Возвращение

— Я не буду выходить, — сказал Кёго и пристально посмотрел на свою дочь.

— Я не пойду с тобой на платформу и не хочу, чтобы твоя попутчица видела меня. Давай пожмём руки.

Держа её за руку, он сказал.

— Я вновь благодарю тебя. Хорошо, что ты приехала. Прошу тебя позаботиться о матери. У меня нет большего счастья, чем быть спокойным за вас, хотя я и не буду рядом. Береги себя.

Когда Томоко вышла из машины, он сам закрыл дверь и через окно, улыбаясь, помахал ей рукой.

Кёго остановил машину на полпути до гостиницы. Он должен был пройтись, чтобы успокоить свои чувства. Невольно он выбрал маленькую тёмную боковую улочку, настолько тихую, что он слышал только звук своих собственных шагов. Под уличным фонарём он посмотрел на свои часы и увидел, что поезд Томоко уже покинул Киото. Ряды домов по обе стороны, казалось, прижимались друг к другу, оставляя между собой только узкое пространство. Над головой в летнем небе сверкали яркие звёзды.

— Вот и наступил конец. — Слова вырвались у него сами собой негромким шёпотом.

Но у него осталось ощущение руки Томоко, которую он недавно держал, её деликатной теплоты, и его охватили эмоции слишком глубокие, чтобы легко освободиться от них. «Узы крови, и больше ничего», — подумал Кёго. Но почему все эти неконтролируемые чувства, охватившие его?

— Я — Томоко.

Он вспомнил, как она выглядела, когда сказала ему, кто она — это обеспокоенное, страстное, несколько испуганное лицо. Она была около него весь остаток дня, она сама в реальном воплощении своего живого тела, и ему казалось, что если он повернёт сейчас голову, она будет всё ещё здесь, идущая рядом с ним, реальная и осязаемая. Это было для него новым ощущением, которого он никогда не испытывал, когда думал о Томоко. Он думал тогда о бестелесной тени, а сейчас эта тень имела настоящее тёплое тело, она дышала и могла оживлённо разговаривать. Музыка её голоса всё ещё звучала в его ушах.

Он был счастлив, что она пришла, и честно признался ей в этом. Но это чувство одиночества, от которого он не мог сейчас избавиться, — откуда оно появилось? Он был уверен, что его долгая жизнь за границей сделала его слишком сильным для того, чтобы кто-нибудь мог повлиять на него. Он ненавидел сентиментальность, взял в свои руки свою судьбу и выбрал себе путь, с которого не собирался сейчас сворачивать. Но эта неотразимая тоска в сердце, откуда она пришла?

«Я ослабел после возвращения в Японию», — подумал Кёго. И, похоже, что это была правда. Обострённое сознание своего одиночества, которое придавало ему силы во время жизни за границей, здесь в Японии понемногу ослабевало. Он постепенно как-то сливался с людьми, с которыми вступал в контакт, и даже с природой, которую он так любил наблюдать. Сейчас, когда он гулял по незнакомым улицам, он мог заглядывать в окна маленьких домиков и видеть сидящих или стоящих людей при свете электрических ламп. И жизнь этих незнакомых людей как-то переплеталась с его собственной так, что ему казалось, что он знает страдания и радости их повседневной жизни и понимает мельчайшие движения их сердец. У него никогда не возникали подобные чувства во время прогулок по уложенным камнем улицам Европы. Но сейчас он был на японской земле и не мог не сознавать этого. Хотя он и хотел продолжать оставаться один, но что-то возбуждало его кровь, и что-то непреодолимое возникало в неизвестных уголках его души.

Кёго пытался стряхнуть с себя эти чувства, но необычная тяжесть на сердце не исчезала.

Европейцы жили за толстыми стенами и могли быть безразличными к своим соседям, но в Японии только тонкие бумажные панели и бамбуковые заборы отделяли жильцов от улицы. Здесь не было барьеров, и человек не мог оставаться одним в своей повседневной жизни. Люди слишком часто сталкивались друг с другом, и в условиях всеобщей бедности это приводило к конфликтам и неизбежным компромиссам. Слишком много людей жили на этой маленькой земле.

