Утраченная твердь

Отец Мулхолл был высокий жилистый человек пятидесяти девяти лет с седыми волосами. Две овчарки последовали за ним, когда он ушел смотреть книги. Как только он вернулся, они вновь расположились у его ног. Комната была холодная, почти без мебели, а ковер на полу такой тонкий, что сквозь него чувствовались доски.

— Вот, есть блаженная Розалина из Вилленев, — сказал отец Милхан, переворачивая страницы. — Блаженная Роза Венерини. Или святая Роза из Лимы. Святая Розалия. Роза из Витербоу.

— Думаю, это она и есть. Определенно она сказала только Роза.

— Может, тебе просто приснилось. День был жаркий?

— Это был не сон.

— Было уже поздно? Может, ты перепутал ее с тенью?

— Поздно было во второй раз. В первый — сразу после полудня.

— Почему ты пришел ко мне?

— Потому что вы должны знать о святых.

Отец Мулхолл вновь выслушал историю о том, как женщина, назвавшая себя Святой Розой все это время не оставляла мальчика в покое, как она становилась все сильнее и сильнее, пока приближались июльские праздники, а в сам этот день стала сильной настолько, что он больше не смог молчать — сказал мальчик.

— О чем не мог молчать?

— О том, что поцелуй был святым.

Все объяснялось тем, что мальчик тронулся. Еще один мальчик с навязчивой идеей в этой странной семье.

— Почему бы тебе не попросить совета у своего священника? Мистер Катчен, насколько мне известно, твой зять.

— Он сказал, чтобы я делал вид, будто ничего не случилось.

Отец Мулхолл ничего на это не ответил. Он проводил Милтона до дверей прихожей. Он чувствовал себя оскорбленным этим визитом, но не подавал вида. Почему святая его церкви решила явиться протестантскому мальчику, когда вокруг столько католиков, особенно здесь, в графстве, где их большинство. Неужели недостаточно, что каждый год двенадцатого июля все эти фермеры съезжаются за несколько миль только для того, чтобы промаршировать через их поселок и показать свое превосходство? Неужели этого мало, и потребовалась еще какая‑то святая? Каждый год двенадцатого июля протестанты заставляют людей прятаться в домах, из‑за них поселок вымирает. Их громкое присутствие служило каждый год напоминанием, что за пределами этого маленького графства находится сила, которая их питает. Отец мальчика поздоровается с тобой, если встретит на улице, может даже поговорить о всякой ерунде, облокотившись на калитку, но ты никогда не знаешь, что он бросит тебе вслед, как только ты повернешься к нему спиной. Его сын, живущий в Белфасте, помашет тебе при случае рукой, но, кто знает, может, он потом смеется над тем, что поприветствовал попа. Ходят слухи, что Гарфилд Лисон причисляет себя к протестантским гангстерам, и кто знает, где найдут применение его профессиональные навыки мясника, когда придет время.

— Я подумал, может, она иностранка, — сказал Милтон. — Не знаю почему.

Два алых пятна вспыхнули на впалых щеках отца Мулхолла. Сдерживать гнев становилось все труднее; он боялся выдать себя, если заговорит. В полном молчании Милтону было указано на дверь.

Вернувшись в гостиную, отец Мулхолл включил телевизор и уселся перед ним со стаканом виски в руках; собаки спали у ног. «Это невероятно!» — воскликнул ведущий программы, аплодируя акробату, на пальце у которого балансировала женщина. Отец Мулхолл тоже удивился, как такое может быть, и скоро передача увлекла его гораздо сильнее, чем раньше, когда никакие протестантские мальчики еще не приходили к нему с визитами.

Мистер Лисон старательно вычищал тарелку коркой хлеба, собирая кусочки бекона и остатки темного пудинга. Милтон сказал:

— Она пришла с дороги.

Не особенно вникая, мистер Лисон ответил, что в сад время от времени забредают подозрительные личности. Не часто, но надо знать, что они из себя представляют. На замок все равно не закроешь.

— Не стоит волноваться из‑за такой ерунды, сынок.

Миссис Лисон покачала головой. Дело не в этом, объяснила она; Милтон говорит не о том. Краска сошла с ее лица. Милтон хочет сказать, что разговаривал в саду с папистской святой.

