возвращаться.

Вечером то же, что и вчера: Демианов и карты у нас в спальне.

3 ноября 1910 года (вторник)

Днем то же. Дождь. Написали нашим, что приедем чуть погодя.

Вечером Вольтер звал в оперу, но Анна заупрямилась, не захотела. Я, разумеется, без нее не поехал, а почему М.А. остался не знаю. Заводили граммофон, танцовали, дурачились. Мы с Мишей пили вино, а Анна нет, но со стороны могло показаться, что всё наоборот. Чего-то такого я ждал, как будто предчувствуя, но, не сознавая умом, что вот сейчас случится. Слегка лишь удивился, а не растерялся нисколько, когда Анна схватив нас обоих за шеи, и потянув друг к другу, воскликнула: «Михаил Александрович! Вы умеете целоваться втроем? Нет? Мы с Сашей сейчас вас научим!» Целовались долго и сладко. Смеялись. Миша был удивлен, возбужден, восторжен. Странно, что Вольтер его не научил раньше. И еще странно было находиться в роли соблазнителя мне в отношении Демианова. Как будто я был старше и опытней и искушенней, а он невинный мальчик. Впрочем, первую скрипку у нас играла Анна. Явились наши из оперы, очарование вечера разрушилось, спать разбрелись по своим норкам. Анна не сразу угомонилась, всё выспрашивала меня о впечатлениях, но я не хотел говорить и она, все же, заснула.

4 ноября 1910 года (среда)

С Анной и Демиановым ходили в гости к Жанне. Застали там Жиля и Дага. Смешно. Особенно смешно после нашего вчерашнего приключения и еще от того, что все они вместе, включая Дага, живо обсуждают предстоящую свадьбу Жанны и Жильбера. По дороге домой заходили в магазины, я вспомнил, что на свое рожденье Демианов остался без подарка, накупили ему галстуков и запонки с фальшивыми камнями, но необыкновенной красоты и формы. По дороге домой в закрытом экипаже Анна хулигански притянула нас обоих за шеи с двух сторон к своему лицу. Поцелуи, смех, а со стороны Анны даже повизгивание.

После ужина по привычке карты у нас в спальне, только теперь не столько в карты играли, сколько упражнялись в тройных поцелуях. Спать Демианов пошел к себе. И мы легли, Анна – тихонечко как мышка, не шепталась даже. Я поворочался немного и задремал. Не знаю, сколько проспал, час или два, как будто что-то толкнуло меня изнутри. Сел на кровати, огляделся – Анны нет. Не сразу, но понял, что за звуки слышу и откуда – хихиканье и возня в соседней спальне. Перешел через ванную и попал прямо в объятья своей жены и М.А. Я только диву давался, сколько в Анне ненасытного желания, сколько в Мише такта и нежной заботы о ней и ребенке, и сколько во мне самом страсти к ним двоим.

5 ноября 1910 года (четверг)

Под утро я перебрался в свою кровать, а Анна у Миши заснула. Разбужен был поздно поцелуями и ласками их обоих. Ходили на вокзал покупать билеты. Возвращаемся в Сорренто. Во-первых, там гораздо теплее, во-вторых, нужно все-таки проведать, как поладили наши матери. Демианов, разумеется, тоже едет. Меж нами троими все так весело нежно и гармонично. Миша ведет себя с Анной как примерный заботливый супруг, чуть ли не как отец. До чего быстро и легко он взял себе эту роль! И как он в ней натурален, никогда бы не подумал! И со мной он ласков и терпелив. Я испытываю покойное счастье, но вместе с тем где-то в глубине души боюсь поверить в него.

Вечером были в опере. Давали Травиату. Миша и Анна растрогались до слез.

По возвращении были нежность и ласки. И так, словно мы давно уж втроем, как-то все откровенно, без ханжества, без стеснений, совсем как родные или как дети.

Не говорите, что порочен

Наш странный тройственный союз.

Для нас он светел, свят и прочен,

И я насмешек не боюсь.

Да. Не всегда я понимаю,

Какое тело тут мое,

Кого сейчас я обнимаю,

Чей это рот его? ее?

Кто первый, кто второй, кто третий,

Кому стать лишним суждено?

О! Нам смешны вопросы эти –

Мы все втроем теперь одно.

Мы так сливаемся друг с другом

И так взаимно проникаем,

Что тут же делается кругом

Наш треугольник уникальный.

6 ноября 1910 года (пятница)

С утра суета и беготня со сборами. Выехали после обеда. Провожали нас шумною толпою. Перед самым отъездом я попросил Вольтера списаться с Ольгой и разузнать все, что можно о Тане. Мне стало стыдно, что раньше не догадался попросить. Целовались все со всеми. Мы звали Жанну приехать к нам погостить, разумеется, в сопровождении жениха и доктора. Вольтер звал Мишу скорее назад. Когда прозвенел звонок, Анна схватила нас с Дагом за затылки, притянула к себе, и мы трое быстро чмокнулись в губы. Так она ему нашу причастность выразила. Только бы и он был счастлив, как мы!