Картер побеждает дьявола

– Значит, вы сами их придумали?

Внимание Картера вновь привлекло что-то интересное за плечом Старлинга – на этот раз огромный подсолнух.

Старлинг продолжил:

– Потому что Тёрстон [2] – я имел счастье присутствовать на его выступлении – тоже демонстрирует трюк с индийским канатом. А несколько лет назад я видел Голдина, [3] и у него тоже были два факира. Может быть, какие-то из ваших номеров…

– Нет, – резко отвечал Картер. – Вообще-то, полковник Старлинг, практически все иллюзии придуманы давным-давно. Дело в том, как их преподнести.

Старлинг не ответил – иногда полезнее промолчать.

– Другими словами, я не изобрел сахар и муку, но пеку вполне съедобный пирог.

– Значит, коллеги так же уважают вас за качество исполнения, как и тех иллюзионистов, которые придумывают собственные номера, – простодушно произнес Старлинг.

Картер сложил руки на груди, улыбнулся и подмигнул.

– В какой-то момент наш разговор ушел от президента

Гардин га.

– Виноват. Мне любопытны все виды надувательства. – Старлинг вытащил из нагрудного кармана визитную карточку, быстро оглядел ее и протянул Картеру. – Если еще что-нибудь вспомните…

– То позвоню.

Старлинг спустился к Гриффину и вместе с ним двинулся вниз, потом внезапно остановился и обернулся.

– Мистер Картер!

– Да?

– Президент ничего не говорил о тайне?

– О какой?

– Несколько людей сообщили, что в последние недели жизни президент задавал им вопрос… – Старлинг открыл блокнот и прочел: – «Что бы вы сделали, если бы узнали страшную тайну?»

В глазах Картера блеснул интерес.

– Как любопытно! Что бы это могло быть?

– Мы выясним. Спасибо.

Картер провожал агентов взглядом, пока те не спустились с лестницы и не сели в такси. Над озером теперь кружили несколько пеликанов. День выдался спокойный и ясный – прекрасный повод навестить своего друга Буру, или пройтись по парку, или выпить кофе в итальянской кафешке. Такси с агентами выехало на Гран-авеню. На Адамс-пойнт строилось несколько зданий, и такси пришлось обгонять грузовики с кирпичом, досками и трубами. Картер смотрел на машину, пока та не скрылась за поворотом.

Потом порвал карточку Старлинга и бросил клочки на лестницу.

С годами все люди делятся на две категории: тех, кто видел много, и тех, кто видел слишком много. Чарльз Картер, несмотря на молодой возраст – всего тридцать пять лет, – относился ко второму типу. Каждые полгода он пытался уйти на покой, хоть и понимал, что другой профессии у него нет. Однако фокусник, утративший интерес к жизни, долго не протянет. Ледок так часто делал ему внушения, что Картер мог бы сам их повторить, включая вкрапления на французском и на идиш: «Решай, Чарли. Выбери, жить или умереть, но перестань киснуть. Хватит мотать нам нервы».

Иногда Картер ходил на военное кладбище. После испано-американской войны, если солдат совершал самоубийство, на могильном камне изображали ангела, закрывшего лицо левым крылом. Однако в менее просвещенные времена надгробий вообще не ставили – самоубийц просто хоронили лицом вниз.

Шесть вечеров в неделю, порой дважды за один вечер, Картер изображал перед зрителями, что побеждает смерть. Ирония состояла в том, что он не хотел побеждать. Он мог по часу представлять, как лежит лицом вниз и будет лежать так вечно. Со времени войны он научился различать товарищей по несчастью, людей, которые видели слишком много: даже на вечеринках их можно было узнать по запавшим глазам, словно каждый понимал, что при взгляде в зеркало увидит всего лишь веселящегося идиота. Красноречивее всего была вымученная, неискренняя улыбка.

За час до начала заключительного представления в театре «Курран» Картер наблюдал за установкой оборудования. Внезапно появились агенты Секретной службы, исключительно опрятного вида молодые люди в одинаковых темно-синих пиджаках, черных брюках и начищенных до блеска ботинках – живой щит президента Гардинга.

