Визит

И вдруг его отпустило. Снаружи, на крыльце, послышались тяжелые шаги. Кто-то грузно поднимался по ступенькам и дергал за кольцо. Он знал, кто это. Он быстро соскочил с кровати, пробежал через комнату в переднюю и в дверях столкнулся с пьяным отцом.

Отец едва стоял на ногах.

Он хватался за косяк, прижимаясь к нему лбом.

Он тяжело дышал, стонал. И вдруг у сына снова вспыхнул гнев. Потом схватил отца за руки, оторвал от двери и с силой столкнул с лестницы. Отец падал тяжело, вскрикивал и катился вниз по откосу до самого ручья.

Сын немного постоял босой на холодных, замерзших, заснеженных ступеньках, глядя вниз, куда должен был свалиться отец. Ни движения, ни звука. Он закусил нижнюю губу и вошел в дом. Дверь он не закрыл.

В кухне он достал из буфета поллитровку рома и выпил, не переводя дыхания. Потом вслепую дотащился до кровати, повалился и заснул. Утром разбудил его крик.

Мать вбежала в спальню плача, дергаясь всем телом.

— Самко, Самко! — кричала она.

Он сел, замотал головой. Голову ломило, в ушах стоял звон, глаза не открывались. Но руки и ноги повиновались ему, и он даже не дрожал.

— Что случилось? — спросил он тихо.

— Отец замерз.

Само быстро оделся, обулся, вышел на крыльцо и увидел, что около ручья вокруг мертвого тела собралась толпа. Он смотрел на них молча. Мать тронула его за плечо. Он обернулся к ней.

— Все будет хорошо, мама! Не бойтесь, все будет хорошо, — сказал он и стал спускаться по лестнице к отцу. Только теперь сердце его стало бешено колотиться.

Снег так ярко сверкал на солнце, что он зажмурился.

И продолжал спускаться по берегу вслепую. И когда увидел отца, он вздрогнул.

Он вздрогнул и перестал храпеть. Сел. Протянул руку к Пулле, который тоже проснулся. Луна повисла над ними угрожающе, точно желтая лопата.

— Что такое? — спросил Пулла.

— Ты ничего не слышал?

— Нет, я заснул.

— Я тоже, — сказал Ярнач, — но что-то меня ведь разбудило…

— А что? — спросил Пулла.

— Да я не знаю, — ответил Ярнач, — право, не знаю, да только я думаю…

Он не договорил. Потому что увидел, как по лугу кто-то бежит к ним. И Пулла увидел.

— Это Петрин, не стреляй.

Петрин точно услышал их и зажег на минуту фонарик. А когда добежал до них, то задыхался.

— Мать вашу! — набросился он на них. — Что ж вы не стреляли? Да тут целое стадо прошло!

Ярнач и Пулла искоса переглянулись и тут только все поняли. Один виновато засопел, а другой закашлялся.

— А ты чего же, ты-то чего не стрелял? — спросил Пулла.

— Да я заснул, — признался Петрин.

— Вот видишь, и мы тоже, — сказал Пулла.

— Куда же они побежали?

— Да вот тут, повыше вас да и выше меня. Совсем немного, — отвечал Петрин. — Передо мной только мелькнули хвосты последних, но, пока я схватился за ружье, они исчезли… Ну, уж если они никуда не свернут, то прямо наткнутся на тех троих…

Не успел он и договорить, как из-за холма, именно оттуда, где залегли Палицан, Леник и Эминко, раздались залпы. Сначала два, потом три, четыре, десять выстрелов раздались в ночи.

Пулла, Ярнач и Петрин переглянулись. Они не произнесли ни слова, не пошевелились, точно вросли в землю. Стрельба уже давно прекратилась, а они так и стояли. То ли ждали чего, то ли стыдились, то ли завидовали…

— Ну и положеньице! — первым заговорил Пулла.

— Это все из-за вот этой луны, — откликнулся Ярнач. — Это вот она нас усыпила!

Он схватил ружье и давай остервенело стрелять в луну. И стрелял, пока не кончились патроны.

— Ты что, рехнулся, дурень? — стал кричать на Ярнача Пулла. — Луне он мстит. Не надо было спать.

Ярнач злобно швырнул ружье в сено.

— Точно малые дети, — корчился от смеха Петрин. К нему присоединились и остальные.

— Ну, доставай свое вино, — сказал Ярнач Пулле. — Выпьем и пойдем смотреть, что добыли те трое.

— Есть и у меня бутылочка, — признался Петрин.

— Давай, — потребовал Ярнач.

Они уселись, выпили, поохали.

