Мужчина & Женщина
Мужчина & Женщина читать книгу онлайн
Австрийский писатель, доктор юриспруденции Петер Розай (р. 1946) — автор более 20 прозаических произведений, двух поэтических сборников, многих пьес и радиопьес. Лауреат нескольких литературных премий.
«Мужчина & женщина» (1984) — история одного развода, маленькой частной трагедии, кусочком мозаики вошедшая в цикл «15 000 человеческих душ» — многоплановую панораму страстей и страданий современного общества. Этот цикл из шести книг создавался П. Розаем с 1980 по 1988 год и занял особое место в творчестве писателя.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
На все эти вопросы Сюзанна, если бы она не предпочла просто рассмеяться, ответила бы, пожалуй, так:
Я не люблю Мюрада, это было бы слишком пошло. Денег у меня достаточно. Но все же иногда он как будто стоит у меня перед глазами, смотрит долго и с какой-то упорной нежностью, так что я не могу отрицать, что он жив. Может быть, я хочу узнать его адрес только затем, чтобы дать пищу своему воображению; но уж всего моего воображения он не занимает никак. Он просто должен знать, что со мной надо считаться.
Не то, чтобы ей нравились такие игры, но она могла бы прибавить: Это немного похоже на записочку со словами: то, что написано на обороте — неправда! — А когда перевернешь листок, там читаешь: то, что написано на обороте — правда!
Хозяин дома жил в самой плохой квартире — на первом этаже, темная, сырая, тесная. С другой стороны, она подходила человеку, который не занимался ничем, кроме того, что подыскивал жильцов, наблюдал, как они живут, и пьянствовал.
Поздоровавшись, женщина сразу же начинает говорить о своем деле.
Хозяин отвечает:
Знаете, в последнее время с ним почти невозможно было разговаривать. Однажды я подарил ему бутылку коньяку. После того, как он упал на лестнице. Ему было плохо жить одному. Вы не хотите присесть? У меня почти никого не бывает. Может быть, что-нибудь выпьете?
У меня тоже никого нет.
Вчера он звонил: я должен пересылать его почту. Проще было бы через почтовое отделение! Может быть, он надеется, что Вы ко мне зайдете и узнаете его адрес. Мужчина никогда не бывает таким жестоким, как женщина.
Хозяин, он был одет по-домашнему, выдвигает ящик своего письменного стола и переписывает адрес Мюрада для женщины на листок бумаги. Сюзанна берет листок, благодарит и собрается уходить. Хозяину это совсем не по душе. Он разводит руками.
Вероятно, мы никогда больше не встретимся с этим человеком.
Во дворе Сюзанна собрала разбросанные игрушки и окликнула ребенка, который пытался поймать кошку под кустами калины. Потом они долго ехали по сельской местности — дома вскоре остались позади — по пустынным, прямым дорогам, где им время от времени встречались комбайны, похожие на чудовищ.
Недавно прошел дождь, и все вокруг было таким ясным и чистым, каким не было уже давно. Вдали над скошенными полями, замыкавшими горизонт, плыли вытянутые в одном направлении облака. Уборка урожая на полях почти закончилась.
На лице Сюзанны играла улыбка, потому что у нее было чувство, что и она собрала кое-какой урожай. Поля расстилались опустевшие, серовато-коричневые; и над ними мутное, пасмурное небо неопределенного цвета.
Очертания ландшафта казались размытыми.
Ты знаешь теперь, где Мюрад, спросил ребенок.
Да, он от нас далеко, ответила Сюзанна.
Ты этому рада, снова спросил ребенок, но она сделала вид, что не услышала. Бросив короткий взгляд на сидящего сзади ребенка, она увидела его округлившееся от задумчивости лицо.
Не грусти!
Она привыкла разговаривать с ребенком как со взрослым.
К середине дня они миновали пшеничные поля. По дороге ребенок старался зарисовать проносившийся мимо пейзаж. Он все рисовал на одном и том же листе бумаги, пока тот не покрылся пляшущими в пустоте набросками предметов, кронами деревьев, поворотами дороги, дорожными указателями.
Сюзанна думала о Мюраде и все время по-доброму: Он стоит у витрины и что-то рекламирует. Он сидит за столиком в кафе и никак не может подозвать официанта, который его не замечает. Склонив голову, он заводит свои наручные часы. Он вытягивает вперед руки и спрыгивает с какой-то низкой стены.
Мурашки от презрительной жалости: мой Мюрад.
Она видит полую, выскобленную до пустоты внешнюю оболочку из жестов и движений: Но что внутри? Мюрад?