В темноте Кёго почувствовал запах ладана и вскоре увидел перед собой большое старое строение, в котором размещался известный магазин по продаже ароматических веществ, и он понял, что вышел на улицу Храмов. Многие магазины были ещё открыты и освещали близлежащие участки улицы. Впереди себя Кёго увидел ослепительную массу света и, когда подошёл поближе, то обнаружил теннисный корт, построенный на месте снесённых домов перед зданием городского муниципалитета. Несколько иностранцев играли в теннис под мощными прожекторными лампами, которые ярко высвечивали белые линии корта и фигуры играющих, создавая исключительно живую сцену. Для привыкших к темноте глазам Кёго теннисный корт выглядел почти как галлюцинация, и окружающая его полная темнота только усиливала это чувство. Он превращал ночь в день в центре одного из старейших городов мира.

Кёго не мог удержаться от восхищения силой воли, которая совершила это чудо, но не мог также и сдержать улыбку. Какое большое расстояние простирается между этой игрой в теннис и многовековой жизнью в старых домах Киото, в которых никто и никогда даже не мог себе представить, что ночь может быть чем-то иным, чем тихое и спокойное время отдыха. Даже в Европе Кёго не видел ночью ничего подобного. Европейские страны так же, как и Япония, имели долгую историю, но ни один европеец не будет настолько безумен, чтобы превратить ночь в день.

Наблюдая за проворными движениями крепко сложенных игроков и слушая звуки ударов мяча о струны ракеток, Кёго, наконец, смог забыть о Томоко. Он даже несколько взбодрился при виде силы и энергии, которую придаёт человеку молодость.

Наконец он пошёл дальше, и улица вновь стала тихой и тёмной. Гостиница оказалась дальше, чем он предполагал, и, когда он добрался до неё, его ожидало адресованное ему письмо.

Кёго едва ли переписывался с кем-либо после своего возвращения и, перевернув конверт, с удивлением прочитал на нём имя Тацудзо Оки. Коль скоро у него не было никаких дел с человеком с таким именем, он почувствовал, что письмо имеет отношение к его дочери, которую он только что проводил на вокзал. Он сразу же вскрыл конверт.

Томоко перешла по мосту через железнодорожные пути и спустилась на платформу, с которой поезда идут в направлении Токио. Было ещё рано, но пассажиры уже становились в очередь в ожидании поезда. Услышав объявление, где будут останавливаться вагоны второго класса, Томоко направилась прямо к этому месту. Платформа была довольно длинной и выглядела красивой, возможно, потому, что не была повреждена во время войны. По пути она искала глазами Саэко.

Из одной из очередей её окликнул улыбающийся молодой человек, но она подумала, что его приветствие к ней не относится. Тогда он оставил свою дорожную сумку в очереди и побежал за ней.

— Где вы были?

Томоко обернулась и узнала загорелое лицо Юкити Окабэ.

— Это вы?!

— Я сам удивлён, встретив вас здесь, — сказал Юкити со своей обычной спокойной улыбкой. — Вы одна?

— Нет, мы вдвоём, — сказала Томоко и вновь посмотрела вокруг в поисках Саэко. — Господин Окабэ, вы приехали осматривать достопримечательности Киото?

— Ничего подобного. По делам фирмы. Я должен был забрать рукопись у профессора здешнего университета. Я выехал из Токио вчера вечером, приехал сегодня утром и вынужден возвращаться с этим поездом. Так сказать, срочная доставка. Если бы рукопись не была готова, я мог бы остаться здесь на два-три дня, пока он её не закончит. Но мне не повезло — профессор сделал всё вовремя.

— О, как плохо. Вы тогда так ничего и не видели?

— Просто немного погулял по городу… Я полагаю, вы едете вторым классом?

— Да.

— Тогда не буду вас задерживать. Я зайду к вам, когда поезд тронется. Ужасно, если я не смогу занять место, — придётся стоять всю ночь.

— Неужели поезд так переполнен?

Он пошёл назад к своей очереди, но затем вернулся.

— Говорят, что будет не так плохо. Я сделаю вот что: сяду в соседний со вторым классом вагон. Они ведь все одинаковые.

Он взял свою сумку, и они быстро пошли вперёд.