Очарованный якут

На картинах не проживешь, на стихах — тем более. Серёга работает в Арсаках, «на деревяшках». Часто и ночует там — дежурит. Денежку зарабатывает. Часть отдает маме моей (не знаю сколько, без меня договаривались), часть — Маше что-то покупает, остальное — на себя. Мне перепадает, конечно же. Кстати, Серёга ноутбук месяц назад приобрел, слабенький, но MP3 слушать можно, видео в нескольких форматах, в Word'е писать.

И вот он с дежурства пришел — никакой. Бутылку «Портвейн № 72» на стол поставил и завалился спать. Это он зря так много пьет. Мама однажды не выдержит, выгонит его, не посмотрит, что мой друг.

Радий не испугался, вежливо поздоровался. Серёга в ответ: «Бр-мр-вр!». Уехал.

Что там Санек возвещал? «Он придет к тебе, а ты — никакой, в стельку пьяный валяешься, а Он, может, именно к тебе пришел.»

— Так что же мне делать-то с тобой, Радий? — спрашиваю, вздыхая.

— Что-то ведь надо с тобой делать, а?

Радий тоже вздыхает.

— Уехать мне надо отсюда. Не могу больше.

— Хорошо. Как? — Вопрос «как?» выкрикнул ему прямо в лицо, с раздражением.

Молчит. То ли задумался, то ли собрался плакать.

Серега: «Вр-мр-бр!»

— Очевидно, — продолжаю я, — что нужно купить билет просто-напросто. Вопрос — куда? Куда тебе надо, Радий? В Орехово-Зуево?

— Нет! Что ты, Рома! — испуганно.

— В другой монастырь. какой-нибудь? Сергиев-Посад?

— Н-нет. — морщится.

— В Москву? В Новгород? В Воронеж? В Питер?

(Честное слово, как с маленьким вожусь).

— В Воронеж. Жить там, у него.

— У друга.

— Да какой он мне друг! Ой дурак я! Сам виноват!. — Радий вроде как и восклицает, но подавленно, измученно.

— О! — саркастически. — Дошло наконец-то.

— Видишь, Рома, не знаю.

— Домой хочешь вернуться?

— Да, конечно же, Рома! — Обрадовался, как будто если бы я не спросил, то сам бы не догадался.

— Якутия большая? Какой там город? Якутск? А еще?

— Нерюнгри, Рома.

— Как-как?

— Нерюнгри, — еще тише произнес.

— А ты сам откуда?

— Из города Мирного. От Нерюнгри до Мирного две тысячи километров.

— Хорошо. До Ню. До Нерюнгри через какой город удобнее добираться? Ханты-Мансийск? Новосибирск? Какие в ту сторону по железке города есть?..

— Что ты, Рома. Тюмень.

Серёга: «Бррр-мррр-вррр!»

— Отлично! — кричу. — Тюмень! Там можешь на работу устроиться? Жить? Заработать и вернуть долг?

— Обязательно, Рома, конечно. За день в Тюмени можно заработать тысячу рублей.

— За день!!! Так. Я ловлю тебя на слове! Всё. Едешь в Тюмень. Договорились?

— Да, Рома, конечно же.

— Значит, осталось собрать тебе на билет. Сколько до Тюмени билет, самый дешевый?

— Полторы тысячи, наверно.

— Что значит — «наверно»? Ты наверняка должен знать! «Наверно»! Ничего себе!

Серёга: «Увхрмр!» И присел на тахте. Откашлялся, вытер мокроту полотенцем. Смотрит на меня, на Радия. На непочатую бутылку портвейна. Соображает.

Тут вышла не очень приятная сцена.

Серёга, когда повалился на постель, на самом деле не «уехал», как я выразился, не отключился, а слышал наш разговор. Не подробно, а лишь интонации. Возможно, я показался ему слегка агрессивным. Не получилось уснуть. Сел. Оглядел нас. Пошел к окну курить с вопросом по пути: «А в чем дело?». Я ему начал рассказывать. Где встретил Радия, что о нем узнал. Добавил, что я все-таки принял решение помочь ему, и если у Серёги есть, ну, сто-двести рэ (под мою ответственность), не мог бы он поделиться.

— А Радий заработает в Тюмени и вышлет долг, — заключаю я. — Да, Радий?

— Конечно же, Рома.

Серёга докурил. Промычал что-то, подошел к столу, открыл ножом бутылку портвейна, глотнул из горла. Предложил сначала мне, потом якуту. Поддержали по глотку. Дрянь!

— А в чем дело? — спросил Сергей Васильевич так, будто до него не дошло всё то, о чем я только что распинался.

Начал я по второму кругу.