Она словно вглядывается в темноту, из которой на мгновение высвечивается его лицо. Но это лишь немного светлой кожи с почти утратившими свой влажный блеск пуговками глаз и с омертвевшими волосами. Как будто бы сверху уже набросали землю, комья земли. И тьма, окружающая это видение, теплее и живее, чем оно само.
Это и есть я: эта шуршащая, лучистая темнота! — Все дело, значит, во мне, во мне.
Вот оно что, говорит она себе ободряюще, вот оно что!
Что, рассеянно, не отрываясь от своего занятия, спрашивает ребенок, который как раз в этот момент зарисовывает какой-то холмик.
Когда через некоторое время они останавливаются на уличной стоянке и ребенок показывает ей свое творение, она говорит с похвалой: Хорошо схвачено!
Ребенок, кажется, вот-вот рассмеется: местность выглядит совсем по-другому.
Он показывает на пейзаж за окном.
То, что ты нарисовала, было раньше, говорит Сюзанна, теперь это раньше — тут она запинается.
Как бы сильно ни хотелось ей в этот момент верить, что все прежнее прошло, прошло окончательно, она ведь знала, что это не так. Там, где они теперь ехали, чувствовалась близость воды, кругом свежая зелень. Недалеко от стоянки, за холмом, текла река, которая отсюда была еще не видна: они только слышали, как шумит вода. Блестящий и круглый, стоял перед ними холм, как будто предвещая им какую-то радость.
С вершины они обе смотрели на пойму реки и дальше, на поднимавшиеся вверх поля. Холмы и пригорки, казалось, двигались вперед и выглядели как косяк гигантских рыб. Их крутые бока были покрыты оболочкой из переливчатой зелени, словно пульсировавшей в выемках и на более темных участках. В других местах на оболочке были видны красноватые или желтеющие пятна: карьеры со щебнем. Если бы Мюрад был здесь!
Он только и умел, что мечтать, сказала Сюзанна.
Он здорово умел мечтать, возразил ребенок, лучше, чем ты.
Тут ты права.
Мы часто бывали в этих местах.
Сюзанна навзничь опрокинулась в траву и закрыла глаза. Тьма. Ребенок рассматривал ее лицо, пока жук, забравшийся ей в волосы, не отвлек его внимания. Вечером обе они были утомлены поездкой. Сюзанна хотела принять душ и переодеться. Ребенок был занят игрой, и только иногда слышался его тихий смех. Скоро Сюзанна уложит его спать. Несколько секунд она в нерешительности постояла перед открытым шкафом, перебирая пальцами стопку белья.
Наконец она стала одеваться. Ребенок смотрел на нее, уже лежа в кроватке.
Когда Сюзанна ушла, ребенок вылез из кровати и подошел к шкафу. От усталости девочку слегка пошатывало. Но она была полна решимости.
Альмут открывает шкаф. На дверце висит зеркало, перед которым одевалась Сюзанна. Альмут стоит так долго, от дверцы шкафа на нее падает тень. Ей зябко в одной ночной рубашке. Трудно сказать, что в ней происходит: Она не смотрится в зеркало, из-за которого ведь и была предпринята эта прогулка.
Она стоит неподвижно, упрямо уставившись на тихо поблескивающую поверхность, словно за ней скрыто какое-то обещание.
Я подолгу смотрел на Вас, сказал мужчина, а по ночам — на Ваш дом.
Как на луну, сказала Сюзанна, и мужчина засмеялся.
Мужчина был немного старше Сюзанны, или даже намного; по нему этого не было видно. Спортивная фигура, еще не состарившееся лицо. И все же что-то было не так: глаза.
У мужчины были глаза ящерицы. Они блестели в глубоких глазницах и только иногда мигали, когда мужчина был огорчен или удовлетворен.
У него были темные волосы; Сюзанна еще раз подняла на него глаза:
Да, он был намного старше, чем она.
Мы уже говорили: женщина была красива. Сейчас на Сюзанне было летнее платье с лямочками и к нему туфли на каблуках, вот и весь наряд: Но она действительно хорошо выглядела: Ее нежное, с прозрачной кожей лицо, которое умело становиться твердым. Ее глаза, искренние, ясные, со светлыми искорками; волосы, окаймляя лицо, спадали до плеч; это казалось расточительством, оттого что они вспыхивали красноватым светом, когда она поворачивала голову.
Но главное, что делало ее красивой, — это какая-то, словно вставленная в нее, стальная упругая струна, тонкая, тугая и сильная, которая то натягивалась в напряжении, то качалась вольно и упруго, как травинка на лугу.