Ошибка президента

ОШИБКА ПРЕЗИДЕНТА

Пролог

Поезд пришел рано. Леха собрался было взять такси, но потом передумал. Трамваи, слава Богу, уже ходили, а ему было приятно после долгой отлучки возвращаться в родной город постепенно и не спеша. Полупустой вагон покачивался на поворотах, и мало спавший ночью Леха задремал.

– «Площадь Борьбы», «МИИТ» следующая! – неожиданно громко выкрикнула кондукторша. Леха открыл глаза и обомлел перед ним сидел здоровенный, толстомордый негр!

– Миру мир! – сказал негр и захохотал.

«Фестиваль! – догадался Леха. – А язык-то красный, как cnexfnmу людей», – с удивлением отметил он про себя и невпопад ответил недавно выученной фразой:

– Хинди-руси пхай-пхай!

Без всякого удовольствия Леха подумал, что и сам он в этом шикарном костюме и с новым кожаным портфелем похож на фестивального делегата. Настроение испортилось.

В утренней тишине в трамвайный перезвон все время врывались идиотские новые песни. С одного конца слышалось:

Молодость всего земного шара

Мы зовем сегодня за собой.

Мир, мир, мир, мир! –

Вот девиз наш боевой.

А на другом отзывалось:

Дети разных народов,

Мы мечтою о мире живем,

В эти грозные годы

Мы за счастье бороться идем…

Все стало на свои места, только когда на кругу Леха спрыгнул с подножки пятидесятого трамвая. Выпуклые окна (делали такие до революции) десятого корпуса пускали солнечные зайчики. Дома. Стало безудержно весело. Он сорвал с клумбы яркий красный цветок и воткнул его в петлицу пиджака.

– Извини, – сказал он взиравшему сверху строгому памятнику Вильямсу и зашагал к пруду. Впрочем, размышления довольно быстро согнали с его лица беспечную улыбку.

Пройдя лодочную станцию, Леха тормознул и внимательно смерил взглядом высокий дощатый забор, потом решительно толкнул незапертую калитку.

Здоровенный пес Волчара, получивший такую кличку за отвращение к пустому лаю, бросился было на него с рыком, но, узнав, радостно завилял хвостом; чувство собственного достоинства помешало псу выразить свои чувства более открыто. В колено Лехе ткнулся козленок и приветственно заблеял. Он потрепал его безрогую головку и опять огляделся.

Все по-прежнему: слева козий хлев, дальше огромный сарай с сеновалом, поленница, справа – аккуратный огородик на пару соток, под яблонями стол с двумя скамейками, а за ним на самом берегу пруда довольно большой, но обветшавший дом.

На открытом окошке стояла «Ригонда», из нее несся бодрый, размеренный голос Левитана: «Подходит к концу всемирный форум молодежи. Гостеприимные и хлебосольные жители нашей столицы рады приветствовать юношей и девушек из ста тридцати одной страны планеты. К нам приехали студенты и крестьяне, докеры и шахтеры, рыбаки и учителя. Независимо от обычаев и цвета кожи всех нас объединяет…»

Хозяин спиной к калитке плескался у рукомойника.

Леха неслышно подошел ближе, присел за столик, закурил и только после этого вполголоса позвал:

– Попердяка!

Тот вздрогнул и обернулся.

– Алай? – Растерянность на его лице быстро сменилась наигранным весельем. – Леха, друг, сколько лет, сколько зим!..

«Делегаты Ассамблеи Всемирной федерации демократической молодежи вскоре соберутся в столице социалистической Украины. «Молодежь, объединяйся! Вперед за прочный мир!» – начертано на знамени этой организации…» – продолжал басить Левитан.

– Славик, выруби эту лабуду!

– Я погоду хотел дождаться, – каким-то извиняющимся тоном пробормотал Славка, но послушно захромал к окошку и выключил радио. – Ну, привет. Эким ты фраером вырядился. Давно в Москве?

– Привет-привет, – холодно пробасил Леха. – Костюмчик я вчера в Ярославле справил, вот видишь, и портфель в придачу дали. С вокзала сразу в твой шалман; не выспался, сам понимаешь. «И на поезде, в мягком вагоне…» – пропел он. – Так что пойду у тебя на сеновале малость покемарю. И вообще, денек-другой перекантуюсь. Не возражаешь?