— А-а-а. — (Как до жирафа). — А почему я должен ему верить? А? Рома, я десять лет на Севере работал, я таких как. hхррмвррр. Ну и кати в свою Якутию! Подумаешь, денеh у него нет! Если каждому давать. Им верить никому нельзя! — он больше ко мне обращался, чем к якуту. — Я их там сотнями насмотрелся.

— Если не вернет, то я верну… — жалобно проблеялось.

— …Они там все такие, сказки рассказывают, неприкаянные. И сюда добрались! До́жили! Мало нам своих халявщиков? — (Это верно). — Не-е-т! Так не пойдет! Пусть идет куда хочет! Мы ему лохи, что ли? А? Это чистое кидалово! Что за жизнь! — Здесь уже мысль понесла его во все тяжкие (бутылку он допил тремя глотками и снова закурил). — На работе… брррвррмррр. Нет… Николавна — кидает, все кидают! Уехала в деревню, а ключи соседям оставила. Сидел бы я сейчас дома, писал бы спокойно роман! Твою мать! Роман слетел! hрёбаный компьютер!.. Как же я копию-то не сделал! Ах, ё… — (Эту историю я слышал год назад). — Роман слетел! Сколько я над ним работал, твою мать, под японцев косил, какое вдохновение было!.. А сборник — это я виноват. Рома, я виноват, что сборник не выпустили. — (Сборник собирались выпустить пять лет назад). — И Николавна! Это она во всем виновата!.. Вот Машка школу закончит — всё! Ко мне — никаких претензий!.. А то что ж она хотела? Рома, не верь бабам, послушай мудроЬо совета!..

И так далее. Кашляет, «hэкает».

Наконец он вернулся из мрачного путешествия по времени в комнату, обнаружил себя стоящим у окна. Меня увидел. Радия, сидящего в кресле к нему спиной.

— Им верить нельзя! Я знаю! Я десять лет на Севере тысячи и тысячи за баранкой намотал, насмотрелся на них, на чукчей этих! Коhда они кому что возвращали? Да никоhда! Это типа цыhан, только. искуснее. Понимаешь? Понимаешь?

— Я у тебя в долг беру, а не он… — снова проблеялось.

Радий встал и направился из комнаты. Я не успел отчетливо рассмотреть его лицо, позеленело оно, кажется, но зато как он эффектно отразил Серёгино нападение:

— Я у вас ничего не прошу! Поэтому не надо хохмить! Не по-божески это…

Нет-нет, голоса он не повысил. Но выдавил из себя отчетливо, ясно. Как тогда про «умение любить». «Я тебе сказал».

И вышел. Я — следом. Оборачиваюсь. Сергей Васильевич стоит посреди комнаты, парализованный, ссутуленный, лось такой, собирающий взгляд в одну точку. Вот так он Серёгу, интеллигентно, с достоинством, за «чукчей» вероятно.

— Нет… — Сергей Васильевич приходит в себя. — А что я такоhо сказал?.. Я разве не прав?

Сходил с якутом на вокзал. Выяснил, что билет до Тюмени, самый дешевый, стоит тысячу пятьдесят рублей. Плюс на дорогу рублей двести-триста. Итого: максимум полторы тысячи всего-то. Пока считали, вдруг всплыло в памяти: «Николавна уехала». Точно! Что же я сразу-то не сообразил? Пошли на хату к Николаевне. Приходим, к соседям звоним. Так и так, мол, Людмила Николаевна уехала? С Машей? В Архангельскую область? А как с ней по телефону связаться? Соседи меня знают, трубку дают. Поговорил с Николаевной, а она и разрешила два дня за её хозяйством посмотреть: кот да попугай из живности, ну и вообще. Да, Windows XP заодно надо на её комп установить. Мусор вынести, порядок и чистоту соблюдать. Живем! Вот доброй души человек! Пить меньше надо, Сергей Васильевич, тогда и с людьми можно договориться. Так!

Короче, с ночевкой дело решили. Теперь — деньги. Разумеется, проблема моя состояла в том, что я вот уже несколько месяцев не работал, сам жил «халявщиком», Христа ради. Но Господь милостив, зла я никому не делал, помогал, как мог, хорошим людям, сообразно со своим умением. Без денег. И вот еще и якута на себя взвалил. Да ведь так не бывает, чтобы совсем-совсем черная полоса легла. Кружусь мыслью по городу, влетаю в квартиры, в дома, в магазины, ищу друзей, знакомых и отдаленных знакомых, сканирую их, если можно так выразиться, сердцем своим: помогут — не помогут. Есть выходы.

Вспомнил Алексея Абакшина! Поэта, музыканта, учителя английского языка. Как же его не вспомнить — сам через день ко мне заходит: то одно, то другое надо ему сделать, фильм снять документальный о его жизни, стихи на компе отредактировать.