Когда стало светать, они забросили за спину рюкзаки, взяли ружья и стали подниматься на холм к трем счастливцам.

— И сохрани вас бог проговориться, что с нами случилось, — пригрозил Петрин.

— Сохрани бог, — сказал Пулла.

— Еще чего, — сказал Ярнач. — Чтоб нам сквозь землю провалиться!

И они прибавили шагу.

Когда они перевалили гору и стали спускаться в долину к картофельному полю и ручью, они услышали в кустах шум. Они остановились, прислушались. Тонкий визгливый смех Эминко раздался там.

— Черти, уже забавляются, — с завистью сказал Петрин. — И кто мне не давал тут остаться?

— Ладно, не мудри, — остановил его Ярнач. — Ты сам хотел туда идти…

Петрин только рукой махнул.

Вскоре они подошли к удачливым охотникам. Те допивали вино, пели песни. Встретили их со смехом, радостно, потому что нет человека счастливее охотника, который убил зверя.

— Сколько вы? — спросил несмело Петрин, когда те трое немного успокоились.

— Угадай, — сказал Эминко.

— Двух?

— Ха!

— Трех?

— Скажешь тоже!

— Так сколько же? Говори, — рассердился Петрин. — Говори, не дразни!

Трое счастливцев расхохотались. Потом замолчали.

— Три штуки лежат здесь недалеко, — ответил Палицан, наливаясь гордостью от своих слов. — И не меньше двух отбежали повыше к ручью. Крови кругом, точно свечек на празднике всех святых…

— Не врешь? — не удержался от удивления Петрин.

— Ей-богу, — подтвердил Леник, — а вы?

— Мы? Ну, мы… — ответил Петрин упавшим голосом. — Мы их и вовсе не видели…

— Как же так? — удивился Эминко. — Вы же стреляли.

— Да это так, в белый свет, как в копейку.

Трое счастливцев посмотрели друг на друга, пожимая плечами.

— А теперь за работу, мужики! — стал приказывать Палицан. — Мясо будем есть все вместе!

— Надо собак пустить, пока след горячий…

Горячий ужин благоухал под носом у Ярнача. Мать принесла хлеб и остановилась рядом с сыном.

— Ты, говорят, в луну стрелял, разбойник эдакий, — сказала мать сыну.

— А кто это вам сказал?

— Кто сказал, тот сказал, — ответила мать. — Но ты мне поверь, добром не кончится, если будешь таким своевольным, как отец!

Ярнач отложил ложку, хотя есть еще не кончил. И выбежал в сени. Всей тяжестью он оперся о косяк и всхлипнул.

И первый раз в жизни ему по-настоящему полегчало.

Он вернулся на кухню, сел за стол, взял ложку и стал есть. И когда сделал первый глоток, то снова почувствовал себя счастливым.

Мать подошла к окну, посмотрела на луну и вздрогнула. Она стала торопливо опускать штору.

— Надо закрыть окно, — сказала мать. — А то она сюда смотрит.

Из книги «Трижды улыбающийся любимчик»

ТРЕТЬЯ ОХОТА, ИЛИ ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ МАЛИНЦА?

В сентябре, когда так легко вдыхать прохладный горный воздух и таким близким кажется желание осуществить свои надежды, солнце заходит около шести.

После целого дня работы на картофельном поле и на строительстве нового дома шурин зашел за Марако.

— Ну что, пойдем? — спросил он.

— Куда?

— Как куда? — Шурин развел недоуменно руками. — В лес, конечно, на охоту.

Марако глубоко вдохнул воздух, наслаждаясь запахом розмарина.

— Пойдем, — согласился он. — Вдвоем, что ли?

— И кум придет, — сказал шурин. — Одевайся тепло, спать будем в сторожке или в сенном сарае. Сейчас пять часов, — взглянул он на часы, — в полседьмого я тебя кликну.

Марако сперва напился молока прямо из подойника, потом перерыл весь хлам в дедовском доме. Он нашел и теплые сапоги, и длинные отцовские подштанники, и старый свитер, и подбитую мехом куртку. Он оделся, обулся; в потертый, когда-то синий рюкзак он положил кусок сала, две буханки хлеба, головку чесноку и соду, потому что знал: после вечерних посиделок, если он немножко выпьет, у него может начаться изжога. Он положил еще в рюкзак длинный, остро отточенный нож и электрический фонарик. Потом остановился посреди кухни, подумал: в таком наряде не то, что на охоту, а и прямо в рай можно отправляться. Отец, который до той поры молча наблюдал за ним, вышел. Однако сразу же вернулся улыбаясь.