– Да ты что в натуре!

– Ну вот и отлично. Да похавать организуй, ты ведь при деньгах небось: как-никак – «Всемирный форум», «посланцы дружбы», – Леха кивнул в сторону «Ригонды», – по ширме бегать самая маза.

– Сей момент! Какие проблемы между корешами! – все с той же деланной радостью ответил Славка и пошел в дом: – Мать, пожрать сгоноши! Крестник твой приехал!

– Нет, кореш, лабуду порешь. Кой-какие проблемы есть… – тихо процедил ему вслед Леха.

В окошке появилось худое, морщинистое лицо старушки:

– Ленечка! Вернулся! Слава тебе Господи! А я как раз вчера баранинки достала! Счас я ее с чесночком, как ты любишь!

Баранинки Леха дожидаться не стал, перекусил вчерашней молодой картошкой с козьим молоком.

– Как тут дела? – спросил он провожавшего его на сеновал Славку.

– Все путем. Тишина и нет конвоя. Бригадмил, правда, лютует по случаю фестиваля. Жорка, брательник твой двоюродный, всю дорогу у меня кантуется; подрос, в люди выходит. Так что подпасок у тебя будет стоящий.

Леха спал чутко; обыденные звуки доносились до его сознания и вплетались в сновидения. Снился высокий берег Печоры, на который почему-то надо было затаскивать приготовленный к сплаву лес. Бревна артачились и блеяли по-козлиному. Зонный барин, почему-то исполнявший обязанности рядового вохровца, бренчал на гитаре и с издевкой покрикивал: «Хватай больше, кидай дальше, отдыхай, пока летит!»

Вдруг послышался какой-то шорох, и Леха мгновенно вскочил.

– Леха? Ты здесь? – Это был Жорка, двоюродный брат; войдя с яркого солнца в полутьму сарая, он растерянно жмурился, но ничего не видел.

-Ну, здорово, брательник! – подскочил к нему Леха и обнял. – Какой вымахал-то! Семилетку кончил?

– Не-а, переэкзаменовка на осень… – неохотно признался Жорка.

– Ну, бугай бестолковый – вырос, а ума не вынес! Ладно, определим тебя к делу! – Леха присел на приступок дверного проема, достал пачку «Красной звезды» и похлопал себя по карманам в поисках спичек.

Жорка восторженно оглядывал его.

– Ща принесу! – Он вприпрыжку побежал к дому.

Спички он взял у худощавого парнишки, сидевшего за столиком спиной к Лехе и небрежно перебиравшего струны гитары.

– Кто такой? – спросил Леха вернувшегося брата.

– Костька, корешок мой. Законный пацан! Сосед – в Горелом доме живет. Мы с ним раньше за одной партой сидели, а как смешанные школы сделали, его в шестьсот вторую перевели, в женскую. Он меня по географии готовит.

– Ну дела… – хмыкнул Леха, – Была здесь «малина», а теперь – заочный институт! Школа рабочей молодежи – и Попердяка классный руководитель, так, что ли?

– Так ведь переэкзаменовка – чего ж делать-то… – извиняясь, промямлил Жорка, – но мы с ним вообще дружим. Вот в карты играем, – как-то невпопад добавил он растерянно.

– Много продули?

– Ты что! Мы на лапу играем, – приободрился Жорка. – На пляжу фраеров много, а Костька колоду зарядил – будь спок! И передергивает отлупно.

– Во что играете?

– Во что придется – в секу, в буру, в очко, в козла даже… За эту неделю на рыло по две тысячи вышло.

– Да ты миллионер! Одолжи братцу штуку!

– Я свою долю Костьке отдал.

Леха удивленно вскинул брови.

– Понимаешь, ему башли позарез нужны, много. То есть не ему, а отцу его. Костька узнал и говорит: «Надо батю выручать».

– Проворовался, что ли, папаня?

– Ты что, он профессором работает!

– Что ж это у профессора монеты не хватает? На дачу копит?

– Не знаю. И Костька не знает. Он просто сказал: «Отцу помочь – дело святое».

– Ну что ж, Костька твой молодец, а папашка его, видать, лопух.

– Не, пахан у него – мужик что надо! Книжки мне дает.