— Это был призрак, — сказала она.

Маленькие глазки мистера Лисона внимательно разглядывали сына. Стюарт, как его всегда учили, поставил маленькую тарелку поверх большой, а сверху водрузил вилку и нож. Он громко рыгнул, но к его удивлению, никто не сделал ему замечания.

— Я спрашивал у отца Мулхолла, кто такая святая Роза.

Миссис Лисон беззвучно открывала и закрывала рот. Ей вдруг показалось, что она сейчас закричит. Мистер Лисон спросил:

— Зачем все это, сынок?

— Я должен рассказать людям.

Стюарт попробовал заговорить, пытаясь булькающими звуками добиться, чтобы его тарелки, вилку и нож отнесли наконец в раковину. Этому его тоже учили, а он всегда старался быть послушным. Но сегодня никто не обращал на Стюарта внимания.

— Ты хочешь сказать, что ходил к католическому священику? — переспросил мистер Лисон.

— Ты не мог войти в его дом, Милтон.

Миссис Лисон смотрела на него неверящими глазами, но Милтон кивнул. Он сказал, что Герберт Катчен велел ему молчать, он старался изо всех сил, но не смог. Он объяснил, что в тот день, когда они шли маршем, он говорил с зятем, пока они стояли вдвоем у живой изгороди, а потом пошел домой к отцу Мулхоллу. Он сидел у него в гостиной, пока священик искал святую в книге.

— Кто‑нибудь знает, что ты ходил к священнику домой, Милтон? — мистер Лисон перевалился через стол и не мигая смотрел на него округлившимися глазами. — Кто‑нибудь тебя видел?

— Я не знаю.

Мистер Лисон жестом приказал Милтону встать и подойти ближе, поднялся из‑за стола и раскрытой ладонью ударил его по щеке. Потом еще раз. Стюарт возбужденно заскулил.

— Отнеси посуду в раковину, Стюарт, — сказала миссис Лисон.

Тарелки с лязгом опустились в мойку, из крана полилась вода, чтобы Стюарт мог помыть руки. Щека Милтона полыхала, из носа текла струйка крови.

К просьбе Герберта Катчена о том, чтобы услышанное им на поле не стало известно жене, отнеслись с должным уважением. Но когда эту тему затронули во второй раз, он понял, что дальше утаивать бессмысленно. Во время воскресного визита к родителям жены, когда мистер Лисон ушел посмотреть, как идет дойка, а Эдди с матерью стали выкладывать из больших горшков прошлогоднее сливовое варенье, чтобы Эдди могла забрать его с собой, они с Милтоном вышли во двор. В машине, за время короткой, всего в четыре мили, дороги он пересказал Эдди содержание разговора.

— Ты хочешь сказать, что он собрался проповедовать? — Брови ее поползли вверх, и она в неподдельном изумлении затрясла головой.

Он кивнул. Милтон упоминал в разговоре дядюшку Лисонов Уилли. Он сказал, что ему не понадобятся ни тексты, ни писание, ничего похожего.

— Нет, это не Милтон, — запротестовала Эдди, на этот раз тряся головой еще сильнее.

— Я знаю.

Он пересказал ей признание брата во время июльского праздника. Он объяснил, что не говорил ей об этом раньше, потому что был уверен — ему удалось пробудить в Милтоне здравый смысл, а в этом случае лишние упоминания ни к чему.

— О, Небо! — Воскликнула Эдди, и рот у нее так и остался изумленно открытым. Человек, за которого она вышла замуж, никогда раньше не имел склонности к шуткам, в особенности, к розыгрышам. Помыслы Герберта простирались в сторону совершенно противоположную царству юмора. Но даже зная это, Эдди не поверила, и сомнения очень быстро переросли в уверенность, что этого не может быть. — Ты ведь шутишь, правда?

Не сводя глаз с дорги, он покачал головой. Они не знали ни о визите к католическому священнику, ни о сцене на кухне, которая закончилась оплеухой. Родители Эдди, уверенные, что им удалось, пусть даже такой ценой, достучаться до разума Милтона, хранили молчание, разделяя точку зрения Герберта Катчена, что о подобных вещах лучше не вспоминать,.