Страна по-прежнему любила своего избранника. Из Вашингтона только-только начали просачиваться слухи, что наверху не всё гладко. Гардинг не скрывал, что окружает себя людьми, которые ему нравятся. А нравились президенту льстецы. В Вашингтоне он простодушно заявил корреспондентам: «Хорошо, что я не женщина. Я был бы постоянно беременным, потому что не умею говорить «нет».

Несмотря на явно избыточный вес и выпирающий живот, Гардинг по-прежнему выглядел представительно: смуглая кожа, жесткие седые волосы, густые черные брови и нос римского сенатора. Впрочем, внимательный наблюдатель с первого взгляда различал симптомы пресловутой слабохарактерности: несколько подбородков, чересчур влажные губы, мягкие вкрадчивые глаза. Многие, видевшие президента в последнюю неделю жизни, отмечали, что он сдал. Даже если не знать о навалившихся на него заботах, мешки под глазами говорили сами за себя.

Картер, которому нередко приходилось мгновенно составлять мнение о человеке, заметил еще более опасный симптом. Что-то подобное он видел в Новой Зеландии: попугай, эволюционировавший в среде, где нет природных врагов. Яркие беззаботные птицы утратили способность летать и ковыляли вразвалку, не ожидая ничего дурного. Когда появлялись люди и стреляли в стаю, уцелевшие птицы удивленно застывали на месте, уверенные, что произошла ошибка. Охотники без труда хватали их и убивали ударом о землю.

Гардинг шагнул к Картеру, на ходу протягивая руку.

– Очень, очень рад познакомиться с вами, сэр.

– Здравствуйте, господин президент.

Они обменялись рукопожатиями, и Гардинг чуть не подпрыгнул: в руке у него оказался букет тубероз.

– Для миссис Гардинг, – мягко произнес Картер.

Гардинг огляделся, словно спрашивая у своих спутников, прилично ли выразить восторг, потом воскликнул:

– Герцогинины любимые! Замечательно! Вот это фокус!

Влиятельным людям Картер всегда дарил живые цветы – по возможности из собственного сада. В середине лета его туберозы были прекрасны и благоухали.

– А теперь, думаю, нам стоит поговорить о моем возможном появлении на сцене. У меня есть мысль.

– Да?

– Вы, наверное, не знаете, но в детстве я очень любил показывать фокусы.

– Неужели?

– Давайте я расскажу про самые удачные.

Картер, изобразив улыбку, сосредоточился на умении задерживать дыхание и считать сердцебиения. Дождавшись, когда Гардинг закончит, он сказал:

– Давайте подумаем.

Гардинг подался вперед и зашептал:

– Говорят, сегодня в представлении участвует слониха. Мне можно ее увидеть?

Картер замялся.

– Вас я провести могу, но не ваших помощников. Она в тесном помещении, толпа может ее напугать.

Гардинг повернулся к агентам Секретной службы, те отрицательно покачали головой. Президент оттопырил нижнюю губу.

– Видите, Картер? Мало радости быть великим!.. – Он погрозил агентам пальцем. – А теперь слушайте. Я пойду смотреть слона. Ведите, Картер.

Раздув щеки, как будто протащил через Конгресс новый акциз, Гардинг прошел за портьеру, которую придержал ему Картер. Они рядом двинулись по узкому коридору.

По пути им попался Ледок. Он вежливо кивнул президенту и постучал по часам.

– Времени не так много, Чарли.

– Спасибо.

– Бумажник при тебе?

Картер потрогал задний карман брюк.

– Да.

– Хорошо. Всегда бери с собой бумажник на сцену.

Гардинг хохотнул. Видимо, тишина действовала на него угнетающе, во всяком случае, по дороге он успел рассказать, что никогда не видел слона вблизи, хотя во время недавней экскурсии в Йеллоустонский парк кормил с руки медведицу с медвежонком. Он описывал свою плохо организованную поездку на ферму по разведению лам, когда Картер отодвинул высокую бархатную портьеру.

– Господи!

Они оказались в нешироком, но высоком загоне, отделенном от остального театра звуконепроницаемыми перегородками. В загоне стояли две клетки, одна со слоном, другая со львом. Животные были совершенно одни, никто за ними не присматривал. Слониха ела сено. При виде Картера она дважды топнула по полу, тот в ответ погладил ей хобот. На голове у слонихи был убор, расшитый стразами и блестками. Прежде чем подойти к слону, Гардинг мельком взглянул на Малыша.