Мост (СИ)

Дома я задернул занавески, и в полутьме мне несколько полегчало. Только какой-то озноб заставил надеть теплый халат и вскипятить чай.

Я сидел на диване, поджав ноги, и вдыхал горячий пар, стараясь унять постукивающие зубы. Когда чай почти кончился, из-за плательного шкафа выползла небольшая шустрая змейка и уставилась на меня маленькими веселыми глазками. Потом из-под дивана выползли еще две змейки и еще две — из кухни. Все они собрались в центре зала и, не отрываясь, смотрели на меня, показывая ловкие раздвоенные язычки. Змейки были покрыты золотистыми узорами и производили приятное впечатление, я как-то сразу почувствовал к ним симпатию, хотя всегда боялся змей, считая их злобными и опасными существами. Ничего странного в появлении змей я не заметил. В одних домах заводятся мыши, в других змеи: не все ли равно?

Тем временем мои внезапные гости затеяли какую-то веселую игру Они гонялись друг за дружкой, сплетались в озорной клубок, изображая поединок, выскакивали из засады — в общем вели себя как дети, выплескивающие избыток жизни. Они были очень веселые и совсем меня не боялись, а я вдруг ощутил, как пустота внутри меня заполняется, как тошнота и озноб уходят, и становится тепло и спокойно.

С наступлением темноты змеи расползлись по своим норкам, и я немного погрустнел, я боялся, что они больше не появятся, и перед тем как лечь спать, поставил у шкафа блюдце с молоком, надеясь привлечь своих новых знакомых.

Как оказалось, опасения мои были напрасны. Должно быть, змеи тоже почувствовали ко мне что-то вроде симпатии, и с тех пор я каждый день имел удовольствие наблюдать, как они резвятся на ковре.

Постепенно мы подружились, и они уже не спешили в свои норки с наступлением темноты. Часто они заползали ко мне на диван, клали свои маленькие головки ко мне на грудь, и я гладил их и говорил всякие ласковые слова, удивляясь, как я мог когда-то считать, что змеи холодные и скользкие. Напротив, они оказались теплыми и шелковистыми и совсем не ядовитыми. Они и шипели-то редко, да и то больше в шутку, чтобы подурачиться.

Об одном я жалел, что они не умеют говорить, но чего не дано, того не дано.

К концу лета мы окончательно сблизились, я уже не мог прожить без своих змей. Они даже стали сопровождать меня на работу, тихо сидя в большой матерчатой сумке. На работе я потихоньку расстегивал замок и ставил сумку под стол. Под столом было темно, и змеи осторожно играли, не привлекая внимания сослуживцев, которые сначала спрашивали, что за сумку я стал с собой носить, а потом привыкли, вполне удовлетворившись моим объяснением, что она для продуктов.

Дела мои заметно улучшились, я стал работать очень старательно, и начальник даже повысил мне зарплату. Чудак, вероятно, думал, что мои старания — это знак благодарности за его снисходительность.

Впрочем, мне это было без разницы. Не рассказывать же, что это из-за змей, вдохнувших в меня жизнь. Честно сказать, с того солнечного дня, у меня не было ни минуты плохого настроения, я стал жизнерадостным и улыбчивым, на зависть окружающим.

Мои змеи стали для меня ближе самых близких родственников. Я дал им всем имена, и они охотно на них отзывались, я ставил каждый вечер блюдце свежего молока у шкафа несмотря на то, что они никогда не отпили и глотка. Этим я давал им почувствовать, что их любят и заботятся о них.

В начале сентября я сделался совсем счастливым, потому как мне удалось расплатиться со всеми долгами и даже погасить тот жуткий кредит, оформленный на друга.

Надо сказать, друг очень тяготился своим положением фиктивного должника и даже перестал ко мне заходить, опасаясь, должно быть, какого-нибудь неосторожного слова.

И вот однажды я позвонил ему и сказал, что кредит погашен. И солнце дружбы вновь взошло над горизонтом отчужденности. Друг даже и не пытался скрывать свою радость. Он тотчас сообщил мне, что зайдет ко мне вечерком пропустить по стопочке и повспоминать старое доброе.

Был тихий теплый вечер, мы сидели и выпивали, мирно беседуя. Мои змеи спрятались, приученные сторониться незнакомцев. А потом друг заметил блюдце, стоящее у шкафа, и с удивлением спросил, для кого оно, зная, что у меня дома нет кошки. Я немного смутился, а потом после подумал, что, в сущности, скрывать мне нечего, а может быть, даже есть чем гордиться. И я сказал другу, что это блюдце для змей. Друг несколько искусственно рассмеялся моей шутке, а я хитро поглядел на него и позвал свою любимую Полосатку, названную так за красивые золотистые линии на шелковистой чешуе. Она тотчас выползла из-за шкафа и свернулась клубочком у моих ног. Я наклонился, осторожно поднял ее и обернул вокруг своей шеи, ласково поглаживая маленькую головку, а затем я заметил, что друг сидит неподвижно со странным выражением на белом лице. Впрочем, многие люди пугаются при виде змей, и я, решив, что для начала достаточно, опустил Полосатку на ковер, после чего она уползла обратно за шкаф.

После моего вопроса, как ему понравилась змея, друг почему-то тревожно огляделся, словно искал запасной выход, и невнятно пробормотал, что "змея ничего так себе", зачем-то попросил меня не волноваться. Разговор как-то сразу расклеился, друг вспомнил о какой-то встрече, назначенной на это время, и с излишней, как мне казалось, торопливостью ушел. Я немного расстроился, но вскоре забыл об этом, играя со змеями. И они были особенно веселыми и ласковыми в этот вечер.

То, что пропал запасной ключ от входного замка, я не заметил.

На следующий день подул резкий холодный ветер. Сухие листья летели с деревьев и шуршали под ногами.

В первый раз я не стал брать на работу большую сумку, опасаясь, что мои змеи простудятся. Я очень соскучился по ним, считал минуты, подгоняя неторопливое время.

Как я спешил домой, не замечая пронизывающего ветра! Скорее! К змеям! Как они там без меня? Наверно, лежат погруженные в тоску, мечтают о том, как я приду и назову их по именам.

Так и оказалось. Они лежали на ковре, грустно высунув свои маленькие раздвоенные язычки.

Я ворвался в зал и лег на ковер, выкрикивая их имена и смеясь, а змеи исполнили на моей груди радостный танец.

Я не слышал, как повернулся ключ и как в зал вошли большие белые люди. Я вырывался и кричал, когда они укладывали меня на носилки и стягивали мое тело ремнями. Мои змеи в страхе попрятались по своим тайным норкам, а я вопил и пытался кусаться. Вдруг что-то блеснуло и пронзило мне руку. Я вопил, но все тише, пока темнота не накрыла меня душным одеялом.

Очнулся я в комнате с мягкими стенами и запертой дверью. Мягкая постель лежала в углу, и я лежал на этой постели, тело мое было свободно, а окон не было, из-за чего я не мог определить день сейчас или ночь. В голове было тепло и мутно, а у постели дремали, свернувшись калачиками, мои змеи. И так спокойно и радостно стало у меня на душе, я называл их по именам, я целовал их маленькие головки, гладил теплую шелковистую чешую. А по щекам моим катились слезы, но вы ошибаетесь, если думаете, что я плакал от горя.

Это были слезы счастья. Любовь оказалась сильнее запертых дверей, сильнее белых людей и грубых ремней, стягивающих тело.

Я понял: что бы ни случилось, какой бы стороной ни повернулась ко мне жестокая жизнь, мои преданные змеи никогда меня не покинут. И никакие стены не смогут остановить тех, кто по-настоящему любит меня.

28.02.2004.

Уставший от снов

Моя жизнь была прекрасна. Воплощение мечтаний человечества. Мое небо всегда было безоблачным. Мое веселье — неисчерпаемым и утонченным. И не было минуты, чтобы бледность скуки разбавила своим молоком кофейный загар экзотических стран. Я даже не представлял, что означают такие слова, как голод, бедность, болезнь. Лучшие яства планеты были обычными для моего стола. Я никогда не считал своих денег, ибо не знал столь огромных чисел. А здоровье мое привело к тому, что, прожив, в сущности, не так уж мало, я не помнил ни одного случая лечения, кроме того как однажды смазывал йодом порезанный палец.